Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса - Джон Бёкан

— Вот он, миллион, перед вами! Вы когда-нибудь видели столько денег? Это же пять тысяч фунтов на ваши деньги! — Он встал. — Но давайте начнем праздновать наш успех. Раздевайтесь, а я пойду принесу шампанское. Думаю, оно вам понравится. Льда, конечно, нет, но я поставил его в ведро с холодной водой — мне кажется, оно не успело нагреться.

Он пошел к занавесу. Латимер отвернулся, чтобы снять пальто, а когда повернулся, то увидел, что мистер Питерс, как вкопанный, стоит перед занавесом.

У Латимера было такое ощущение, что вся его кровь отхлынула куда-то вниз, к ногам, и его мозг стал удивительно пустым и легким. В то же время грудную клетку опоясал стальной обруч, который нестерпимо сжимал сердце и легкие. Он думал, что закричит, но у него пропал голос, и он только бессмысленно таращил глаза.

Мистер Питерс, все так же стоя спиной к Латимеру, поднял руки, и из-за занавеса вышел Димитриос с револьвером в руке.

Димитриос сделал шаг вперед и чуть в сторону так, чтобы держать одновременно под прицелом и Латимера, и мистера Питерса. Латимер уронил на пол пальто и поднял руки.

— Мне кажется, — сказал Димитриос, презрительно сдвинув брови, — вы не очень-то рады видеть меня здесь, Петерсен. Или, быть может, вам больше нравится Кель?

Мистер Питерс молчал. Латимер видел, как у него ходит вверх-вниз кадык, словно он пытается что-то проглотить и никак не может.

Глаза Димитриоса остановились теперь на Латимере.

— Я рад, что англичанин тоже здесь оказался. А то бы мне пришлось заставить вас, Петерсен, назвать его имя и адрес. Итак, месье Смит, который так старался скрыть свое лицо, теперь весь как на ладони. Вместе со своим компаньоном Петерсеном. Я всегда говорил вам, Петерсен, что вас погубит хитроумие. Помните, вы привезли гроб из Салоников? Вам бы следовало знать, что хитроумие не может заменить ум. И вы могли думать, что сможете обмануть меня? — Он презрительно усмехнулся, — Бедняга Димитриос будет думать, что я, Петерсен, как всякий шантажист, обязательно вернусь, чтобы еще попросить денег. Я, хитрый Петерсен, постараюсь убедить его в этом, но на самом деле это будет чистой воды блеф, а я, хитрый Петерсен, поступлю совсем наоборот — получу деньги и исчезну. Бедняга Димитриос так непроходимо глуп, что не сможет догадаться, что купивший эти три развалюхи Кель — на них и через сто лет вряд ли найдется покупатель, — не кто иной, как хитроумный Петерсен. Только такому дураку, как вы, Петерсен, не было известно, что эти дома пустовали в течение нескольких лет до того, как я купил их на ваше имя.

Он вдруг замолчал, и Латимер заметил, что он прищурился и на его желтом лице выступили желваки. Латимер знал, что сейчас он выстрелит. Его сердце билось так сильно, что ему казалось, его слышно в другом конце комнаты.

— Бросьте деньги, Петерсен! — приказал Димитриос.

Сверток упал на пол, и банкноты веером покрыли ковер.

Димитриос поднял пистолет.

Казалось, только теперь мистер Питерс понял: происходит что-то непоправимое, что-то совершенно невозможное, потому что закричал:

— Нет! Нет! Вы должны…

Димитриос выстрелил, потом выстрелил еще раз, и Латимер услышал отвратительный звук вошедшей в тело пули.

Мистер Питерс издал звук, похожий не то на икоту, не то на отрыжку; колени его подогнулись, и он упал лицом вперед.

— Теперь вы, — сказал Димитриос, обращаясь к Латимеру.

И в этот момент Латимер прыгнул. Конечно, прыжок был вызван неискоренимой жаждой жить, но ни за что на свете он не смог бы объяснить, почему прыгнул вперед, на направленный на него револьвер Димитриоса. Жизнь ему спас свернутый ковер, за который он запнулся. Он упал на пол, и потому пуля прошла у него над головой. Выхлопные газы опалили его шевелюру, он на какую-то долю секунды потерял рассудок, но остался жив.

И когда Латимер понял это в ту же самую секунду он бросился на Димитриоса. Он схватил его за горло, и они повалились на пол. Димитриос тоже пытался душить его, но, как человек опытный, ударив Латимера коленом в живот, откатился в сторону. Пистолет лежал теперь на полу, и задыхающийся Латимер, видя, как Димитриос ползет к нему, схватил стоявший на низеньком деревянном столике медный марокканский поднос и метнул его обеими руками в Димитриоса. Поднос попал Димитриосу в голову, но тот продолжал ползти к револьверу, и тогда Латимер со всей силой обрушил на него деревянный столик. Столик ударил Димитриоса по плечу и по шее, и он упал ничком на пол. Латимер, вскочив с пола, схватил револьвер и, прислонясь к стене, хватал ртом воздух, держа палец на спусковом крючке.

