Ной Буачидзе - Илья Дубинский-Мухадзе

Работать во Владикавказе надо было на свой страх и риск. Надеяться на Терско-Дагестанский областной комитет не приходилось, там верховодили меньшевики. Насколько же легче было в Белогорах под началом Имеретино-Мингрельского комитета! В последние месяцы Буачидзе и сам входил в руководство комитета. В какой-то мере и к нему относилась высокая ленинская опенка деятельности этого партийного комитета. В статье, озаглавленной «Имеретино-Мингрельский комитет», газета «Пролетарий» писала, что «взоры всех были обращены на комитет, на который привыкли смотреть как на официальное учреждение. Туда стекались запросы и требования, и комитет работал без устали, печатал и редактировал листовки, организовывал демонстрации…» [8].

Листовки позарез нужны были Ною и сейчас. Сторонник ленинской тактики активного бойкота Государственной думы, Буачидзе при этом стремился использовать малейшие возможности куцей избирательной кампании. В области, все еще находившейся на военном положении, иначе нельзя было проникнуть в осетинские селения, казачьи станицы, горные аулы.

— Живое слово и прокламация — на этом надо сосредоточить все наши усилия, — говорил Буачидзе на первой короткой сходке владикавказских большевиков.

Смелее других оказалась учительница Елена Казахишвили. Под благовидным предлогом навестить тяжело заболевшую одинокую старушку мать Елена отправилась в Тифлис. Дальний родственник, работавший в одной из типографий, помог достать шрифты. Он же подыскал наборщика, согласившегося за двадцать пять рублей в месяц отправиться с Казахишвили во Владикавказ, работать в подпольной типографии.

По обычаю грузинских подпольщиков на прокламациях, отпечатанных на квартире Елены Казахишвили, Ной поставил строку «Дозволено цензурой, Владикавказ. Типография Едзие и К°». Немало жандармов попались на эту злую шутку: «Едзие» по-грузински значит «ищи»…

Месяц спустя все-таки нашли. 1 апреля 1906 года заведующий полицией на Кавказе телеграфировал в Петербург министру внутренних дел: «Сегодня во Владикавказе взяли в момент работы подпольную типографию с принадлежностями, некоторое количество отпечатанных воззваний, рукопись. Арестованы застигнутые на месте преступления учительница Елена Казахишвили и назвавшийся Иосифом Бабиладзе. Генерал-лейтенант Ширинкин».

Удар был тяжелый. Елену ждала каторга, но оборвать выпуск подпольных изданий власти не смогли. Уже была создана запасная «кочующая» типография. Печатник Василий Кудрявцев, Буачидзе и Кикнадзе, последовавший вслед за Ноем во Владикавказ, переносили хозяйство типографии с места на место. Листовки печатали на русском, грузинском, осетинском языках. Начальник жандармерии вынужден был донести заведующему полицией на Кавказе, что «благодаря подпольной печати социал-демократам крайне левого толка удается координировать свою деятельность, усилить революционизирование войск… возбуждать сельское население к активным выступлениям в борьбе со властью».

В разгар лета «кочующая» типография — это было во время забастовки рабочих пищевых предприятий Владикавказа — обосновалась в первом переулке от Александровского проспекта, если ехать к вокзалу. Тут ее накрыла полиция. Полуодетые подпольщики выбрались через подземный ход, прорытый в подвал соседнего дома.

Снова стали добывать шрифты, искать печатную машину, такую, чтобы работала без шума. Прокламации нужны были позарез. В Беслане как раз намечалась забастовка паровозных машинистов и рабочих депо. Кроме того, из Петербурга доставили текст «Манифеста ко всем русским крестьянам». Надо было размножить и разослать его по области.

Буачидзе нервничал. Он, постоянно доказывавший подпольщикам, что безвыходных положений не бывает, что это отговорка людей, собравшихся на покой, теперь сам не находил выхода.

Как-то на глаза попалось объявление: предприимчивый господин Казаров расхваливал свою новую типографию «Казбек», уверял, что «качество печати гарантируется». Ной решил: пожалуй, эта типография подойдет.

В середине дня Буачидзе с несколькими друзьями вошел в типографию. Хозяина и служащих конторы быстро свели в одну комнату. Спустили на окнах шторы, у дверей поставили охрану. Рабочие, не говоря ни слова, посмеиваясь, быстро набрали тексты, стали печатать на двух машинах сразу.

С улицы в контору беспрепятственно пускали всех, кто заходил. Заглянул казачий офицер — пожалуйста, и ему нашли место. Выходить, конечно, никому не позволяли. Операция длилась три-четыре часа. Одного «Манифеста» напечатали несколько тысяч экземпляров. Закончили, вышли, заперли за собой наружную дверь.

Во Владикавказе поднялся невероятный шум. Один из «очевидцев» — казачий офицер — сообщил репортерам, будто в типографии распоряжалось не менее тридцати вооруженных до зубов, с масками на лицах злоумышленников.

Наказной атаман Терского казачьего войска — начальник области — лично допрашивал Казарова. Даже этого крупного и ловкого дельца, владельца двух газет, нескольких типографий, домов и прочего «недвижимого имущества» во Владикавказе и Пятигорске заподозрили в «принадлежности к социал-демократам». Только получив солидную взятку, приличествующую генеральскому чину, атаман разрешил Казарову вновь открыть типографию, а дальнейшее следствие поручил вести правителю военной канцелярии господину Зиновьеву. Тот тоже развил очень энергичную деятельность, но какие-то непредвиденные обстоятельства — так слышал Ной — помешали успеху.

Дольше оставаться во Владикавказе было нельзя. Слишком уж часто Буачидзе ловил на себе быстрые, изучающие взгляды подозрительных любителей прогуливаться по грязной, заболоченной Ильинской улице. Они заглядывали и во двор дома № 27, где Ной снимал комнату в квартире Осиповых. Один господин даже любезно посоветовал хозяйке забить вторую калитку, выходившую на пустынный берег Терека: дескать, как бы жулики не забрались к жильцу — он, кажется, поздно возвращается.

Знакомые ингуши проводили Ноя через горы в Грозный. Но и оттуда надо было убираться побыстрее. Только что полиция произвела обыски у учителя Бакрадзе и инженера-путейца Каракашвили. Ничего предосудительного не нашли, но обоих арестовали. Почему обоих сразу? Очевидно, нащупали следы грозненской группы большевиков. Пришлось пробираться в Ростов и оттуда в Москву.

В известную в Москве книжную лавку «Сан-Ремо» заглянул приехавший с юга молодой состоятельный господин, князь Иван Самсонович Абуладзе. Он искал какие-то редкие, очень важные для него книги и заранее заручился рекомендательным письмом. Оно было адресовано не самому владельцу лавки, а продавщице Розе Шабалиной. Ее хорошая знакомая, сестра грузинского поэта, курсистка-медичка Варвара Гаприндашвили просила не оставить без внимания впервые приехавшего в Россию симпатичного земляка.