Фальшивые червонцы - Ариф Васильевич Сапаров

Длительное время бегал с работы на работу, нигде не задерживаясь. Все гонялся за длинным рублем, выгадывал разные удобства и привилегии. Однако в строительной конторе на верфи против обыкновения своего застрял основательно. Второй год трудится, хотя ездить надо из конца в конец города, да и с заработком там не густо.

Еще более настораживающие открытия последовали, когда удалось разобраться с прошлым этого человека. Служил-то Федотов, как выяснилось, в драгунах, в том самом Финляндском полку, где подвизался и нынешний генерал Глазенап — совпадение само по себе весьма подозрительное.

Дальнейший поиск привел к новому сюрпризу. Федор Игнатьевич состоял, оказывается, в денщиках у тогдашнего командира эскадрона Петра Владимировича Глазенапа. И служакой, надо думать, был усердным, с холуйскими замашками, поскольку отбарабанил в этой должности всю империалистическую войну.

Совпадения такого свойства будоражат мысль следователя, вызывая всяческие ассоциации. Но есть у них и существенный изъян, — они редко выдерживают критический анализ.

С командиром эскадрона Федотов расстался давно, лет десять назад. Глазенап за эти годы стал генералом, влиятельной персоной белогвардейского лагеря, а бывший его денщик как-никак служил в Красной Армии, ранен на Восточном фронте. Ничего вроде бы общего между ними быть не может, слишком разные люди.

Судостроительную верфь Федотов мог облюбовать без всякого умысла. Понравился человеку коллектив, пришлась по душе работа, вот и застрял, покончив с летунством. Мало ли подобных фактов в окружающей действительности?

Всем бы был хорош этот критический анализ, если бы не история с фальшивыми червонцами. Оставалось невыясненным главное: откуда у плотника судоверфи поддельные деньги, как к нему попали, за какие услуги и одолжения?

Ответ на эти вопросы требовался незамедлительный. И получить его следовало путем внимательного изучения образа жизни Федора Игнатьевича, причем срок на такое изучение был очень коротким. Слухи об аресте церковного активиста наверняка дойдут до его шурина, и тогда он, естественно, замкнется, примет меры предосторожности.

Между тем в плотницком житье-бытье не было ничего заслуживающего внимания. Рано утром едет двумя трамваями на верфь, к вечеру возвращается в крохотную свою комнатенку, примыкающую к кухне, в густонаселенной коммунальной квартире. Сам смотается в лавочку за провизией, сам и щи себе варит холостяцкие на примусе, благо жена с детьми отправлена в деревню.

Невеселая одинокая житуха, когда неделя похожа на неделю, как родные сестры.

За покупки Федотов рассчитывался без обману, фальшивок в оборот не пускал. И вообще был достаточно осторожен. На люди без нужды не лезет, с соседями по квартире общается редко, лишь в самых неотложных случаях.

Столь же монотонно выглядела и служебная характеристика на Федора Игнатьевича. Работник квалифицированный, мастер золотые руки. От дела не бегает, но и особым усердием хвалиться нельзя. Прогулов и опозданий нет. Общественная жилка полностью отсутствует, по характеру своему сугубый индивидуалист.

Дальнейшее изучение казалось напрасной тратой сил. И тут, к немалой радости Сергея Цаплина, приоткрылась вдруг маленькая тайна бесцветной холостяцкой жизни. Приоткрылась и как бы осветила федотовскую натуру новым светом.

В один из вечеров Федор Игнатьевич, любивший домоседство и уединение, покинул свою прокуренную комнатенку. Соседке на кухне объявил, что вызвали срочно на работу, надо отстоять ночную смену по случаю экстренного заказа, но на верфь и не подумал ехать. Вместо верфи направился на извозчике в центр города, к Лиговскому проспекту.

