Убить перевертыша - Владимир Рыбин

- Но не власть уголовников. Если мафия проберется к власти, что же, и на нее молиться?

- Молились же. Проанализируй личности, правившие нами семьдесят лет.

- Э-э, нет, мы молились идее, исповедуемой ими. Идее добра и социальной справедливости.

- Ты уверен, что они ее исповедовали?

- По крайней мере, делали вид. И все этому верили, и на этой вере держалось государство. А теперь в условиях информационной каши уничтожается опорная сеть временных, пространственных, причинно-следственных логических связей, уничтожаются количественные и качественные эталоны, подменяются и размываются понятийные и классификационные системы...

- Цицерон, ты бы попроще как-нибудь.

- Непонятно?

- Без рюмки не разобраться. - Маковецкий торопливо разлил водку по рюмкам, и руки у него почему-то дрожали. - Выпьем за мудрость нашего поколения, рождавшего таких вот быстрых разумом Невтонов.

- Я говорю серьезно.

- А когда ты говорил несерьезно?

Выпили, закусили, помолчали. Быстро темнело. Погасло небо, затянутое к вечеру облачной вуалью, погасла вода в озере, и огонь костра становился все более домашним, притягательным. Мир сжался до этого пространства, до этих мыслей, страстно высказываемых Мироновым. Ничего нового не было в его словах - каждый не раз думал о том же, - но собранные вместе, оголенные, эти мысли отзывались болью, руша что-то стабильное в сознании, надежное, от чего не хотелось отказываться.

Мурзин с интересом наблюдал за Мироновым. Таким он его не знал взвинченным, нетерпеливым. Видно, доканали его чрезмерные знания о тайнах мира сего.

- По-моему, ты хотел еще что-то сказать.

- Други мои дорогие, - обрадовался Миронов. - Да нынче сколько ни говори, все мало. Вот талдычат: победил, дескать, капитализм. Чепуха. Побеждает тот, у кого в руках средства зомбирования масс, особенно телевидение. И если мы хотим чего-то добиться, то сделать это можно, лишь используя те же средства. В нужный момент нужно дать такую информацию, от которой завопят все. Потом опомнятся, постараются заболтать или замолчать, но будет поздно.

- Любую заболтают, - уверенно сказал Маковецкимй. - Или докажут обратное.

- Доказывать - значит, саморазоблачаться.

- Нужны документы. У тебя они есть?

- Я знаю, где они есть. В бывшей ГДР была неплохая разведка.

- Вся госбезопасность ушами прохлопала, и только ты...

Маковецкий вдруг насторожился, прислушался. Стояла тишина, какая редко бывает возле озер. Где-то плеснулась рыба, что-то прошуршало в вершинах сосен, упала шишка или ветка, тихо шелестел, потрескивал костер.

- Что-то послышалось, - сказал он и встал. - Пойду донки проверю.

Оставшиеся долго сидели в молчании. Мурзин думал о том, как беспощадное время, не спросив, ломает людей. Весельчак, великий страстотерпец от университетских премудростей, умевший ночами просиживать над учебниками, Алеша Миронов стал раздражителен и нетерпелив, добродушный до слюнтяйства Олег Маковецкий превратился в хитрого и, похоже, злобного человека. Укатали Сивку крутые горки? Какие? Спросить бы про искусы и бури, пережитые каждым. Да как спросишь? Не принято выкладываться, даже если все позади и ты уже на пенсии. Теперь вроде и запретов никаких нет, а привычки остались, и не переломить их.

- Так как насчет всей госбезопасности? - спросил Мурзин.

Миронов охотно отозвался.

- Где она нынче, госбезопасность? Не разогнанная контора, а система, которая должна бы существовать всегда. Состояние госбезопасности критическое. Нет надежных границ, общественно-политический строй в стране не определен, Конституция, принятая меньшинством населения, нелегитимна. Проводится антинациональная политика, направленная на развал армии, разведки, контрразведки, институтов внешней политики, оборонного комплекса. Если это не предательство, то что же тогда? И если это не предмет для внимания чекистов, то кто такие чекисты?

- Где они теперь?..

- Это ты зря. Не все разбежались. Мы недавно собирались, поговорили, выяснили...

- По случаю Дня чекиста? Мы тоже собирались, тоже поговорили, а весь результат - ящик пустых бутылок.

- И никаких выводов не сделали?

- Ну, как никаких? Высекли себя задним числом, говорили, что надо бы кое-кого прищучить, осудить хоть бы общественным судом. За измену Родине. Да как прищучишь? Нужны факты, документы нужны, а они ныне вне нашей досягаемости.

- Я же говорю: есть документы.

- Так в чем же дело?

- Непросто их взять. Да и рискованно. Кое-кто ни перед чем не остановится, чтобы они не попали в руки таких, как мы.

