Слеза дьявола - Джеффри Дивер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В последний раз убей как можно больше, — велел человек, который всегда говорит ему обо всем.
Но сколько это «как можно больше»?
Один, два, три, четыре, пять…
Диггеру не кажется, что имелась в виду всего полудюжина.
В последнюю минуту последнего часа послед…
И потому он поторопился вслед разбегавшимся, но делая все как положено. Тоже притворяясь испуганным, тоже растерянно, как и вся толпа, ища для себя укрытия. И все такое.
«Ты самый… Ты самый… Ты самый лучший».
«Что это там был за человек? — задумывается он. — Точно не полицейский. Тогда почему же он стрелял в меня?»
Диггер снова спрятал оба «узи» внутри плаща, который он так любит… Клик… Так любит, потому что это подарок Памелы.
Рядом раздаются крики, но они вроде бы не имеют к нему отношения, и он не обращает на них внимания. Его никто не замечает. Он двигается по траве мимо кустов и деревьев, растущих вдоль широкой улицы — Конститьюшн-авеню. Там стоят автобусы и машины, а еще там собрались тысячи и тысячи людей. Если он доберется туда, то сумеет убить несколько сотен.
Он видит здания музеев, как тот, где была картина с вратами ада. Музеи — это смешно, думает он. Таю музеи точно понравятся. Возможно, когда они доберутся до Калифорнии, то смогут сходить в какой-нибудь музей вместе.
Снова крики. Снова бегут люди. Кругом теперь полно мужчин, женщин и детей. Они повсюду. Но полицейские и агенты тоже. И у них есть «узи», есть «Мак-10», есть… Клик… Есть пистолеты, как у самого Диггера, и такие же, как у того толстяка, который хотел подстрелить его. Но они не стреляют, потому что не знают в кого. Диггер ведь только обычный человек из толпы.
Клик, щелк…
Долго ли ему еще идти до того места, где народу собралось больше всего?
Наверное, еще метров сто или двести, прикидывает он.
И он направляется к ним. Но так он все дальше уходит от Тая, от машины, припаркованной на Двадцать второй улице. Эта мысль ему не по душе. Он хочет как можно скорее покончить со стрельбой и вернуться к мальчику. Когда он окажется в гуще толпы, он начнет вращаться как юла, чтобы люди падали, как листья в коннектикутском лесу, а потом вернется к мальчишке.
И в странствиях долгих вдали от тебя
Я только сильнее влюбляюсь…
Крутиться, крутиться, крутиться…
А они пусть падают, как Памела, когда у нее на груди расцвела роза, с ярким желтым цветком в руке.
Падают, падают, падают…
Все больше вооруженных людей пробегают по траве мимо.
Внезапно где-то рядом он слышит взрывы, треск, хлопки, буханье.
В него начали стрелять?
Нет, не может быть!.. О, только посмотрите на это!
У него над головой цветы распускаются прямо в небе. Откуда-то вьется дымок, а цветы становятся все красивее — есть и красные, и желтые. А еще синие и белые.
Салют.
Его часы подают сигнал.
Полночь.
Время стрелять.
Но Диггер пока стрелять не может. Людей вокруг слишком мало.
И он продолжает двигаться к средоточию толпы. Он, конечно, может уложить достаточно многих, но этого будет недостаточно, чтобы человек, который обо всем ему говорит, остался доволен.
Бах!
Пуля пролетает мимо него.
Вот теперь в него действительно начали стрелять.
И кричать при этом.
Двое мужчин в жилетах ФБР в центре поляны справа от Диггера заметили его. Они стоят рядом с высокой деревянной трибуной, обвитой красивыми красно-сине-белыми лентами, как толстые новогодние младенцы.
Он поворачивается в их сторону и спускает курок «узи», не вынимая автомата из плаща. Ему не нравится мысль, что в красивом черном или синем плаще, подаренном Памелой, появятся новые дырки, но ничего не поделаешь. Нельзя никому показывать свое оружие.
Мужчины хватаются за лица и шеи, словно их ужалили пчелы, и валятся на землю.
Диггер разворачивается и идет дальше к толпе.
Никто не заметил, как он застрелил тех двоих.
Ему осталось пройти метров пятьдесят, чтобы оказаться среди множества людей. Он озирается по сторонам, как делают все, высматривая убийцу, ища место, где можно было бы спастись. И уже скоро он сможет стрелять, стрелять, стрелять.
Вращаясь как волчок. Как в лесу Коннектикута.
28
Когда первые пули врезались в дерево трибуны вокруг них, Джерри Кеннеди спихнул Клэр с возвышения на холодную землю. Он спрыгнул вслед за ней и упал рядом, защищая своим телом от выстрелов.
