Атаман Платов - Анатолий Корольченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Над почетным даром работали лучшие английские мастера. На одной стороне эфеса они изобразили на эмали герб Великобританского и Ирландского королевств, на другой — Платовский вензель. Верх эфеса украсили алмазами, на ножнах отобразили отдельные сражения, в которых он принимал участие. На самом же лезвии вывели текст постановления муниципалитета.
Саблю вручил Платову находящийся во Франции английский фельдмаршал Веллингтон. На следующий день Матвей Иванович послал ему ответ:
«Приемля сей отличный и весьма лестный для меня знак с чувством истинной признательности, я не могу, однако же, отнести прямо к себе всю приписываемую мне оным славу. Но видя из сего искренность и доброжелательство, коими великая и знаменитая достоинствами своими нация почтила меня свыше заслуг моих во время бытности моей в Лондоне, чту себя счастливейшим, что судьба дозволила мне участвовать в столь блистательнейшей для всей Европы эпохе, протекшей в последние три года…»
Ныне сабля эта находится в Новочеркасске, в Музее истории донского казачества.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Не счесть, сколько в жизни было возвращений и встреч с Доном. Казалось бы, он к этому привык. Но нет!
С необъяснимым чувством волнения Матвей Иванович подъезжал к родному краю. В последний раз он здесь был весной 1810 года, после того как заболел в Молдавии и его откомандировали из армии. Пробыл всего три месяца, а потом поехал в Петербург — оттуда поступил вызов. Там его окончательно вылечил всемогущий доктор Виллие.
Четыре года прошло с той поры. Да какие это годы!..
Он сидел в экипаже и жадно, словно бы впервые, смотрел на раскинувшуюся пред ним степную даль, на плывущие редкие облака и далекий горизонт.
Рядом, на привычном месте адъютанта, расположилась Елизавета Петровна. Она оказалась мягкой и душевно доброй женщиной с развитым чувством такта. Не досаждая навязчивостью, вовремя угадывала его желания и незаметно делала то, что вызывало у него благодарность.
За короткое время, не зная ни слова по-русски (как, впрочем, он по-английски), они научились понимать друг друга.
Свой брак они оформили в Англии, ограничившись выправлением в посольстве нужных бумаг.
— Счастья вам долгого, — пожелали Ливены, провожая их в Россию.
С того дня прошло уже более года. И вот он уже на Дону…
За лето степь выгорела, пожелтела, и хотя было жарко, однако замечалось едва приметное дыхание осени. В горячем, с легкой пыльцой, воздухе чувствовался запах полыни, конского пота и еще чего-то знакомого с детства, родного, теплого и непонятного.
По сухой, отвердевшей земле мерно отстукивали конские копыта. Изредка возница причмокивал, подгоняя лошадей, и свистел кнут.
Дорога разветвилась, и возница направил было коней налево, по наезженной дороге, но Матвей Иванович остановил его:
— Возьми-ка, станичник, правей.
— Так то ж на хутор…
— А мы до него не доедем. Поезжай, поезжай!
Экипаж вкатил на гребень переката, и взору вдруг открылся Дон. Он голубел широкой лентой, с желтой каймой песка, а на другом берегу тянулся волнистый крутояр с широкой, поросшей кустарником лощиной, сбегавшей к самой воде.
— Дон! — указал он в окно.
— Дон? — вопросила Елизавета Петровна.
Матвей Иванович вышел из экипажа, приблизился к реке. Накатилась волна, дохнула влажной свежестью.
— Здравствуй, Дон-батюшка! — произнес он и низко поклонился. — Здравствуй, кормилец страждущих и сирых.
Он смотрел на речной простор, а на глаза сама собой набежала туманная дымка, застилая и пляж, и реку, и крутояр противоположного берега.
Ему было хорошо и грустно. Обручем давили грудь воспоминания прошлого и сознание, что вот он, старик уже, вернулся и, это, наверное, его последнее возвращение…
Вдали показался верховой, он спешил наметом к экипажу.
— Ваше превосходительство! Там собралась вся станица. Встречать вас!
Где-то левей, за излучиной, находилась станица Казанская. С нее начиналась земля Войска Донского.
— Поезжай, станичник, передай, что сейчас буду. А это тебе за добрую встречу да приветливые слова. — Матвей Иванович одарил счастливого казака золотой монетой.
— Рад стараться! Превеликая вам благодарность! — крикнул тот и, хлестнув коня, поскакал назад.
У окраины Казанской гудела многоликая толпа. Экипаж окружили, лезли на подножки, чтобы посмотреть на знаменитого атамана, коснуться его.
Дюжие казаки с трудом оттеснили любопытных, дали место, чтобы атаман ступил на землю.
