Однажды играли… - Владислав Крапивин

Я знал, что каждый час этот дядька с ржавой пилой может приехать и за мной. И я тоже пойду – вялый от страха и покорный – и никто не заступится: ни мама, ни брат, ни сестра, ни соседи. Потому что так надо.

А Пашка Шаклин (в этом же сне) говорил с оттенком гордости:

– Меня он тоже, наверно, вызовет. Только привязывать к стулу не будет. Я пионер. Пионерам полагается умирать стоя…

Интересно что на самом деле он тогда еще не был пионером. В ту пору мне исполнилось пять лет, а Пашка только-только пошел во второй класс…

Этот сон я видел несколько раз, и в нем страшнее боязни за себя было ощущение всеобщей покорности, всевластия злой силы…

Было у сна и окончание. Неожиданное. Палач поселился у нас в квартире, в проходной комнатке, которая называлась “прихожая”. До войны там жили то моя сестра Миля, то мой дядюшка – дядя Боря, а во время войны мама стала сдавать ее квартирантам. Квартиранты не всегда доставались по выбору. Порой начальница домоуправления Устюжанина приводила кого-то из эвакуированных, и тут ничего не поделаешь – приказ.

Видимо, Устюжанина и прислала этого дядьку с пилой (во сне). А кобылу и телегу поместили в сарае, вместе с коровой Таисии Тихоновны.

Я понимал, что ни меня, ни Пашку такой поворот событий не спасет. Пускай палач – наш квартирант, это ничего не меняет. Он не будет относиться к нам по-соседски, если мы окажемся в том списке.

Когда палач куда-то ушел, я пробрался в комнатку и увидел в углу за печкой-голландкой тот самый инструмент . Оглядываясь и обмирая, вытащил я его на свет – за деревянную с медными клепками ручку (похожую на ручку большого кухонного ножа). Я понимал, что без этой штуки палач уже не палач.

На плоском железе были коричневые пятна, и я заставлял себя думать, что это просто ржавчина.

Озираясь, я поволок меч-пилу через широкий солнечный двор. В этой солнечности не было добра, наоборот. Резко звенела тишина, ноги не слушались. Но я тащил, тащил зубчатое лезвие за рукоять. Двумя руками. Скорее, скорее…

У дальнего забора было дощатое строение – общая уборная с двумя дырами в широком помосте. В такую дыру я и опустил орудие палача. Лезвие сразу ушло в вонючую жижу, а деревянная ручка держалась еще секунды две, потом с чмоканьем исчезла.

Совсем ослабевший, но счастливый, я спиной вперед выкатился из будки, упал на спину, поднялся и услышал, как чирикают воробьи. И пошел в дом.

Плюгавый палач сидел в проходной комнатке на кровати и скручивал “козью ножку”. Поводил по ней языком и миролюбиво сказал:

– Ну и утопил. Ну и чё? Надо будет, другой дадут… Да я и не работаю уже, уволился. Потому что дело это уже закончено.

Я испытал большущее облегчение. Пошел в нашу комнату, а на пороге обернулся и бесстрашно показал отставному палачу язык. Тот укоризненно покачал головой.

“А куда теперь лошадь-то денется?” – подумал я.

И на этой вопросительной нотке сон кончился. Навсегда. Больше я ни разу не видел плюгавого дядьку с его ржавым зазубренным лезвием. Но в памяти он остался на всю жизнь. И теперь кажется, что это был не сон, а кусочек реальности. Может быть, той реальности, которая существует в параллельном мире.

Раз уж речь зашла о страшном, есть смысл рассказать о существе по имени Тихо.

По утверждению взрослых, оно невидимо жило в нашей квартире и могло “забрать” меня, если буду капризничать. Куда “забрать” и зачем, было непонятно и от этого еще более страшно.

Появился Тихо, когда мне было около трех лет. Следующим образом. Говорят, я ревел и не хотел ложиться спать и кто-то из взрослых – то ли мама, то ли сестра – сказал с угрожающей ноткой:

– Ну-ка, не реветь! Ти-хо…

В моем младенческом сознании это слово, замешанное на непонятной угрозе, вдруг превратилось в чудовище, которое готово схватить меня, если не стану хорошим.

– Не надо Тихо! Я его боюсь!

– Тогда спи!

Надо сказать, что взрослые потом довольно эгоистично использовали мой страх перед загадочным и ужасным Тихо. В трех-четырехлетнем возрасте Тихо был кошмаром моей жизни.

– Если не будешь слушаться, позову Тихо!..

И каково мне было оставаться в доме одному, когда все уходили – кто на работу, кто в школу или в техникум! Даже за дощатой стенкой у Шаклиных была тишина. Только отчетливо стучали ходики в прихожей… Правда в ту пору мне было уже пять лет и я знал, что “никакого Тихо не бывает, его придумали, когда ты был маленький, чтобы не капризничал”.

– А теперь тебе уже шестой год! Как не стыдно бояться таких глупостей!

– Я и не боюсь!

Я и не боялся. Пока был дома не один. А когда все уходили, начинал прислушиваться: кто там возится и пыхтит под кроватью?

А один раз я видел Тихо! В натуре!

Было мне тогда года четыре. Я проснулся слишком рано и почему-то захныкал. Мне сказали (не помню, кто):

– Ну-ка, спи! Нельзя еще вставать. А то Тихо как вылезет из-под кровати…

Соседняя кровать, на которой спала сестра, стояла в углу у окна. Я видел ее с торца, сквозь прутья своей кроватной спинки. Под кроватью сестры было темно. И вдруг темнота зашевелилась. У пола, между железными ножками, проступило смутно-белое повернутое на бок громадное (в полметра!) яйцо. На нем были круглые зеленые глаза. Очень живые и какие-то плотоядно-любопытные. Глубоко сидящие в мякоти этой белой головы. А под головой-яйцом виднелись плечи, обтянутые синей, в мелкую белую полоску рубашкой. Я понял, что Тихо лежит на животе и приподнял верхнюю часть туловища, чтобы взглянуть на меня.

Я отчаянно завопил.

Случился переполох. Мне стали доказывать, что никакого Тихо нет, даже отодвинули кровать.

Но какое там “нет”, если я его только что отчетливо видел!

Никто не мог убедить меня тогда, что это было нечто вроде сна…

Окончательно бояться Тихо я перестал лишь годам к шести.

А однажды, уже в пожилом возрасте мне в голову пришли сразу две догадки.

Во-первых, та, что Тихо на самом деле существовал, хотя взрослые полагали, будто придумали его.

Во-вторых, та, что Тихо был не зловещим, а добродушным существом, некто вроде домового. И пугали меня им напрасно. При иных обстоятельствах я мог бы с ним и подружиться.

Эта мысль появилась у меня поздно вечером, когда я в одиночестве полулежал на диване с рюмкой коньяка. И едва она (мысль, а не рюмка) оформилась, мне показалось, что под диваном кто-то запыхтел.

– Тихо! Это ты, старик? – догадался я.

Он вздохнул и проворчал (телепатически):

– Наконец-то ты начал думать обо мне прилично…

– Лучше поздно, чем никогда, – пробормотал я виновато.