— Клэр! — выкрикнул Кеннеди.
— Со мной все в порядке! — ответила она перепуганным голосом. — Что происходит?
— Кто-то стреляет. Это должен быть он! Убийца! Он явился сюда.
Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, ощущая запахи земли, травы, разлитого кем-то пива.
Один из находившихся на трибуне людей ранен — это молодой чиновник, которому пуля угодила в руку, пока конгрессмен Ланьер использовал его как живой щит. Но кажется, больше никто не пострадал. Пули угодили в трибуну случайно. Убийца целился в двоих агентов, стоявших перед ней, а не в кого-то на возвышении.
Кеннеди сразу понял, что агенты мертвы.
Мэр поднял взгляд и увидел Сида Арделла, державшего перед собой пистолет и оглядывавшего поляну. Он стоял во весь свой огромный рост, не пытаясь даже пригнуться.
— Агент Арделл! — крикнул мэр. — Вот же он! Видите его?
Но агент не стрелял. Кеннеди взобрался несколькими ступеньками выше и потянул его за рукав, указывая направление.
— Он уходит. Стреляйте же!
Но гигант только держал пистолет наготове, как снайпер, но не спускал курок.
— Арделл!
— Эм-м-н, — произнес агент.
— Чего вы ждете? — выкрикнул Кеннеди.
Но агент Сид Арделл только продолжал повторять свое «Эм-м-н», глядя в глубь поляны.
А затем он побежал странным зигзагом, глядя то на север, то на восток, то на юг… Глядя на стену Вьетнамского мемориала, потом на деревья, потом на памятник Вашингтону, потом на флаг, развевавшийся позади зрительской трибуны.
— Эм-м-н…
Он в последний раз повернулся, описал полный круг, а потом опрокинулся на спину, уставившись в небо остекленевшими глазами. И только теперь Кеннеди увидел, что верхняя часть черепа у агента была полностью снесена пулей.
— Боже милостивый!
Клэр в голос охнула, когда человеческая кровь потекла по ступеням, капая на землю в сантиметрах от ее лица.
Агент снова что-то промычал, изо рта у него показался пузырь красной пены. Кеннеди взял его за руку — она мелко дрожала. А потом он окончательно замер.
Мэр поднялся. Он посмотрел за трибуну, на которой, как могли, прятались Ланьер, его помощник и еще один конгрессмен.
Парк был затемнен, чтобы салют выглядел более отчетливо, но в свете фар машин служб спасения Кеннеди видел, какой воцарился хаос. Он пристально всматривался, ища глазами силуэт Диггера.
— Какого черта ты делаешь в моем городе? — прошептал он. Потом перешел на крик: — Какого черта тебе здесь надо?!
— Джерри, ложись! — умоляла Клэр.
Но он остался стоять на прежнем месте, вглядываясь в пространство парка, стараясь вновь заметить темную фигуру убийцы.
Где же он? Где?
А потом он заметил, как в тени вишневых деревьев параллельно Конститьюшн-авеню быстрым шагом идет мужчина.
Он направлялся к восточной части парка, которая все еще была забита народом.
Кеннеди наклонился и взял пистолет из руки мертвого агента.
— Нет, Джерри, нет! — в панике заговорила Клэр. — Воспользуйся лучше сотовым телефоном.
— На это уже нет времени.
— Не-е-т… — Клэр тихо заплакала.
Он вдруг обернулся, левой рукой погладил ее по щеке и поцеловал в лоб, что делал всегда, прежде чем выключить свет в спальне и заснуть. А затем перепрыгнул через пару вжавшихся в землю молодых политических карьеристов и побежал по траве.
Мелькнула мысль: «Не дай Бог, сейчас снова прихватит сердце, и тогда мне п…ц! Не хватало только в такой момент умереть от обычного инфаркта!» Но бега он не замедлил.
Вокруг него виднелись привычные глазу приметы города. Памятник Вашингтону, сбросившие на зиму листья вишни, башня Смитсоновского института,[7] серые, построенные в неоготическом стиле здания музеев, туристические автобусы…
Кеннеди тяжело вдыхал воздух и бежал, вдыхал и бежал.
Диггер шел в тридцати метрах впереди него, потом уже всего в двадцати пяти.
Двадцать метров.
Кеннеди видел, как преступник подходит все ближе к толпе. Теперь из-под плаща он уже достал черный автомат.
Из-за деревьев слева от Кеннеди раздался выстрел. Потом еще и еще два.
«Наконец-то, — подумал мэр. — Они заметили убийцу».
Но внезапно пуля выбила кусок газона под ногами у него самого. Еще одна просвистела над головой.