От собора выступила толпа стариков с крестами и медалями на чекменях. Передний нес на расшитом холщевом полотенце пышный каравай.
— Прими, атаман наш и граф, низкий поклон за проявленные ратные доблести. Спасибо за удаль твою и храбрость, за то, что в лихих сражениях вел сыновей наших и внуков к победе и славе и оберегал от рока злого. Прими хлеб-соль от казаков станицы.
Ударили в колокола, и в небе поплыл торжественный звон…
На станичной площади построена полусотня верховых казаков, и молодцеватый есаул, лихо вскинув саблю, отрапортовал:
— Почетный караул от Войска Донского встречает Вас, доблестного атамана, на родной земле и имеет целью сопровождать ваше сиятельство до славного Нового Черкасска.
Улучив момент, Матвей Иванович спросил есаула, кто выслал полусотню.
— Повелел наказной атаман, генерал Денисов.
«Спасибо тебе, Андриан Карпович, — мысленно отблагодарил польщенный Платов. До него дошли слухи, будто бы он, Платов, умышленно оставил в Новом Черкасске храброго генерала Денисова вместо себя, чтобы тот не заслонил в сражениях его славы, и потому Денисов будто бы на него в обиде. — Спасибо, Андриан…»
Вечером он услышал знакомую с детства песню. Пели казачки, изливая горе:
Как и все-то полки с моря домой идут,А мово-то друга милого коня ведут,А на коне-то лежит седельце черкасское,На седелечке лежит подушка козловая,Во подушечке лежит рубашечка белая.
Матвей Иванович слушал песню затаясь. Он мысленно представлял не только поющих в скорби казачек, но и картину встречи возвращавшегося с дальнего похода казачьего полка, и коня в подворье, хозяин которого остался лежать на чужбине.
Не чистым-то чисто рубашечка вымыта,Да в крови-то вся она измазана…Умирал молодец, друзьям приказывал: «Как впустит господь вас на тихий Дон,Отнесите вы моей жене поклон!Скажите, чтобы не мыла рубашечку в речной воде,А чтобы выбанила ее горючей слезой,Да чтоб высушила ее на своей груди!»
Матвею Ивановичу тоже было грустно. Сколько казаков навсегда осталось там, у Москвы и Смоленска, на Немане и Висле, и сколько еще прольется горьких вдовьих слез по убиенным в последних сражениях.
На второй день по прибытии в Новый Черкасск Матвей Иванович поехал с дочерью Анной и ее мужем Харитоновым Константином Ивановичем на могилу жены.
Елизавету Петровну не взял.
— Побудь дома, я ненадолго.
— Да-да, конечно, поезжай, — поняла она. — Я останусь…
В коляске доехали до кладбищенских ворот, а дальше пошли неширокой дорогой. Справа и слева виднелись в пожелтевшей чаще гробницы, кресты, обелиски.
— Вот здесь, папаня, — указала Анна на отходившую вправо едва приметную тропку.
Тропинка, попетляв среди гробниц и корявых стволов акаций, уперлась в железную ограду. Тягостно заскрипела дверца.
День выдался спокойный, и в кладбищенской тиши отчетливо слышалось тоскливое попискивание пичужки, басовито гудя, пролетал шмель.
— Оставьте меня, — сказал Матвей Иванович.
Отрешившись от всего, он опустился на колено.
— Здравствуй, Марфуша. Вот я и вернулся, а ты не стала ждать… Без меня тебя похоронили. Как и Надю. Такова уж судьба. Дома — гость, хозяин — в походе. Всю жизнь в седле: оберегал покой России, отбивал ее от врагов…
С прибытием в Новый Черкасск у Матвея Ивановича начались немалые хлопоты. С утра он выезжал из Мишкино, где находился его дом, в Войсковую канцелярию и с горячностью принимался за дела, которых, к великой досаде, никак не убавлялось. Приходили бумаги из Петербурга, из станиц, казаки жаловались, просили, требовали вмешательства в их судьбу, разбирательства самых неожиданных тяжб.
— Ох уж эти мне письменюги! — говорил он всякий раз, когда в кабинет входили чиновники из отделов с пухлыми делами или кипами бумаг, которые он должен был прочитать и рассудить.
— Надо, ваше сиятельство, — с подобострастием говорили чиновники.
— Да по мне лучше пребывать в сражении, чем копаться в них.
Матвей Иванович давно собирался объехать все земли Войска Донского: побывать и на севере, посетить верховые казачьи станицы, да и калмыков не обделить вниманием. На донских землях их жило немало. Над калмыцкими поселениями верховодил подполковник Греков, его зять, муж младшей дочери.
