Торжество жизни - Николай Дашкиев

Выйдя из квартиры профессора Климова, Степан повернул в первый же переулок. Он был настолько возбужден, что и не думал о сне. Да в сущности белая ночь - не ночь. Это короткие сумерки, прозрачный рассвет и вновь свежее, солнечное утро.

Он шел по незнакомым улицам, пристально вглядываясь в дома.

Вскоре Степан увидел знакомое по фотографиям здание Зимнего дворца и хотел пройти к нему, но огромный Республиканский мост вдруг вздрогнул, средний пролет медленно и плавно поднялся, и трамвайные рельсы уперлись прямо в небо. Это было странное, необыкновенное зрелище.

Сверху, от Кировского моста, спускался огромный пароход, вершины его мачт проплыли над вздыбленным пролетом, прозвучал низкий торжественный гудок.

Степан проследил, как пароход скрылся за мостом лейтенанта Шмидта и медленно пошел к Неве. Он сел у самой воды, у большого гранитного шара, и развязал тесемки папки профессора Климова.

Аккуратно подшитые, пожелтевшие от времени листы вызвали у Степана благоговейное чувство. Вот вырезка из "Медицинского журнала" за 1903 год. "...Больной М. И., 42 лет, после удаления раковой опухоли заразился рожей и благополучно перенес ее. На протяжении восьми лет признаков рака у больного не обнаружено".

Под статьей стояла подпись: "Ординатор В. С. Климов".

Вот он, источник той небрежно цитированной фразы, которая встречалась во всех учебниках!

Дальше шли истории болезней, в которых подтверждалось существование микробов, разрушающих раковые клетки, приводились описания интересно проведенных опытов, выдвигались предположения и гипотезы и, - надо отдать профессору справедливость, - рядом с положительным, подтверждающим материалом, был подшит отрицательный, который последовательно разрушал стройные, но уязвимые теории профессора Климова. Он намеренно подбирал наиболее противоречивые истории болезней, как бы предоставляя кому-то решать, почему именно больной М. И., 42 лет, выздоровел, а больной Ф. П., стольких же лет, в такой же стадии болезни умер.

Поля рукописи были испещрены .заметками, и Степан по ним мог судить, что Климов всю жизнь работал над этими записками: пометки были сделаны разными чернилами, в разное время некоторые из них даже с буквами ять, - но чем свежей была запись, тем более глубокие вопросы она затрагивала, намечая непосредственные задачи действия.

На одном листе Степан прочел пометку, сделанную дрожащим почерком: "А не имеет ли раковая опухоль таких стадий в своем развитии, когда на вирус можно воздействовать наиболее легко?"

Конец строки был закрыт небольшим пятном розового воска, и Степан, осторожно сцарапав его, увидел дату - 14/II-42 г. - самый разгар блокады!

Степан представил себе, как профессор негнущимися пальцами держит этот листок, как старается записать мысль, не надеясь, что слабеющая память удержит ее до завтра. Последний огарокелочной свечи вздрагивает в его руке (может быть, именно в ту секунду под окнами разорвался снаряд?) - и капелька драгоценного воска проливается на бумагу...

Степан закрыл глаза. Маленький профессор вырастал в великого человека - пылкого и целеустремленного, самоотверженного в работе, стойкого в горе.

А когда Степан открыл глаза, из-за Петропавловской крепости через Неву легла широкая золотая полоса - всходило солнце. Едва слышно плескалась вода о гранитные ступени причала, где-то далеко на Петроградской стороне загудел гудок, в синеве неба промчалась птицамир возникал свежим и обновленным, гордясь спокойной, сосредоточенной силой.

И Степан вновь углубился в записки профессора Климова. Он читал их жадно, нетерпеливо, как увлекательный роман, и ему становилось ясно: профессор сделал все, кроме последнего, завершающего шага.

Над одной страницей Степан задумался надолго. Профессор писал, что вирус малоизученной болезни Иванова имеет способность интерферировать со многими вирусами, то есть разрушать вирусы других видов в живом организме. На этом листке было множество всяких пометок и дат. Степан, потирая рукой нахмуренный лоб, засмотрелся вдаль, машинально повторяя.

- Болезнь Иванова... болезнь Иванова...

А вверху над ним, по площади, со звоном пролетали трамваи, шелестели шины, спешили люди.

Ленинград проснулся.

Глава VII

НЕУЯЗВИМЫЙ ЧЕЛОВЕК

Если бы Якова Яковлевича Иванова кто-нибудь спросил, что такое болезнь Иванова, он удивленно пожал бы плечами. Скромный врач не мог бы даже предположить, что его именем впоследствии назовут одну из редчайших и интереснейших болезней, с которой он сталкивался несколько раз в своей практике и описал в одном из номеров Петербургского медицинского журнала.

Но Иванов умер за несколько лет до рождения Степана Рогова, а болезнь Иванова исчезла в стране, и о ней знали лишь немногие специалисты по кожным заболеваниям.

Профессор Климов рассказал Степану все, что знал об этой болезни.

В январе 1916 года в Новгородский военный госпиталь, где Виктор Семенович Климов работал хирургом, был привезен израненный солдат по имени Петр Трифонов, уроженец Архангельской губернии. Его с трудом спасли от смерти и оставили при госпитале - у Петра Трифонова на всем белом свете не было ни единой души. Кривой на один глаз, хромой на обе ноги, с одной рукой, на которой торчал страшный в своем одиночестве указательный палец, - куда он пошел бы из госпиталя?

Это был отзывчивый и добрый человек; Виктор Семенович привязался к нему и, когда выпадал свободный час, беседовал с Трифоновым, удивляясь наивному рационализму его мышления.

И вдруг Трифонов загрустил, начал избегать людей и однажды вечером заявил Виктору Семеновичу, что ему, Петру, осталось недолго жить. Он поднял рубаху, и Климов увидел, что все его тело испещрено мелкими разноцветными пятнами, которые при некотором воображении можно было принять за крестики. Испуганно разглядывая свой поджарый живот, Петр говорил глухо:

- Ну вот, доктор, ваше благородие, мне и конец. Это антихристова печать...

Крестики вскоре слились в один сплошной мраморный с прожилками цвет, и Трифонов немного успокоился. Никаких болезненных симптомов он не ощущал, напротив: раны, которые долго не заживали, вскоре затянулись, и вообще самочувствие его начало быстро улучшаться, но все тело покрылось затейливым разноцветным рисунком.

Виктор Семенович Климов и его друг - молодой врач Введенский - заинтересовались странной болезнью, которая, видимо, не прекращалась, так как рисунок на теле больного непрерывно изменялся и через известные промежутки времени шелушилась кожа. Бактериологические исследования не дали положительных результатов - микроб "мраморной болезни" не был найден. Но Климов не сдавался: он был сторонником микробной теории заболевания и, желая доказать, что "мраморная болезнь" заразна, сделал себе укол водного раствора растертых чешуек кожи Трифонова. В тот же день и его друг, утверждавший, что эта болезнь нервного происхождения, сделал то же самое. Вскоре Введенский убедился, что болезнь заразна: на его теле появились такие же разноцветные пятна, как у Трифонова, а Климов сделал себе повторный укол.