Застенец - Дмитрий Билик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, Шереметьев был слабее в потенциале. В его арсенале имелось меньше заклинаний. Однако по его движениям я понял, что граф находится в превосходной физической форме. Что даже удивительно. А Булько был все же тяжеловат. Лишний вес сказывался.
Шереметьев помчался к противнику, словно молодой мальчишка, на ходу уворачиваясь от Кистеней. Лишь последний попал в него, заставив остановиться. Однако Кольчуга выдержала. И тогда старик применил Громовой шаг.
Земля взорвалась под Булько и тот вновь опрокинулся навзничь. Только на этот раз даже не предприняв попытку встать. Шереметьев создал форму, уже готовясь нанести решительный удар, когда над ареной взметнулся белый платок. Кто-то из секундантов Его Высокородия решил не ждать, чем закончится поединок. И по моему мнению, был решительно прав.
– У нас есть первый победитель! – взревел Бабичев, подскакивая к Шереметьеву и на всякий случай хватая его за руку. Чтобы ненароком не применил что-нибудь.
Я даже удивился, что конферансье возник будто из ниоткуда. Вот его не было и вдруг появился. Магия или я что-то прозевал?
Зрители встретили победителя неистовым ревом. Что-то мне начинало казаться, что дело тут совсем не в Шарме. Точнее, не только в нем. Просто именно здесь все наносное, ненужное, вся эта аристократическая шелуха слетела прочь, явив миру истинное лицо дворянства. Действительно, ничего не изменилось со времен Рима. Все та же жажда крови и зрелищ.
Кстати, о крови, она была. Я не понял, что именно случилось, но лицо Булько оказалось залито юшкой. Несколько лекарей сорвались с места, оказавшись среди пострадавших. И я рассмотрел свою знакомую.
Колдовали они недолго. Довольно скоро Его Высокородие сам поднялся на ноги и под шум толпы заковылял прочь.
– Сейчас несколько проходных боев, а потом уже поединок вечера, – прокомментировал Горчаков.
И оказался прав. Последующие схватки длились недолго и навевали, лично на меня, скуку. Если бы не Шарм Бабичева, который в нужный момент будоражил зрителей, участников давно бы закидали помидорами.
Ну, а на что смотреть, когда шестой ранг выходит против себе подобного? Обмен Кистенями даже без защиты. Кто первый попадет, кто быстрее скастует заклинание, тот и выиграл.
Однако финал оправдал все ожидания. Бабичев вышел в центр арены, с местами уже разрушенными ограждениями и начал говорить.
– Итак, финальный поединок нашего вечера. Его Светлость князь Галицкий Виктор Эммануилович, маг второго ранга, бросил вызов графу Ерохину Николаю Филипповичу, магу второго ранга. Напомню, оба господина занимают не последние должности в ведомстве господина Максутова.
Он сделал шутливое приветствие Игорю Вениаминовичу. Я не разглядел лица Максутова, лишь видел, как тот торопливо приглаживает усы, видимо, нервничал. А сам недоумевал. Нет, понятно дело поединки чести и оскорбление, которое можно смыть только кровью. Но две «двойки» из высшего магического эшелона, да еще под руководством Максутова. Неужели они не могли договориться? Не такое сейчас время, чтобы разбрасываться такими ценными кадрами.
Однако я стал приглядываться к претендентам. Галицкий оказался сухоньким мужчиной невысокого роста с прядью седых волос, зачесанных на лоб. Держался он скованно, будто прийти на поединок для него было смерти подобно. Мой тезка, граф Ерохин, выделялся на его фоне статью и молодостью. С его лица не сходило растерянное выражение, словно он сам не понимал, как именно здесь оказался. И оба претендента, само собой, были облачены в синие мундиры.
– Не нравится мне это, – тихо произнес Горчаков. – Как-то все неправильно.
Он не сказал, что именно было неправильно. Но и у меня сложилось какое-то предчувствие беды. Будто надо срочно удирать отсюда.
Претенденты по традиции сошлись, выслушали конферансье, выступавшего и в роли рефери, после чего стали расходиться друг от друга. А потом начал происходить форменный бедлам.
Ерохин повернулся первый, быстро плетя Эгиду и Панцирь. Один из улучшенных вариантов Кольчуги. Я с восхищением смотрел на действия мага второго ранга. Чтобы создать плетеное заклинание за столь короткий срок необходимо быть подлинным мастером. К тому же, Эгида всего лишь пятиранговое заклинание. Думаю, «на двойке» оно станет разительно отличаться в лучшую сторону.
Галицкий удивил. Я не понимал, какие манипуляции он совершает. Как не знал ни формы, ни сотворенное заклинания. Лишь ощущал невероятно сложные и мощные вибрации, исходящие от него. От арены веяло сильной, настоящей магией, способной на великие свершения.
Сердце в груди быстро заколотилось, словно это я сейчас стоял напротив Галицкого. И на меня должен был обрушиться его удар.
Именно в этот момент все пошло под откос. Один из сидевших неподалеку от Императора дворян, весьма нескладный, высокий, худой, в странном пенсне, подскочил и развернулся ко мне, ткнув пальцем, и закричал единственное слово: «Ирмер».
А следом на меня посмотрел Галицкий. От его взгляда в душе все похолодело. Так глядит на тебя палач перед казнью. С твердой решимостью привести приговор в исполнение.
И тогда вскочил Максутов. Я краем глаза видел его движение в стороне, но на мгновение показалось, что Игорь Вениаминович встал между мною и Галицким. В лицо ударил ветер, брызнули капли и пахнуло чем-то невероятно свежим, морским.
Закричали рядом, кто-то бросился наутек, споткнулся, упал, встал, побежал снова. Трибуны заходили ходуном, а ветер продолжал усиливаться, поднимая в воздух уже крупный сор и небольшие обломки от ограждения арены. Казалось, еще чуть-чуть и меня просто снесет прочь.
Первым успел среагировать брат Императора, некрасивый мужчина, гораздо ниже статного Романова. С его рук сорвался какой-то светящийся тысячами огней рой то ли бабочек, то ли пчел, которые с поражающей быстротой направились к Галицкому. Тот даже дернулся, видимо, думая защититься. На мгновение он ослабил контроль над заклинанием, и ветер стал стихать.
Но маг не закрылся полностью. Не накинул на себя Эгиду, хотя даже я понял – именно сейчас надо вешать защиту, чтобы выжить. А дождался, когда светящееся, будто живое облако достигнет его, окутает со всех сторон и закричал.
Хотя, это был не крик, а предсмертный вой человека, бьющегося в агонии. Ни до, ни после я не слышал, чтобы так орали. Казалось, именно сейчас душа вырывается наружу против воли ее обладателя. А огоньки все жгли Галицкого, превращая его в поджаренный кусок мяса.
Мундир истлел быстро, волосы превратились в свалявшуюся шапку, лицо потеряло человеческие очертания. В центре арены лежал обугленный труп, сожженный заживо буквально за считанные секунды. Я был настолько ошарашен, что даже не осознал до конца произошедшего.
Зато поняли остальные. Кого-то рвало прямо под ноги, дамы лишались чувств, где-то грубо ругались.
