Божественный яд - Дарья Андреевна Кузнецова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О честности мне говорит убийца, привыкший бить в спину?! — Лицо исказила бешеная гримаса.
…А по кокону словно прошла короткая рябь.
— Тем более странно, что о ней заговорила ты и именно сейчас. В шаге от мести за остальных потаскух, не гнушавшихся сношений с животными… так, кажется, вы обычно называли людей?
Оскорбления слетали с языка сами собой, над ними не надо было думать: он прекрасно знал все её слабые места.
Их слабые места. Все они одинаковые… были.
— Жалкая тварь! Как ты смеешь! — зашипела она, исказив мужской голос до неузнаваемости, дёрнулась вперёд… но опомнилась и с места не сошла. — Иди сюда и сражайся!
Любовь всегда была несдержанной и легко поддавалась эмоциям. Они все такими были, но при том могуществе, которым обладали раньше, это обычно становилось проблемой окружающих.
Судя по всему, основную часть своих сил она утратила, а вот вспыльчивость — нет. Тем больше вопросов вызывали её попытки сдержаться и непременно заставить его подойти.
Маран опустился на корточки рядом с краем карды, вглядываясь в камень и воздух незримой грани, и бросил:
— Подойди сама, тебе же не впервой унижаться и бегать за мужчинами.
Впрочем, незримой ли? Это просто игра света или карду от остального храма на самом деле отделяла зыбкая, едва заметная дрожащая пелена?
Кутум издал нечленораздельный звук и бросился вперёд, ведомый яростью обиженной богини, не привыкшей сдерживать эмоции.
Бросок вышел стремительным, в руке блеснула сталь длинного широкого ножа, но Маран именно этого ждал, поэтому откатиться с линии атаки ничего не стоило.
— Ненавижу. Сдохни! — заорал Кутум, бросаясь следом за противником и беспорядочно нанося удары.
Маран не спешил атаковать в ответ, хотя удобные моменты были. Его смущало то, насколько крепко держалась Любовь за уязвимое человеческое тело, явно подставляя Кутума под удар. Уж не потому ли, что оказалась привязана к этому телу против воли, не могла освободиться сама и хотела сделать это чужими руками? Он тяготил её? Или, наоборот, без него она ни на что не была способна?
От ответа на этот вопрос зависело абсолютно всё, но его не было. Поэтому Маран уклонялся и наблюдал — за противником и окружающим миром, чтобы не позволить вытеснить себя в карду.
А еще он не мог не видеть, как странно двигается противник. Порой стремительно и яростно, порой — так, словно пытается махать ножом в толще воды. На лбу его уже блестела испарина, а ледяная корка то и дело сползала, прорываясь живой дымкой человеческого существа. Это могло значить только одно: Кутум не просто был жив, он пытался бороться с тварью, захватившей контроль над его телом.
Впрочем… Разве это что-то меняло?
Наконец решившись, Маран в очередной раз уклонился и сделал ответный выпад, метя в плечо противника. Кутум вывернулся неловким, неестественным движением, будто за руку его дёрнул кто-то другой. Панцирь в этот момент соскользнул наполовину, но тут же восстановился в прежнем виде, и одержимый опять отшатнулся в карду.
Всё же зачем она хочет заманить туда Марана?..
— Жалкие твари! — прошипела она, тяжело, загнанно дыша. — Бесполезные, слабые, мерзкие! Ваши тела — грязь под ногами!
— Однако ты заняла одного из них. Тело презренного мужчины, — ответил Маран. — Потому что знаешь, что без мужчин ты ни на что не способна. Мы сильнее, умнее, лучше.
Он случайно обнаружил это во время схватки с Яростью, убедился и после. Почему-то все они мгновенно теряли контроль над собой и впадали в бешенство, стоило заговорить о превосходстве мужчин.
При всём своём богатом опыте, Маран плохо понимал, как вообще можно вот так сравнивать достоинства и недостатки мужчин и женщин. Как можно противопоставлять вино и воду, ночь и день? И до сих пор не понимал, почему тех, кто называл себя богами и обладал подобным могуществом, заботили подобные странные мелочи и мелкие обиды.
Да он и не стремился в этом разобраться. Главное, он знал, как это правильно использовать.
Кутум с яростным рёвом бросился вперёд. Злость придала паразиту сил, в этих движениях не было прежней угловатости и неловкости. Напротив, противник двигался явно быстрее, чем мог бы сам Кутум. Уклоняться стало труднее, одежда обзавелась несколькими прорехами, но Маран не волновался об этом. Он видел, что, несмотря на яростный град ударов, картина всё сильнее менялась.
Прочная корка текла и меняла форму. Вот фигура Кутума словно начала двоиться перед глазами. Вот вторая, эфемерная, льдисто прозрачная, начала менять очертания — сузились плечи, раздались бёдра, оформилась грудь…
— А как тебе… новые роли… твоих подруг… в человеческой вере? — продолжил Маран отрывисто, чтобы не сбиться с дыхания. — Мужчины… и их жёны.
Ответил ему новый невнятный вой и яростный град ударов. Но стало легче: движения отражения опережали удары. На долю мгновения, но этого хватило.
Несколько обманных движений, резкое увеличение дистанции, бросок!
Слева-снизу, удар оказался удачным, нож вошёл под правую ключицу. Кутум зашипел от боли и отпрянул, его нож звякнул о камень. А женская фигура метнулась вперёд, снова смазываясь и меняя очертания. И вот на Марана уже наседает, пытаясь зацепить когтистой лапой, дракон с длинным змеиным телом.
Несколько секунд они обменивались ударами и уклонялись от выпадов соперника. Нож Марана был совсем не предназначен для того, чтобы принимать удары, и он не стал бы рисковать, даже если бы знал, что зелье на лезвии поможет. А Любовь, кажется, тоже опасалась подставлять под удар лапы.
Потом к двоим присоединился третий — Кутум напал, держа нож в левой, которой владел очень плохо. Да и кровопотеря сказывалась, так что боец из него вышел плохой, но и такая помощь была его хозяйке кстати. Он отвлекал часть внимания и помогал теснить Марана к карде.
Кутум продолжал сопротивляться воздействию, сейчас — успешнее. Не раз и не два он откровенно подставлялся под удар, но воспользоваться этим приглашением Маран так и не рискнул: он по-прежнему сомневался.
Бросок — уклон, удар — шаг, взмах — тело изгибается, уходя от столкновения… Это больше походило на танец, чем на бой. Бесшумно, молча — Маран сосредоточился и экономил дыхание, а Любовь была настолько разъярена, что лишь иногда гневно взрыкивала.
Выпад!
Нож вонзился в
