Любовный детектив - Устинова Татьяна

Меж тем все участники завершившегося побоища стали очевидцами истинного любовного союза. Адонис – не поверженный и трясущийся, а другой, взаправдашний – бережно поднял прекрасную румынку, истово расцеловал и зарылся губами в ее локоны, повторяя:

– Марица! Марица! Как же я так?..

– Не казнитесь, сударь, – обратилась к нему Анита. – Все закончилось благополучно. Давайте-ка свяжем этих прохвостов, пока не разбежались. Как вас, кстати, зовут?

– Георгий Михайлович.

– Ольшанский?

– Да… Откуда вам ведомо?

– Секрет Полишинеля… – Она усмехнулась и оторвала от рукава висевшую на двух нитках манжету. – Ваша история в общих чертах мне известна, но было бы любопытно услышать ее целиком.

– Мне тоже, – не вытерпел Максимов, которому осточертело присутствовать здесь на правах ничего не ведающей марионетки. – Что все это значит, черт возьми? И кто эти люди?

Он ткнул в сторону нахохлившихся пленных.

– Ах да! – Анита наконец явила милость и снизошла до пояснений. – Перед тобой актеры крепостного театра помещиков Ольшанских. Твою Афродиту на самом деле величают Прасковьей, а Адониса – Кузьмой. Я больше чем уверена, что за надлежащее выполнение задания им обещана вольная. Иначе б они так не усердствовали.

Она коснулась ссадины на подбородке.

– А этот? – Максимов поддернул за шиворот очухавшегося генерала-разбойника. – Тоже крепостной?

– Нет. Это родной брат госпожи Ольшанской. Имя и отчество подлинные, а фамилия… Собственно, какая разница? Насколько могу судить, он и правда был когда-то военным, это подтверждают выправка и умение обращаться с оружием. Но на генерала все-таки не тянет.

– Не послушалась меня Наталья, – процедил Юрий Антонович сквозь зубы. – Было у меня предчувствие, что с вами неприятностей не оберешься…

Настоящий Ольшанский, тот, который Георгий Михайлович, подвел к Аните и Алексу свою румынку, и она неуклюже исполнила что-то вроде реверанса.

– Это моя невеста, – представил он ее с трогательностью в голосе. – Все, чего мы жаждем, – быть вместе. Но нам мешают.

– Остолоп! – свирепо пробурчал лжегенерал. – На что надеешься? Никто тебя с этой чернавкой не обвенчает. При законной-то супружнице…

– Что-о? – взревел Георгий Михайлович и вырвал у Максимова ятаган. – Извольте встать и защищаться! За оскорбление вы мне заплатите кровью!

Ряженый не шелохнулся и посмотрел с безразличием.

– Бросьте вы его, – попросила Анита вспыльчивого жениха. – Он уже отвоевал. А наша баталия еще продолжается. Пора ставить точку.

…Переодевшись и второпях сполоснув измазанное глиной лицо, Анита в сопровождении Алекса отправилась в особняк с атлантами и кариатидами. Им открыл слуга в косовортке, проворчал неприветливо:

– Кого нать?

– Позови барыню, милейший, да поживее, – потребовал Максимов.

– Барыня почивать изволят. Не велели будить.

– Хорошо, – согласилась Анита. – Тогда, как проснется, передай, что своего братца она получит в полиции. Кстати, ее показания тоже потребуются.

Мужик захлопал зенками, а по мраморной лестнице уже спускалась, мелко переставляя ноги в замшевых пантуфлях, госпожа Ольшанская.

– Вы?! – воззрилась она на пришедших. – Вас выпустили?..

– Считайте, что так. – Анита смерила ее взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. – Никакой оспы у Алекса не было, и вам это известно. Что вы подмешали нам в еду?

– Вы бредите! – Наталья Гавриловна изобразила возмущение. – Мы сидели с вами за одним столом, ели то же самое!

– Это да. Но я подметила, что африканский огурец положили только нам с Алексом. Я едва притронулась, а Алекс умял свою порцию полностью. Это ведь очень редкий плод, так? Вероятность, что мы его никогда не пробовали и не знаем вкуса, была почти стопроцентной. Так что вы вполне могли вымочить его в какой-нибудь гадости, которая вызывает реакцию, похожую на признаки оспы.

– Я об этом не подумал, – признался Максимов, восхищенный проницательностью Аниты. – Но для чего это понадобилось?

