Я тебя съем - Лана Морриган

– Ты тоже зависла? – Саша опускается на соседний шезлонг, потягивая коктейль. – Красавчик, – оглашает вердикт, восхищенно выдыхая.

– Да, – признаю, ведь глупо отрицать очевидное.

Он благодарит девушку, принёсшую пиво, и присаживается у костра. Даже такие простые действия завораживают. Парень не пьет, не участвует в разговоре, дожидается момента, когда все отвлекутся на вновь прибывших и выплескивает содержимое стакана под ноги.

Вскидывает голову, прикладывает палец к губам, и я отчетливо разбираю сквозь людской гомон и негромкую музыку:

– Никому не говори.

А движения его губ гипнотизируют. Изгибаясь в порочной улыбке, они дарят мне воздушный поцелуй. До чего же пошло… Но вместо негодования я отвожу взгляд, заливаясь краской смущения. «Что за глупая реакция?», – ругаю себя, отвлекаясь на сообщение мамы.

Читаю обыденные фразы, что используют в переписке, но не улавливаю их смысла. Вот мама пишет: «Привет», – и следом отправляет желтую рожицу с поцелуем, интересуется моими делами, а я, хмурясь, вглядываясь в буквы, превратившиеся в неизвестные мне иероглифы.

Осматриваюсь. У мангала колдует парень с фиолетовыми дредами, ловко подбрасывая куски мяса и переворачивая сосиски, к берегу спускаются трое парней, волоча сухие ветви к костру. Поворачиваю голову к воде, где темным пятном возвышается незнакомец. Он встал, раскинул руки, размялся… а я борюсь с желанием удостовериться, что смотрит он именно на меня. Только на меня!

«Чем с Витей будете заниматься на выходных?» – простой вопрос вновь ставит меня в тупик. Перечитываю сообщения и набираю ответное.

Парень проходит рядом. Достаточно протянуть руку, и я коснусь мужского бедра. Пальцы замирают над экраном. В голове пугающе путаются мысли. Щелчок зажигалки и сладковатый вишневый аромат наполняет легкие. Я на мгновение прикрываю глаза и возвращаюсь к переписке.

«Я с подругами на пляже. У меня все хорошо. Как твои дела? Как папа?» – отправляю сообщение и кладу телефон на колени.

Меня непреодолимо тянет обернуться, удостовериться что он за спиной, и крохотные покалывания, щекочущие открытую шею, это не плод моего воображения.

«Папа опять заперся в кабинете, а я решила написать тебе», – читаю ответ. Я откидываюсь, зажмуриваю глаза, выравниваю сбившееся дыхание.

Больше не пахнет табаком и вишней, мой слух не улавливает скрип песка, я не выдерживаю и оглядываюсь, чтобы столкнуться с колючим взглядом темных глаз.

Он смотрит. Смотрит не отрываясь, так пристально, что смущение перерастает в страх. Страх и необъяснимое желание.

Телефонный звонок вырывает меня в реальный мир, разрывая нашу связь с незнакомцем.

– Алло, – отвечаю на вызов, возвращая взгляд к парню. Он прикуривает вторую сигарету, глубоко затягивается и выдыхает тонкую струйку дыма.

– Ты где?

Балабаев. Витя не скрывает недовольства, разговаривает со мной, будто он еще имеет право интересоваться, с кем и чем занимаюсь.

– Что ты хотел? – спрашиваю я.

Надеюсь, что хотя бы со стороны выгляжу хладнокровной. Прячусь, прикрывая волосами раскрасневшиеся от волнения щеки. Откашливаюсь, маскируя срывающийся голос.

– Я хотел забрать вещи.

Незнакомец рядом с шезлонгом, присаживается на песок, вытягивая длинные ноги. Его пальцы небрежно прокручивают фильтр, стряхивают пепел и вновь подносят сигарету к губам.

– Чемодан в комнате. Мне некогда разговаривать, – говорю я как можно спокойней.

– Аля, – Балабаев не позволяет разорвать звонок.

– Да, Вить.

Незнакомец не скрывает, что слушает, изредка поглядывая исподлобья.

– Все встало на свои места, Аля. Дело было не в учебе, так? Признай! – Балабаев не повышает тон, но его слова требовательны и нетерпеливы. – Признай, ты хотела разрыва не меньше, чем я? Все время пряталась. Не нашла смелости озвучить свое желание, да, Аля? Я даю тебе свободу. Но учти, что другие мужчины не будут так снисходительны, терпеливы и добры, как я. Не станут ждать.

– Спасибо за предупреждение.

Слушаю откровения, теряя последние капли уважения к некогда любимому человеку.

– Никто не будет терпеть рядом с собой пластиковую куклу: без эмоций, даже не холодную, совершенно никакую. Трахать надувную бабу и то приятней. Она хотя бы на все согласна. Надувную, – повторяет, сомневаясь, что я не расслышала его крик. – Самую дешевую, с торчащими в разные стороны ногами и открытым красным ртом. Понимаешь? Между тобой и куклой из секс-шопа я бы выбрал не тебя!

Я уменьшаю громкость динамика, отворачиваюсь, прикрываясь ладошкой, чтобы ответить:

– Не звони мне больше. Просто забери вещи. – Сглатываю ком. Витя – моя первая и единственная любовь. Слепая. Идеализирующая. И, кажется, за шесть лет я так и не узнала Балабаева, как и он меня. – Загляни в сообщения, – это фразой заканчиваю разговор, ставлю точку. Скидываю фото из ночного клуба, дожидаюсь, когда мне приходит оповещение о прочтении, и жму на кнопку выключения телефона, не с первого раза попадая трясущимися руками.

Я кукла… «Куклы не задыхаются от боли, хватая ртом спасительный кислород, – говорю себе, доказывая, что Витя ошибается. – Куклы не желают стереть воспоминания последних дней. Ведь так? Им все равно. А мне нет! Я настоящая! Живая!»

Чужая ладонь обхватывает запястье и тянет, настойчиво поднимая на ноги. Мое тело реагирует нервной дрожью на горячее прикосновение. Я совершенно забыла, что не одна.

Глава 5

Алина

Незнакомец молчит, растирает большим пальцем запястье, словно считывая мой пульс. Наши взгляды скрещиваются, и я не в силах оторваться. Сейчас я готова поверить в гипноз – переплетая свои пальцы с моими, не проронив ни слова, он уводит меня. Оставляя предательство, страх, разочарование и удивленную подругу за спиной. Я не задаюсь вопросом, кто он, как его имя, впервые просто следую за своим желанием, стремясь доказать себе, что я желанна. Что я красива! Но больше всего – что Балабаев не прав.

Парень останавливается, нас окружают танцующие пары, а мы продолжаем изучать друг друга. Весь мир сводится в одну точку, к одному человеку – незнакомцу с едкой притягательной улыбкой. Пламя костра придает его лицу хищности, заостряя черты, ложась мистическими тенями и яркими желтоватыми бликами в практически черных глазах. Он идеален. Словно сошедший с экрана фильма или рекламного буклета бунтарь – самоуверенный плохиш, знающий цену себе и всем