Искусство и жизнь - Уильям Моррис

Что касается первой дели, то я сказал, что изделие человеческого труда неизбежно будет уродливым, если к нему не приложить искусство; я применяю слово «уродливое» как самое выразительное и резкое в нашем языке. Если эти изделия некрасивы, то их уродство опасно — оно унижает наше человеческое достоинство, причем настолько сильно, что мы просто привыкаем к этому и вот-вот начнем опускаться все ниже и ниже. Мне особенно хочется заронить в вас мысль об активном вреде труда, чуждого искусству. И потому я повторяю: если вы откажетесь применять искусство к предметам первой необходимости, то получите отнюдь не безобидные вещи, а вещи, причиняющие такой же вред, как, скажем, одеяла, которыми покрывались больные оспой или скарлатиной, и каждый шаг нашей материальной жизни и весь «прогресс» поведут к духовной смерти человечества.

Вы, конечно, поймете, что, говоря о труде людей, я отнюдь не забываю о таком самом необходимом, но неприятном труде, к которому невозможно применить искусство в том значении слова, в каком мы его употребляем. Но это лишь означает, что сама природа взяла на себя обязанность придавать красоту этому труду. В большинстве случаев процесс труда сам по себе красив, если только наша глупость не добавляет к нему горе и тревогу. Вот скользит по волнам рыбачья лодка, плуг проводит борозду для будущего урожая, идет косьба в июне, летит стружка из-под рубанка плотника, — все это само по себе красиво, и все эти занятия доставляли бы наслаждение, если бы с недавних пор человек даже в нашем цивилизованном обществе не поглупел и, по сути дела, не признал, что эта работа, без которой мы в несколько дней протянули бы ноги, — удел рабов и голодных, тогда как работа разрушительная, распри и анархия — достояние отборной части человеческого рода, то есть джентльменов.

Но если эти прикладные искусства необходимы (а я в этом убежден), чтобы не дать человечеству превратиться в безобразный и омерзительный нарыв на поверхности земли, которая иначе была бы несомненно прекрасна, то другое их назначение — делать труд радостным — по крайней мере так же необходимо и, если можно отделить одно назначение от другого, даже более благотворно и незаменимо. Ибо если верно (а я в этом убежден), что назначение искусства — сделать труд счастливым, то что же с нами произойдет, если искусство исчезнет? Нас тогда ждет одно из двух бедствий: либо необходимый труд будет выполняться жалкой толпой рабов для немногих возвышенно мыслящих интеллигентов, либо, если мы решимся, как нам и следует сделать, и распределим равномерно тяжесть проклятого труда между всеми членами общества, то даже тогда он останется бременем, отравляя всем священный дар жизни, мельчайшей долей которого мы, если б были мудрыми, должны были бы дорожить как сокровищем и пользоваться им так, чтобы было радостно применять наши способности, припадая тем самым к роднику подлинного счастья.

Позвольте обратить ваше внимание на сходство между назначением прикладных искусств и тем даром природы, без которого человечество было бы много несчастнее и который так хорошо знаком нам, что для его обозначения у нас нет отдельного подходящего слова и приходится употреблять целую фразу: наслаждение от утоления голода. Аппетит — вот единственное подходящее здесь слово, но, несомненно, оно не очень определенно и точно. Однако давайте его употреблять теперь, когда нам стало ясно, что мы под ним подразумеваем.

Кстати, нужно ли мне извиняться за то, что я говорю о столь низменных вещах, как еда и питье? Наверно, некоторые считают, что я должен это сделать, и дожидаются того дня, когда функция питания в условиях будущей цивилизации сведется к проглатыванию весьма концентрированной пилюли, скажем, раз в год или даже раз в жизни, а все остальное время мы будем свободны упражнять свой интеллект, если у нас останется тогда хоть какая-то его доля. При всей возвышенности и утонченности этих стремлений я готов почтительно повиниться в несогласии с такими людьми, ибо со всей серьезностью и ни в коей мере не шутки ради я утверждаю, что ежедневная встреча членов семьи за столом, чтобы в атмосфере отдыха и доброты вместе поесть, восстанавливая едой затраченную энергию, — такая встреча должна считаться своего рода священным обрядом, и его следует как можно лучше обставлять с помощью искусства. Еще раз прошу извинения, но я снова напомню, что множество людей живут такой жалкой, убогой и тревожной жизнью, что не могут должным образом обставить этот обряд. Мы должны помнить, что такие лишения — это зло, и мы обязаны уничтожать, а не замалчивать его. Следовательно, как еда становится скучной, если отсутствует аппетит, то есть наслаждение ею, так и производство предметов первой необходимости становится скучным, если работа не доставляет наслаждения и, следовательно, не носит творческого характера. Сэма природа требует, чтобы мы стремились к наслаждению, украшающему наш повседневный труд. Я склонен думать, что в конце концов человечество не сможет без него обойтись, но если это окажется ложным пророчеством, то я могу лишь сказать, что тогда придется отыскивать какую-то замену ему, иначе жизнь станет нестерпимой, а существование человеческого общества невозможным. Разумно и целесообразно, чтобы люди стремились предметы первой необходимости делать красивыми, как делает все природа и, кроме того, чтобы они стремились и сам процесс производства сделать приятным для себя, как и природа делает приятным для чувствующих существ выполнение необходимых функций. Присоединять искусство к предметам нашего быта — это не легкомысленное занятие, а серьезное дело жизни.