– Схема, если вдуматься, логичная. Требовалось запереть тебя в изолятор. Есть эпидемия оспы, распоряжение властей насчет карантина. Оставалось подкупить Рахима или кого-то еще из персонала и договориться, чтобы тебя поместили не абы куда, а в торцевую комнату с видом на холм и луг.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Зачем?!

Анита переглянулась с Ольшанской, чье румяное лицо на глазах теряло краски и бледнело.

– Сами расскажете? Нет? Тогда я… Видишь ли, Алекс, у Натальи Гавриловны не сложилась личная жизнь. Первый муж скончался от чахотки, второго… к слову, он как раз и был генералом от инфантерии… сразила шальная пуля на Кавказе. Нет у нее и сына Васеньки – это выдумка. Пребывать к сорока пяти годам в статусе бездетной дважды вдовы – та еще фортуна… Но на ее пути возник Григорий Михайлович Ольшанский, с которым мы сегодня имели честь познакомиться. Статный красавец, лет на пятнадцать моложе. Допускаю, что с его стороны имела место корысть, ибо имение у Натальи Гавриловны и впрямь богатое. Так или иначе состоялась свадьба, семейное счастье длилось года полтора, а потом Григорий Михайлович, будучи профессиональным этнографом, уехал в командировку в Румынию – собирать фольклор. И не вернулся.

– Не вернулся? – переспросил Максимов. – Это как?

– Отыскал себе зазнобу. Пусть и крестьянского происхождения, зато по летам, невинную, очаровательную… Да ты ее видел. Наталья Гавриловна ждала-ждала, письма писала, а на них – ни ответа ни привета. Обеспокоилась, отправила гонцов, они все разведали и доложили, что ее муженек сошелся с некой Марицей, живущей на хуторе близ Констанцы, и пребывает с ней в довольстве и неге. Так как ее родители на брак не соглашались… а по мне, просто набивали цену, желая продать ее повыгоднее… Григорий Михайлович поселился отдельно, слился, если можно так выразиться, со средой, зарабатывал учительством, а свободные минуты проводил со своей… как ты ее назвал?.. Афродитой?

– Не ее, а другую, – бормотнул сконфуженный Алекс.

– Не суть. Наталья Гавриловна воспылала гневом и в приступе неистовства придумала чудовищный план, как устранить разлучницу и вернуть любимого.

Пышные ланиты Ольшанской сделались белыми.

– Откуда вы все это взяли? – задребезжала она, шевельнув пересохшим ртом. – Что за чушь!

Ее зрачки заполыхали огнем, она стиснула холеные пальцы – вот-вот набросится.

Но Аниту нелегко было вывести из равновесия.

– Вы привезли сюда столько дворни… Моя служанка Вероника – а глаз у нее наметанный – вычислила самых болтливых, они ей все и выложили. А я тем временем расспросила хуторян относительно Григория Михайловича и Марицы. Общая картина вырисовалась ясно, а прочее несложно было достроить дедуктивным методом.

– И что же вы достроили?

– А вот что. Вы отправили своих верных людей – актеров-самоучек – разыграть перед Алексом водевиль. Было очевидно, что, запертый в карцере, он волей-неволей станет глядеть в окно. А там – восхитительное действо в духе Дафниса и Хлои. Надобно признать, что свои сценические этюды они разыграли отменно. Правда, Алекс?

Максимов промычал что-то невнятное. Стыдно было признаться, что кривлянья доморощенных лицедеев он принял за проявление возвышенной страсти.

– Затем, – продолжала Анита невозмутимо, – настала пора подключиться Юрию Антоновичу. Он выступил в амплуа ревнивца, который тоже якобы имел виды на Марицу. Я узнала: недавно в хуторе был на постое цыганский табор, и какой-то конокрад решил приударить за ней. Григорий Михайлович дал ему отпор, и вскоре табор удалился в неизвестном направлении. Но ведь нетрудно было сочинить, что цыган воротился, чтобы свести счеты с соперником.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– По-моему, в вашем стремлении фантазировать вы переходите за грани, – проскрежетала госпожа Ольшанская. – Насколько я понимаю, из карантинного заведения вы сбежали. Это прямое нарушение санитарных инструкций. Я велю своим холопам препроводить вас куда следует.

Она потянулась к шнурку, висевшему сбоку от входной двери.