Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ) - Сафонова Евгения
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не мог не спросить. Учитывая темные обстоятельства этого преступления. — Равнодушно отвернувшись, Миракл мягко снял руку матери со своего плеча. — Не хочу, чтобы кто-нибудь, прознавший о похищении, сделал неверные выводы.
— Я видел достаточно, чтобы не допустить подобной ошибки. За пределы узкого круга меня и моих ребят информации не выйти. Ни к чему это.
Под выжидающими взглядами визитеров, своим приходом ознаменовавшим начало новой эпохи, Миракл на миг прикрыл глаза. Смиряясь со всем, о чем ему пришлось умолчать, и всем, о чем ему предстоит солгать — даже родной матери.
Бывают вещи, которым придется навсегда остаться в тени, чтобы беспрепятственно зажечь свет.
Обстоятельства смерти Кейлуса Тибеля определенно оказались из таких.
— Даже псы Айрес не пойдут против воли богов. И отступят перед угрозой более страшной, чем мы. — Когда Миракл Тибель заговорил, в голосе его звенела холодная решимость короля. — Нам нужен мой брат. И та, о ком пророчила Лоурэн.
— Он во дворце. Она в Кмитсвере, — резонно напомнил господин Дэйлион. — Ни туда, ни туда моим ребяткам не проникнуть.
— Значит, возьмем Кмитсвер штурмом.
— Это будет хорошим отвлекающим маневром, но основной удар нужно нанести по дворцу, — резко произнесла Мирана Тибель. — Если хотим одолеть и захватить Айрес, распылять силы — не лучшая идея.
Когда Миракл улыбнулся, его улыбка — мягкая, рассеянная, слегка пугающая — лучше всяких слов напомнила: даже лучший из Тибелей в сердцевине своей остается Тибелем.
— Если я хоть немного знаю свою тетю, распылять и не потребуется.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 25.03:
***
Ева не знала, сколько времени прошло, прежде чем она обзавелась сокамерницей. Отчасти потому, что в каменной клетке без окон и часов течение времени в принципе отследить сложно. Отчасти — потому, что Еве в принципе не было дела до всего, творившегося за пределами ада внутри нее. В камере успел погаснуть свет, оставив ее в кромешной тьме, не рассеиваемой мерцанием браслетов; потом, после нескольких часов — или целой ночи, или целого дня — вспыхнуть вновь.
Как бы там ни было, в какой-то момент Ева услышала шум. Открылась дверь, и стало слышно, как кто-то безостановочно и очень бодро выкрикивает то, что в этих стенах выкрикивать было весьма неразумно.
— Долой кровавую королеву!
Когда Ева открыла глаза, то увидела, как двое в черном, определенно являвшиеся представителями Охраны, зашвыривают ей в камеру соседку.
— Свободу и… уй! — ударившись о каменный пол, девчонка (лица Ева не видела, но голос определенно был девчачий) на миг задохнулась от боли. Вскочив, как неваляшка, метнулась к закрывшейся двери, чтобы приняться сосредоточенно избивать ее кулаками. — Свободу Мираклу Тибелю! Корону Мираклу Тибелю! Долой тиранов, власть достойному!
Поорав еще, в конце концов девчонка замолчала. Отступив, обернулась; удовлетворенно потряхивая отбитыми ладонями, встретилась взглядом с безучастно наблюдающей Евой.
— Привет. Бианта, твоя новая подруга по несчастью, — сообщила она. — Ты здесь за что?
Она была рыжей, веснушчатой, очень милой. Младше Евы. В тюремную одежду переодевать ее не стали — оставили в рубашке и штанах, и почему-то босоногой. Видимо, на случай припрятанных в ботинках магических сюрпризов.
Разглядев новоприбывшую, Ева вновь закрыла глаза.
— Я здесь, потому что я убийца.
Правда сказалась просто. До страшного просто. До жути спокойно.
За минувшие часы Ева успела пройти все круги ада. От безболезненной скорби лимба — до ледяного озера на самом дне, куда теперь медленно вмерзала ее душа.
— Ты убила кого-то из Охраны? Людей королевы?
— Я убила хорошего человека. Много хороших людей.
Судя по повисшему в камере молчанию, среди которого отчетливо послышалось недоверчивое «хм», ей не поверили.
— Не такого уж хорошего, — едва уловимо прошелестело в сознании. — И убила не совсем ты.
Гребаный демон. Так и будет теперь время от времени играть роль ее внутреннего голоса?
