Тайная жемчужина - Мэри Бэлоу

И еще она думала о том, что скоро, через несколько месяцев, он уедет из Англии. Что ей до этого – она ведь больше никогда его не увидит. Но Италия – это так далеко!

Временами тоска по нему становилась невыносимой.

У нее было много дел, но она хотела, чтобы и мысли ее были так же заняты, как руки и тело.

Однако Флер не могла не думать о нем, не страдать оттого, что больше никогда его не увидит. Она все жизнь будет помнить, что он любил ее. И через двадцать лет, если будет жива и узнает, что и он тоже жив, она будет помнить: он любит ее. А вот как в этом убедиться? Ведь и тогда не спросишь, как и теперь: любишь ли ты меня? Помнишь ли обо мне?

Флер понимала, что ей было бы легче, если бы она узнала, что Адам не любит ее, что он счастлив с другой женщиной. Тогда, возможно, ей удалось бы как-то устроить свою жизнь.

А теперь она лежала ночами в кровати, вспоминая дни, когда ездила вместе с ним, когда они так свободно, по-дружески, разговаривали, сидя рядом в мире и согласии, держась за руки. Она вспоминала ту ночь, когда они снова и снова доказывали друг другу свою любовь, и понимала, что не переживет, если узнает, что у него другая женщина.

Но она страдала и оттого, что он несчастлив, связан браком, который на самом деле вовсе не брак, должен воспитывать маленькую девочку, которая даже не его дочь. Да, барьер, воздвигнутый между их жизнями, тонкий, словно паутинка, почти призрачный, но высокий и надежный. И это тоже причиняло невыносимые страдания.

Но наивысшей точки они достигли из-за двух событий, которые произошли в один и тот же день, примерно через месяц после того, как она поселилась в коттедже.

Днем Флер позвали в школу, чтобы принять фортепиано, которое доставили из Лондона. На улице толпилось много любопытных, а дети бегали вокруг фургона, в котором привезли инструмент.

– Фортепиано! – восторженно воскликнула Мириам, прижимая руки к груди. – Для вас, Изабелла? Вы заказали его?

– Это для школы, – ответила Флер. – Подарок.

– Подарок? Для школы? – Мириам смотрела на нее расширившимися от удивления глазами. – Но от кого?

– Мы должны внести его в помещение, – сказала Флер.

Она не заметила, как появился Дэниел.

– Это слишком ценная вещь для классной комнаты, – сказал он. – Мы должны поместить его в ваш коттедж, Изабелла.

– Но это для детей, – возразила она. – Теперь я смогу учить их музыке.

– Вы можете брать их к себе по одному или по двое, и давать уроки дома.

– О да, – согласилась Мириам. – Это очень хорошая мысль, Изабелла. Какой чудесный, щедрый подарок.

Она сжала руку подруги, но не стала повторять вопрос о том, кто прислал фортепьяно.

И вот у Флер появился инструмент и целый ящик нот.

Когда Мириам отправила ее из школы, убедив, что здесь больше нет дел. Флер села за пианино и прикоснулась дрожащими пальцами к клавишам.

Но играть не смогла. Она закрыла блестящую крышку, уронила голову на руки и заплакала – это были первые слезы после отъезда Адама.

Когда Флер была гувернанткой у Памелы, она часто видела герцога ранним утром у открытой двери, что соединяла музыкальный салон и библиотеку. Он молча стоял так, чтобы она заметила его и не подумала, будто он пытается незаметно подслушивать ее игру. Она полностью отдавалась музыке, но всегда чувствовала, что он слушает ее.

Ей так долго казалось, что она ненавидит и боится его, а он отвергает ее. И она боялась, смертельно боялась странного и неожиданного влечения к нему.

Он послал ей такой дорогой подарок, зная, как много для нее значит музыка. Но она никогда больше не сможет сыграть для него.

Этим же вечером у нее начались месячные. А это значило, что она все же не забеременела. Хотя произошла задержка на целую неделю.

Разумеется, было глупо думать, что она забеременела. Она и не должна была хотеть этого. Ужасно, если бы это случилось.

Но Флер открыла для себя, что сердце не всегда подчиняется разуму. Она привела себя в порядок и, унылая и опустошенная, прилегла на кровать.

А если бы и случилось? Ей в конце концов вовсе нет дела до скандала. Все должно решиться в восемь дней. Еще оставалась надежда…

– Адам, – прошептала она в темноте. – Адам, я не хочу тишины. Я не могу выносить тишину. Я не слышу вас.

Когда она услышала эти слова, они показались ей абсурдными. Она повернулась на бок и уткнулась лицом в подушку,* * *

Вскоре после визита Питера Хаутона Флер спросила Молли, не согласилась бы та переехать к ней в коттедж, чтобы вести хозяйство. Молли очень понравилось предложение стать одновременно домоправительницей, горничной и кухаркой.

Но она намекнула, что Тэду Джексону не понравится, что она будет так далеко от него. И не прошло и месяца, как мистер и миссис Джексон жили в коттедже Флер, а она вдобавок к домоправительнице приобрела еще мастера на все руки и садовника.

А поскольку она была уже в доме не одна, преподобный Бут мог теперь навещать ее без сопровождения сестры. Наблюдая за тем, как Флер вышивает, он пришел к выводу, что она понемногу приходит в себя. Он любил слушать ее игру на фортепиано.

Флер нравились его визиты, и она с некоторой ностальгией вспоминала времена, когда была влюблена в него.

Она часто думала, что было бы, если бы не произошло всех этих событий. Она поселилась бы в доме викария, как задумала, и жила бы теперь там с Мириам и Дэниелом, ожидая, когда тот получит специальное разрешение, чтобы жениться на ней.

Теперь они были бы женаты уже несколько месяцев. И проводили бы вечера вместе, как сейчас. Может быть, она уже ждала бы от него ребенка.

И была бы счастлива. Но без переживаний последних месяцев она так и не поняла бы всю узость взглядов Дэниела и сама продолжала бы видеть мир только в белом и черном цвете. Никогда бы не встретила Адама и не узнала бы счастья и мук страстной, всепоглощающей любви.

Иногда Флер казалось, что она должна забыть все, что случилось с ней в эти последние месяцы, и вернуться к прежней жизни. Но нельзя возвратиться назад и довольствоваться малым, потому что человек не может оставаться прежним, если обрел что-то большее.

Пусть боль, пусть страдание, но теперь она поняла: другая жизнь ей не нужна.

– Вы счастливы здесь. Изабелла? – спросил ее преподобный Бут однажды вечером.

– Да, – с улыбкой ответила она. – Мне очень повезло, Дэниел. У меня есть дом, школа и много друзей. И чудесное ощущение покоя и безопасности после всех этих тревог с Мэтью.

– Вы в деревне всем понравились и заслужили уважение, – сказал он. – Мне казалось, что вам будет трудно обосноваться здесь после всего того, что вам пришлось пережить.

Она улыбнулась ему и снова опустила голову, продолжая вышивать.