Димитриос, бледный, как бумага, поднялся с пола и шагнул к Латимеру.

— Еще один шаг, и я стреляю, — сказал Латимер, поднимая пистолет.

Димитриос остановился. Он не сводил глаз с Латимера. Его волосы были растрепаны, шарф вылез из-под пальто и болтался на шее, и все-таки он был страшен. Дыхание вроде бы возвращалось в Латимеру, но колени по-прежнему дрожали, в ушах что-то гудело и звенело, и он боялся, что его сейчас стошнит. Самое ужасное было то, что он не знал, как ему теперь поступить.

— Еще один шаг, и я стреляю, — повторил он.

Он видел, как взгляд Димитриоса упал на рассыпанные по полу банкноты и потом остановился на нем. — Что собираетесь делать? — сказал он внезапно. — Если придет полиция, и вы, и я окажемся в дурацком положении. Если вы убьете меня, то получите миллион, а если отпустите, то еще один. А это для вас гораздо лучше.

Латимер его почти не слушал. Краем глаза он вдруг увидел, что мистер Питерс, каким-то образом доползший за это время до дивана, где лежало его пальто, сидел теперь, прислонясь спиной к дивану и закрыв глаза. Он со свистом дышал ртом, в горле его что-то булькало. Одна из пуль вырвала у него кусок мяса из шеи, и из раны на грудь обильно текла кровь. Другая пуля пробила ему грудь, и поверх пиджака расплылось небольшое пятно ярко-пурпурного цвета. Губы его начали двигаться — он, видимо, хотел что-то сказать.

Держа Димитриоса на прицеле, Латимер приблизился к мистеру Питерсу.

— Как вы себя чувствуете?

Уже произнеся эту фразу, Латимер вдруг осознал всю ее глупость. Он мучительно пытался собраться с мыслями. Была стрельба, мистер Питерс ранен, он…

— Пистолет, — еле слышно пробормотал мистер Питерс, — дайте мне мой пистолет. В пальто.

Губы его продолжали двигаться, но уже ничего не было слышно. Латимер начал рыться левой рукой в карманах пальто мистера Питерса. Димитриос наблюдал за ними, отвратительно улыбаясь. Наконец Латимер достал пистолет и передал его мистеру Питерсу. Тот схватил его обеими руками, и тотчас послышался щелчок — он снял предохранитель.

— Теперь, — пробормотал он, — идите в полицию.

— Не может быть, чтобы никто не слышал выстрелы, — сказал Латимер мягко, — полиция сейчас придет.

— Ей нас не найти, — прошептал мистер Питерс. — Ступайте.

Латимер не знал, что делать. Скорее всего мистер Питерс прав: дома эти зажаты между глухих стен, и выстрелы мог услышать только человек, случайно оказавшийся в этот момент у входа в тупик.

— Хорошо, — сказал он. — Где тут телефон?

— Нет телефона.

— Но…

Что же все-таки делать? Ведь пока найдешь полицейского, пройдет минут двадцать. Как быть с раненым? Как быть с Димитриосом? По крайней мере ясно, что надо немедленно найти доктора. Да и Димитриоса нужно как можно скорее посадить под замок. Наверное, его мысли передались Димитриосу. Он, не отрываясь, смотрел теперь на люгер, который мистер Питерс положил на согнутую коленку. Кровь из раны на шее заливала ему грудь.

— Хорошо. Я сейчас приду.

Латимер пошел к двери.

— Минуточку, месье. — Этот хриплый голос заставил его остановиться.

— Ну что еще?

— Если вы уйдете, он убьет меня. Неужели это неясно? Вы принимаете мое предложение?

Латимер шагнул к двери.

— Он, конечно, будет стрелять, если вы выкинете какой-нибудь трюк, — Латимер оглянулся на скорчившегося над своим люгером мистера Питерса, — Я сейчас приведу полицию. Не стреляйте, пока я не приду, мистер Питерс.

И в этот момент Димитриос захохотал. Латимер невольно обернулся, чтобы посмотреть на него.

— Приберегите смех для палача, — вырвалось у него. — Это вам очень поможет.

— Поневоле подумаешь, — сказал Димитриос, — что глупость всесильна. Всегда побеждает глупость — либо твоя собственная, либо твоих противников. — В лице его что-то дрогнуло, — Пять миллионов! — хрипло прокричал он, — Неужели этого мало? Неужели вам хочется, чтобы эта падаль пристрелила меня?

На одно только мгновение закрался соблазн в душу Латимера, и тотчас он похолодел от мысли, сколько уже людей поплатилось за их договоры с Димитриосом. Димитриос что-то прокричал, но Латимер уже не слышал — он опрометью бросился вниз по лестнице.