Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты - Макар Бабиков

Почти три месяца жили хорошо, с продуктами не бедствовали, их забрасывали самолетом вовремя и удачно. Вахту несли посменно.

Только командира группы Ляндэ по-прежнему донимали фурункулы. Еда была однообразной, без витаминов и зелени. Ягоды еще не поспели. Володе не помогали порошки и таблетки — или организм к ним привык, или лечить следовало иначе.

— А раньше на тебя такие болячки наваливались? — молодому двадцатидвухлетнему Костину, не знавшему, что такое простуда, хотелось посочувствовать командиру.

— Милок, я до недавних пор не знал никаких хворей. Видишь мои бицепсы? Я их накатал за многие годы штангой да борьбой. Холод да недуги от меня тоже как от стенки отскакивали.

— Силушку твою я еще в отряде заприметил. На что здоров доктор Холин, ни мороз, ни снег, ни морская вода его не берут, всю зиму ходит в кителе да в фуражке, а ты помнешь его, бывало, на ковре, так от него пар, как в бане, валит…

— Это только здесь, на севере, ко мне болячки прилепились. Наверное, надо было сделать переливание крови, а я на себя понадеялся, все думал, переборю.

— Ты до службы дальше Ростова и Одессы где-нибудь бывал?

— Нет.

— Может, тебе климат не подходит?

— Может, и не подходит. Теперь война, не своя воля, где жить и служить. Судьба меня с Черного моря забросила сюда, к Баренцеву.

— Ты до флота в Ростове так и жил безвыездно?

— Я, милок мой, коренной ростовчанин. Мы, ростовские, люди особые. Жизнь меня еще в Одессу забросила. Это тебе не фунт изюма. Кто прошел Ростов и Одессу, у того за плечами не твоя вятская деревня…

— А у меня вятской жизни, считай, и не было. В школу я пошел здесь, в Мурманске. А ты где учился?

— После семилетки поступил в техникум связи в Ростове, учился на электрика. Ты думаешь, откуда я кое-что понимаю в твоих «маркони»? На мою специальность тогда большой спрос появился, меня сразу взяли на Ростсельмаш. Это, брат, завод, а не какая-нибудь кустпромартель, на нем и мастерству, и уму-разуму научился. Покрутишься среди старых рабочих, сам другим человеком станешь. Это высшая ступень школы. Жалею, маловато выпало той науки, только два года.

— Чего сорвался?

— Я сам не срываюсь, подошло время служить. Призвали на флот.

— Сразу на корабли?

— Море мне было не в диковинку, Ростов от моря рукой подать. Сначала послали на Балтику, в учебный отряд подплава…

— Через этот отряд на Северный флот пришло людей немало. Наши сослуживцы Виктор Леонов, Сергей Воронин, Петро Алексеев, Алеша Антонов там учились.

— Вернулся на Черное море, назначили на торпедный катер. Бригада стояла в Очакове, потом перешла в Одессу, там и война застала. Из Одессы уплыл в последний день — 16 октября. С тех пор и морячу на сухопутных фронтах.

— Почему не вернулся на корабли?

— Сколько их потопили… Сколько нашей флотской братвы по фронтам раскидало… Батальон с юга занесло на Центральный фронт, столицу защищали. Немало морячков там полегло, вдали от моря. Всего четыре месяца побыл в отряде, увязали меня морским узлом с вами да сюда, в Норвегию, отправили. Думаешь, большая радость после теплых морей сидеть на здешних холодах и ветрах… Ведь никто не неволил, сам пошел. И на сухопутье, и в разведку по своей воле напросился.

— Вернемся домой — ложись в госпиталь, подлечись.

— Нет уж, дудки. Меня, старого воробья, на мякине не проведешь… Чтобы после здешней житухи себя законопатить в госпиталь добровольно?.. Как только отмоемся, отъедимся и отоспимся, сразу попрошусь в отпуск. Домой смотаюсь, своих повидаю. Тоска гложет.

— Нам с Толей и ехать, пожалуй, некуда и не к кому. А отдохнуть тоже хочется.

— Размечтались… Сначала задание надо выполнить да отсюда целыми выбраться, — осадил друзей Игнатьев.

— Отчего не помечтать. Надеждами и живем. — За добродушием Костина скрывалась большая вера в благополучный исход.

Подошел срок перебираться на другую точку. Месяца через полтора-два полагалось менять обжитое место: пеленгаторщики могли засечь, да и к окрестностям глаз привыкал.

Опять пересортировали имущество, отобрали нужное, подчистили свое становище.

Перешли к высотке, возле которой жили какое-то время зимой. За полгода хождения с одного места на другое, поисков грузов, выбора точек для радиопередач довольно четко обозначились их угодья — немного восточнее Вадсё, почти на меридиане Киркенеса, километров десять в ширину и километров на двадцать в глубину полуострова. В этих условных границах и обитала группа.

Уходить от берега настолько, чтобы терять из виду Киркенес, им не разрешалось. Город стоит в глубине Бек-фьорда, до него от разведчиков по прямой километров сорок. Им надо было видеть Варангер-фьорд от одного берега до другого. Немецкие конвои обычно не ходили южным берегом Варангер-фьорда, они прижимались к северному побережью, держались подальше от огня батарей Рыбачьего и остерегались торпедных катеров. А этот путь всякий раз невольно приближал их к разведчикам.

Летние месяцы текли довольно размеренно. Вахту несли без перебоев. Особенно зорко следили за морем ночью, в это время немецкие суда старались проскакивать в Киркенес и обратно.

Почти круглые сутки обитали на улице, под открытым небом. В шалаш из плащ-палаток забирались только поспать.

Летняя досада — комары. Донимали они и днем, и ночью. Кружатся и гудят неисчислимые стаи, вьются сплошными тучами. Как-то попробовали снять одежду и вымыться до пояса, но раскаялись в своей затее. Комары так успели облепить и нажечь спины, бока, руки, что кожа чесалась сильнее, чем немытая. А руки и лица за полгода на ветру, на холоде и на солнце так задубели, что комариные укусы не ощущались.

На одной из вахт заметили, что из Киркенеса вышел довольно большой конвой. Но курс он взял не обычный, у северного берега не повернул на восток. На какое-то время транспортные суда и корабли охранения остановились, потом перестроились. Одна часть кораблей встала в голове каравана, образовала треугольник, в него и втянулись транспорты. Другая группа кораблей отошла немного, вытянулась в кильватер, а потом сделала поворот и пошла на сближение с караваном. Корабли конвоя открыли огонь. Потом поменялись местами еще раз и еще.

Разведчики поняли, что немецкие моряки проводят учение, отрабатывают тактику охранения своих судов.

Несколькими радиограммами Костин отстучал на базу новый походный ордер немецкого конвоя.

Время от времени невдалеке стали появляться норвежцы. Они копали торф, резали его блоками, складывали их в тонкостенные штабеля, чтобы получше продувало и просушивало. Топливо запасали на зиму.