Мои неотразимые гадюки. Книга 1 - Александра Сергеева

О том, что за окном уже стемнело, узнали от Екатерины. Пассажиры угомонились, она переделала профессиональные обязанности и поинтересовалась судьбой коньяка. Изысканную закуску к нетронутому Тиффону сохранили до последней капли. И сам коньяк остался невостребованным. А вот наливка Кати со второй кристалловской поллитрой пошли в дело. Вроде и опрокидывали по чуть-чуть, и всё ещё не нажрались, а оно куда-то незаметно утекало. И закуски Катя притащила незатейливой – кура, капустка, огурчики, сало – но зато в самую жилу.

А главное, теперь не приходилось считать минуты до очередной станции – курить бегали в тамбур, на эту ходящую ходуном площадку между вагонами. Даже Машка с ними таскалась, хотя к табаку ещё не пристрастилась. Дон и не подозревал, что с женщинами из группы «годящихся в матери» можно так классно посидеть. Намного интересней, чем с большинством испытанных в оргиях приятелей. Оказалось, что они видят эту жизнь реально по-настоящему, не размазывая её по сериальной палитре. И умеют здорово смеяться над собственными косяками: остро, точно и без прикрас. При этом мало отличаются друг от друга, хотя и стоят на всяких там разных ступенях – лестница у них одна.

Устав изгаляться над жизнью, Инга вцепилась в Катину оговорку насчёт её дилетантских потуг с гаданием. Потребовала проинспектировать её руки. Затем раскинуть карты – Дона и это не напрягало: комментарии были убойные. Настолько, что и он подключился. Его руки пообещали ему судьбу успешного в делах кобеля: и в работе, и в личной жизни. Карты тут же определились с семейными делами: жена, дети, прочный брак и всё в шоколаде. Инга опровергла его замечания о противоречивости посулов. Мол, с нормальными мозгами вполне можно всё устроить по собранному в кучу сценарию.

А у него, дескать, мозги есть, чему она рада, хотя оно ей по жизни не пригодится. Но, если он передумает хоронить себя в родных дебрях, то она готова рассмотреть его кандидатуру – варианты имеются. Машка мстительно порадовалась, что всё это богатство не достанется той дуре, что сменяла такого клёвого парня на «отпрыска».

Закончилось всё резко, непонятно и болезненно: Дона сбросило с полки. Швырнуло вперёд на распластанную по стене купе Катю. Он приложился лбом о стену, влип рукой в женскую грудь… А потом его бросило ещё куда-то и долбануло по башке чем-то тяжёлым. Грохот стоял оглушительный. Мир завертелся и выключил сознание.

Когда пришёл в себя, мир уже стоял на месте. Но лежал Дон на дверце купе. Иначе перед его глазами не торчала бы смешная дверная ручка, напоминавшая штампованную кофемолку для плебса. Та всё норовила расплыться, и он понял, что сознание с ним ненадолго. Шея, как и остальное тело, не слушалась хозяина. Он попытался скосить глаза и схлопотал резкую боль в районе затылка, включая висок. Где-то на самой границе доступного зрения заметил тонкую ненормально белую в темноте руку. С кончиков пальцев тягуче отрывались жирные густые чёрные капли. Они беззвучно улетали в пространство.

Почти напротив глаз скрючилась в нелепой позе Инга… Её светлый спортивный костюм… Он был нежного персикового цвета… Теперь уже не понять, какого... Луна в покорёженном разбитом окне на потолке… Вместо красивого лица Инги какая-то… вдавленная внутрь маска… Обломанные зубы торчат наружу… Мерзкий оскал... С таким не живут – заискрила мысль в вязком мраке под черепушкой.

Заискрила и мигом погасла – Дон тонул в мраке, что вылазил из него самого и смешивался с мраком ночи. Осознание, что это крушение поезда, чуть задело и тотчас вяло сдохло. Знал о таком, но что сам когда-нибудь влипнет… И никакая жизнь никуда не проносилась перед глазами... Они просто устало закрылись на секундочку и...

Глава 2

А может, они таковыми и стали со всей этой чертовщиной

Пришёл в себя как-то смутно, не окончательно. На какой-то карусели. С детства терпеть не мог – его там всегда тошнило. Вот и сейчас: пока кружило, он несколько раз проблевался. Но тошнота держалась за него цепко. Потом он отключился.

И снова включился с тем же результатом. Кажется, это проделалось с ним ещё несколько раз. Единственно конкретной законченной мыслью была одна: пусть хоть кто-нибудь снимет его с этой дряни. Неужели непонятно? Пока его не вернут на твёрдую землю, он так и будет им блевать. Но, его не снимали, и нутро исходило тошнотой. А где-то очень-очень далеко тихонько зудел деланно-спокойный женский голос: потерпи, потерпи, сынок, сейчас всё, ещё немного и станет легче.

Нет, он вспомнил крушение поезда почти сразу. А вот, как тут оказалась мама? Охренеть и опухнуть! Неужели прилетела самолётом? Она ж их боится до колик. А на поезде она бы так быстро сюда не добралась. Всё-таки почти пять дней до Москвы. И ещё до Крыма… Сколько они там проехали? Полсуток? Плюс-минус… Но, голос-то, вроде, мамин. Его плохо слыхать, но эти интонации – так умеет только она. У него классная мать. Восемь классов всего, а комп освоила в полпинка. И даже что-то там научилась ковырять в фотошопе. Недавно хвастала первым заказом и заработком. Для Москвы деньги смешные, а для неё о-го-го…

А потом Дон окончательно пришёл в себя. Понял это, когда карусель, наконец-то, с него слезла. И тошнота отвязалась. Сразу стало легче дышать. А ещё он начал ощущать тело, шевеля всем, чем получалось. Затем получилось повернуть набок голову – одновременно немного прорезалось зрение. Он явно в постели. Дон поднапрягся – глаза со скрипом поднажали. Размытые границы предметов начали истончаться и конкретизироваться.

В окружающую обстановку он сразу не поверил: такой фольклорности в больницах быть не может. Там своеобразный дизайн, который ни с чем не перепутать. И куда, в таком случае, его законопатили? Он ещё немного побарахтался, пытаясь наладить контакт с действительностью, но быстро устал. Сам не заметил, как уснул. На этот раз действительно просто уснул: крепко и надолго. А проснувшись, обнаружил, что обстановка ему не примерещилась: торчала на месте, как миленькая, и