— Я лучше внутреннего голоса. А ты безумно скучная, когда куксишься. — Мэт шумно зевнул. — Послушай, ты была все равно что под кайфом. Почти сошла с ума. Даже суд в вашем мире смягчает наказание, если убийца психически неадекватен. Почему бы тебе не признать…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Судорожно жмурясь, Ева воспроизвела в памяти начало «Пробуждения» Форе. Когда мелодия зазвучала в ушах, благополучно заглушив ненавистный голосок, снова посмотрела на сокамерницу.
— На твоем месте не очень умно кричать здесь то, что ты кричала, — вяло сказала Ева. Скорее затем, чтобы за разговором не слышать Мэта, чем из искреннего интереса.
Она не собиралась искать себе оправдания. Не собиралась слушать того, кто услужливо отыскал их за нее. Когда твоими руками свершилось то, что свершилось, что никак и ничем не исправить — оправданий быть не могло.
А ведь Кейлус хотел ее освободить.
А ведь Кейлус верил ей…
— Ничего, я недолго здесь просижу. Папа меня вытащит. — Усевшись, девчонка мстительно подышала на ладони. Видимо, в камере было довольно холодно, просто Ева этого не чувствовала. — Раз войска по всему городу, назревает что-то крупное. Но это ей так с рук не сойдет.
— Что не сойдет? Кому?
— Королеве, кому еще! Всем ясно, что это повод, чтобы Миракла казнить. Нашли дураков! — Девчонка, пылавшая негодованием до кончиков огненных волос, взглянула в Евино непонимающее лицо. — А, тебя здесь вряд ли новостями балуют… в общем, Кейлуса Тибеля вчера убили. Брата королевы, ну того, который композитор. А стража обвинила в этом лиэра Миракла, потому что в дом Кейлуса какую-то вещь его подкинули — я сама от папы слышала. Мой папа стражник, а его знакомый коллега лично место преступления осматривал, вот и…
— Я слышала, — сказала Ева тихо.
— Ну вот. Только и кошке понятно, что Миракл тут ни при чем! Но Охрана, конечно, тут же его повязала. — Бианта азартно тряхнула кудряшками. — Со вчерашнего вечера только и разговоров, что об этом. Даже в лавке, куда я за хлебом зашла. И папа едва на ужин успел заглянуть — стражникам сверху приказ спустили, сказали патрулировать улицы днем и ночью. Разгонять подозрительные группы людей. Стрелять на поражение при необходимости. Но папа, естественно, стрелять не будет. — В том, как девчонка заерзала на ледяных камнях, тщетно пытаясь устроиться поудобнее, читалось легкое беспокойство. — Папа сказал, если дело дойдет до восстания, он сам баррикады поможет строить. Может, и строит уже…
Опасения Айрес были не напрасными, констатировала Ева отстраненно. Так королева солгала про домашний арест, и Миракла все же упекли в Кмитсвер? Или нет? Разговоры в булочной вовсе не обязаны быть достоверными, но…
— А тебя за что схватили?
— Мы с ребятами вместо уроков пошли на Кмитсверскую площадь. Только там уже были гвардейцы, разгоняли таких же, как я. Ну я и швырнула в их командира во-от такущий камень! Жалко, не попала.
— Зачем?
— Надоело бояться. Терпеть все, что творится. Не говорить то, что думаю. Они зашли слишком далеко. — Взгляд девчонки сделался будто даже снисходительным. — Ты вот хоть раз видела лиэра Миракла?
От воспоминаний о прогулках по саду Рейолей Еве сделалось почти больно. Будто воспоминания о прошлой жизни… жизни, где Ева еще не знала Кейлуса Тибеля, жизни, где Ева еще не была убийцей.
…Кейлус, Тим, все слуги…
— Видела.
— И я видела. Мы на арену, когда он играл, раз десять ходили. — Прерывистый вздох Бианты был почти мечтательным. — Он же такой… такой… и выигрыш свой всегда больным и сиротам отдает! А они его в тюрьму! Разве можно так?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Глядя на ее слегка раскрасневшиеся щеки, Ева едва заметно качнула головой.
— Вряд ли твой папа хотел бы, чтобы ты ходила на площадь, — помолчав, сказала она. — И оказалась здесь.
— Меня здесь скоро не будет. И королевы на троне тоже.
Глядя в ее беззаботное лицо, Ева даже капельку ей позавидовала. Такой уверенности. Такому бесстрашию. Такой наивной детской вере, что все обязательно будет хорошо, а это — увлекательное приключение, вносящее приятное разнообразие в твои скучные будни, только и всего; возможность побыть героиней истории, которые ты привыкла разве что читать.