Теперь рассмотрим несколько подробнее, с чем имеет дело прикладное искусство. На мой взгляд, мы только из соображений удобства отделяем живопись и скульптуру от прикладного искусства; по сути дела, синоним прикладного искусства — это архитектура, и я должен сказать, что живопись и скульптура в жизни применяются мало; исключить надо лишь случаи, когда произведения этих искусств входят как часть в архитектурный ансамбль. Человек, понимающий искусство архитектуры, в сущности, всегда смотрит на любую картину и любую статую именно с этой точки зрения. Даже о картине самого отвлеченного содержания он непременно подумает — в какую рамку ее заключить и куда поместить. Что касается скульптуры, то она превращается просто в игрушку, в tour de force[20], если не составляет непременной части здания, отдаленной от нас на определенную высоту, чтобы ее было видно при определенном освещении. И если так обстоит с произведениями искусства, которые в известной мере могут быть обособлены от их окружения, то это a forteriori[21] относится и к менее возвышенным вещам. Короче говоря, законченным произведением прикладного искусства, подлинным его выразителем является дом с соответствующими ему украшениями и обстановкой; по собственному опыту я знаю, что невозможно украшать должным образом уродливое или вульгарное здание. С другой стороны, я вынужден признать, что славное искусство домостроительства само по себе так удовлетворяет нас, что есть множество зданий, которые нуждаются лишь в небольшом декоре, зданий, где, чтобы радоваться им, недостает лишь нескольких признаков того, что люди живут в них счастливо и в согласии друг с другом. Прочный стол, несколько старомодных стульев, горшок с цветами украшают гостиную старинного дома английского иомена гораздо лучше, чем множество картин Рубенса — галерею в Бленхейм-парке{2}.

Но не забывайте, что простота и сдержанная красота вовсе не обязательно чужды искусству. Если вам встречается старый дом, который выглядит вполне прилично, и если тут нет следов работы вдумчивого современного художника, то хорошее впечатление от этого дома — следствие неосознанной, но живой традиции. А когда отсутствует традиция, тогда шагает по земле тлетворное уродство, о котором я говорил раньше. В своей неприглядной претенциозности и отвратительной вульгарности оно испортит и красоту готического здания в Сомерсетшире и романтический вид четырехугольной башни на берегу шотландского залива, и, чтобы вернуть хоть часть этой красоты и романтики (полностью вы их никогда не вернете), вы вынуждены будете обратиться к смышленому художнику наших дней, основная задача которого будет заключаться, однако, лишь в том, чтобы удалить надоевший хлам и свободно пройтись кистью с белилами.

Произведение искусства, к которому я привлекаю ваше внимание, — это дом, где живут какие-то люди, дом хорошо построенный, красивый, отвечающий своему назначению, должным образом украшенный и обставленный так, что это характеризует образ жизни его обитателей. Или это может быть какое-нибудь благородное и великолепное общественное здание, построенное на столетия, и оно так же соответственно орнаментировано, чтобы отобразить жизнь и стремления граждан. Само по себе такое здание — это большой кусок истории, рассказывающей о стремлении граждан воздвигнуть дом, достойный их благородной жизни, и его скромный орнамент — это эпическая поэма, созданная на радость и для просвещения не только нынешнего поколения, но и многих будущих. Это настоящее произведение искусства (я чуть было не сказал — подлинной цивилизации, но этим словом настолько злоупотребляют, что я не стану им пользоваться), подлинный шедевр разумных и мужественных людей, сознающих, как важно для каждого члена общества все, что он создает.