Спустя полчаса Сергею Цаплину доложили по телефону, у кого в гостях интересующий его субъект. Заехал он к некоей развеселой девице Митрофановой, известной более под кличкой Маруська-Пистолет. Заехал с ночлегом, условился, видно, заранее. Обычно Маруська-Пистолет появлялась на Лиговке часов с шести вечера, вышагивала по своему привычному маршруту, а тут осталась дома, поджидала клиента.

Через час поступило новое сообщение.

Ночлег, похоже, отменялся. Маруська-Пистолет и ее кавалер вышли на улицу, прогулялись пешочком до Московского вокзала, наняли дорогого лихача и отправились на Петроградскую сторону.

Внешность девицы была обычной и удивления не вызывала. Накрашена, намалевана, в коротенькой своей беличьей шубке и с сумкой на плече.

Непохожим на самого себя сделался плотник Федотов. Взамен замасленной рабочей куртки и мятой кепочки на Федоре Игнатьевиче было добротное пальто-реглан из серого драпа, какие носят состоятельные нэпманы, богатая боярская шапка с бархатным верхом, новый костюм, лакированные туфли. Да и держался он этаким уверенным в себе фертом. Властным кивком головы подозвал лихача, на сиденье уселся важно, с сознанием собственного достоинства.

За Каменноостровским мостом, у подъезда ночного заведения «Приют Черной речки», парочка щедро рассчиталась с извозчиком.

Швейцар заведения радушно приветствовал их, как старых знакомых, а подбежавший распорядитель с любезными улыбочками и поклонами отвел в отдельный кабинет на втором этаже.

Кутеж в «Приюте Черной речки» длился до трех часов ночи. Дорогой кутеж, с купеческим размахом. Лилось рекой шампанское, захмелевшая Маруська-Пистолет танцевала танго со всеми желающими, баяниста и скрипача по-царски потчевал парниковой клубникой сам Федор Игнатьевич.

Наутро, ровно в полвосьмого, плотник Федотов явился на свое рабочее место. Опять в замасленной куртке, в надвинутой на лоб мятой кепочке. Ничто не напоминало в Федоре Игнатьевиче праздного, беззаботного гуляку, который допоздна швырял деньгами в ночном заведении за Каменноостровским мостом. Только мрачноват был с большого похмелья, работал зло, молча. В обеденный перерыв услугами столовой не воспользовался, одну за другой жадно выпил три кружки пива.

Водевиль с переодеванием задал Сергею Цаплину немало дополнительной мороки.

Владелец «Приюта Черной речки» охотно засвидетельствовал, что гость этот не впервые наведывается в его ресторанчик. Средствами, должно быть, не стеснен, мужчина щедрый, широкой души. Вероятно, из преуспевающих коммерсантиков или спекулянтов. Эти господа обычно стараются кутнуть в укромном тихом уголке, подальше от шумного центра и любопытствующих фининспекторов.

Деньги, потраченные Федотовым в «Приюте Черной речки», были настоящими, не фальшивыми, что говорило о должной предусмотрительности плотника.

С Маруськой-Пистолет по просьбе Сергея Цаплина связались работники угрозыска. Заглянули к веселой девице, найдя благовидный предлог, без особого труда обнаружили в шкафу дорогостоящие предметы мужского туалета.

Маруська-Пистолет, не смутившись, объяснила, что это вещи ее постоянного поклонника, за которого она намерена выйти замуж. Служит он где-то за городом, навещает ее изредка, примерно раз в неделю.

Мужик денежный, любит пустить пыль в глаза. Но безумно ревнив, требует от нее верности до гробовой доски.

На вопросы о занятиях своего кавалера Маруська-Пистолет дала путаные, сбивчивые ответы. Чувствовалось, что Федор Игнатьевич лишнего ничего не рассказывал, остерегался.

Следующее утро началось с новостей, оттеснивших на второй план ночные похождения Федотова.

В седьмом часу, когда он вышел из дому, направляясь на работу, к нему с плачем кинулась на грудь какая-то женщина. Судя по одежде, деревенская, приезжая, с убогим