- Вся наша жизнь - сплошной риск.

Миронов, все время говоривший наклонившись к костру, поднял голову. Лицо его от близкого огня казалось багровым.

- Выходит, договорились?

- Выходит.

- Я знал, что на тебя можно положиться. Приедем в Москву, я тебя кое с кем сведу.

- А Олега?

- Там видно будет.

- Ты ему не доверяешь?

- Секреты живут, пока о них знает один, максимум - двое.

- Чего ж ты нам обоим-то головы морочишь?

- Извини, брат, истосковался я по друзьям. Вся жизнь - только деловые отношения... А куда Олег-то подевался? Оле-ег! - позвал Миронов, не вставая.

Ответа не было, и он вскочил.

- Оле-ег!

- Чего? - послышался откуда-то глухой, вроде как придушенный голос.

- Ты не утонул? Иди сюда.

- Я подышу.

- У него, видать, астма, - сказал Миронов. - При астме врачи велят сидеть у воды.

Мурзин широко зевнул.

- Сморило что-то, воздух, что ли?

- Ложись да спи. Хоть вот тут, прямо на траве.

- Боюсь задницу простудить. С моим простатитом тогда пиши пропало. Пойду в машину.

- А я посижу. Когда еще придется так вот, у костра?

Спать в машине было неудобно, хотелось вытянуться, но места для ног не хватало, приходилось лежать согнувшись. Пока устраивался, разогнал сон. Хотел вернуться к костру, да уже лень было вставать, так и лежал, прислушиваясь к тишине, думал о том, очевидном, разбередившем душу.

И в самом деле, проморгали они, "зоркие стражи государства", допустили к власти мафию, ту самую, что прежде тайно расхищала общественную собственность. Теперь расхищает ее открыто, так сказать, на законном основании. Это она бросила лозунг, обманувший многих: "Бери, что можешь!", знала: у нее не убудет. Все крупное расхватано, а растерявшимся людям, приученным к нормам равенства и справедливости, тем самым, кого демократические наглецы обозвали "совками", достанутся крохи. Если достанутся...

Последнее время властвующие бандиты засучили ногами, заговорили о государственном патриотизме. Значит, задницу жжет. Но иногда у их адептов прорывается, прямо заявляют: "Пойдем против народа, мы ему ничем не обязаны". Мы- де не можем честно выиграть выборы и потому надо обмануть, запутать. Так и вещают, заразы: надо-де научиться стрелять первым и убивать. И "справедливый" демократический суд не сует их мордой в собственное дерьмо.

Поистине, в стране разгул сатанизма. Дьявол - это вырождение, а вырожденцы - пятая колонна, а пятая колонна, как известно, - перевертыши. Вот и цепочка: пятая колонна - предательство - сатанизм. С чего это вдруг на всех уровнях завопили о свободе сексуальных меньшинств, о гомиках, которых, дескать, напрасно обижают? Кто печется о них? Да те же сатанисты, дорвавшиеся до власти, те же вырожденцы, которым не терпится использовать общество, так сказать, с другой стороны. Имеют ли право они, чекисты, хоть и бывшие, оставаться равнодушными зрителями в этом сатанинском театре?..

С тем он и уснул.

5

Проснулся Мурзин от какого-то странного звука, породившего тревогу. Полежал, прислушиваясь к неестественной глухой тишине, позвал:

- Леша, что там?

Ответа не услышал. Видно, Миронов уснул, сидя у костра.

Несмотря на приоткрытые окна в машине было душно, по стеклам ползали слабые отсветы огня. Мурзин нащупал ручку и совсем опустил стекло. И тут услышал шум: кто-то ломился через кусты. Еще ничего не поняв, он толкнул дверцу, вывалился из машины, ткнулся лицом в мокрую от росы траву. Приподнялся, посмотрел на Миронова, дремавшего у костра, уронив голову на грудь. Затем увидел бежавшую от кустов темную фигуру и узнал Маковецкого.

- Что тут у вас? - крикнул Маковецкий.

- Похоже на выстрел, когда с глушителем, - сказал Мурзин, вставая. Алексей, ты слышал?

Он подошел к Миронову, тронул за плечо. И тот вдруг начал валиться на бок.

Крови было немного, только на виске возле уха, но и в слабом отсвете костра было видно: пуля попала так, что надежд на легкий исход не оставалось.

- Кто стрелял? - отшатнулся Мурзин. - Откуда? Оттуда?..

Он бросился к кустам, но Маковецкий рассудительно крикнул ему:

- Это потом. В больницу надо. Cкорей!

Они втащили Миронова в салон, Мурзин плюхнулся на сидение шофера и спохватился: ключ где-то у Миронова. Перегнувшись, принялся шарить по карманам. Вытащил бумажник и в нем, в отдельном кармашке, нашел ключ.