«Путешествие на Запад» китайской женщины, или Феминизм в Китае - Эльвира Андреевна Синецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этой связи кажется закономерным поговорить о гуаньси 关 系[789] – тех связях, которые существуют в любых обществах между его членами, но и в любом обществе имеют свой, специфический окрас. Этот вопрос затронут в кандидатской диссертации, защищённой в ИСАА при МГУ[790], которая, в сущности, посвящена анализу коррупции в последней четверти прошлого века в КНР.
Представляется, что под определённым углом зрения рост коррупции может быть рассмотрен как рост рыночных отношений. Коррупция – это суррогат рыночных отношений там, где нормальные рыночные отношения искусственно подавлены, считают некоторые, «это не что иное, как теневой рынок услуг», иногда исполняющий роль тендера при распределении дефицитных средств производства[791]. А, «может, это вид “естественного отбора”？ Когда успешными оказываются только те особи, которые способны обеспечить себя необходимыми коррупционными связями и схемами»[792]. В конце концов, мы можем пассивно быть «обслуживаемыми» управителями самых разных сфер и уровней, а можем выступать с инициативой, требуя или с большей частотой, или более специфической (по скорости или качеству) конкретной услуги. Конечно, коррупция была всегда и есть везде. И в каких показателях измеряется, что её стало больше? Может быть, больше говорят о ней, поскольку и говорить можно стало, и больше людей с управленцами сталкивается? Можно, верно, напомнить закон перехода количества в качество и наоборот. Размах коррупции, думается, говорит не только об особенностях, о «неправильности» законодательной базы страны (такой, во всяком случае, точки зрения придерживаются специалисты по американской мафии). Разве не говорит он и об увеличивающихся контактах рядовых граждан страны со своими органами власти? То есть можно говорить о возросшей мобильности внутри обществ, да и, верно, о возросшем благосостоянии членов общества (ведь платить-то можно, когда есть чем платить и известно для чего). И если увеличивается сумма взятки, подкупа, то, стало быть, у вступающих в таковые отношения с чиновниками граждан имеются таковые суммы. А это может служить неким свидетельством о возрастающем благосостоянии граждан (и не только этих коррумпированных чиновников). Ведь Дэн Сяопин признавал право одних богатеть раньше других, подразумевая при этом, что «зараза» благосостояния (а не мечты о «железной миске») в определённом смысле не может не распространяться (если, конечно, не будет прервана призывами грабить награбленное). Так и использование женского тела (как пишется в статье Сьюзен Манн – «юности девушек») в качестве товара (неважно, за деньги или за услугу), конечно, было всегда. Недаром же самая простая форма такой сделки – проституция называется самой древней профессией. Естественно, в каждом социальном явлении есть его поверхностная видимость. Но ведь есть и суть явления, которую часто не только сложно увидеть из-за «глубины залегания», её просто не хотят видеть, и даже мысли не приходит, что за видимой схожестью скрывается качественное различие, нуждающееся в исследовании.
Мне представляется, что скорее должны вызывать опасения не сами эти явления, а та система, в которой они в Китае реализуются, – система гуаньси, описанная в вышеприведённой диссертации. Эта система создаёт, вероятно, некоторый национальный колорит не только коррупции. Вероятно, и новые гуйфэй («драгоценные наложницы»), говоря политэкономическим языком, не являются собственницами своего тела, или своей «юности». Они, как и их исторический аналог, включены в эти родственные, клановые, региональные и прочие гуаньси.
Гуаньси, вывезенные в иную цивилизацию (например, сицилийские клановые отношения в Америку), не в последнюю очередь являются первоосновой такого явления как мафия в её нынешнем понимании. Недаром возрастающая миграция из азиатских стран породила полные ужаса ожидания в Америке «нашествия жёлтой мафии».
Аморальность некоторых явлений (что коррупции, что проституции) в той или иной форме, зависть определённой категории граждан, не могущих или боящихся преступить закон или мораль, но очень мечтающих о результатах таковых поступков, не позволяют подойти к явлениям объективно («объективистски» – как любили обвинять в совсем недавнем прошлом), без не могущей скрыться брезгливости в некоторых исследованиях. Но в такой ситуации сложно понять суть этих явлений, дать им определение, поставить диагноз. А без диагноза как лечить, если это болезнь? (А вдруг это – всего лишь болезнь роста? И надо лишь слегка нечто подкорректировать, наблюдать, а вовсе не раздувать истерию, не звать искоренять огнём и – чем там ещё искореняют?)
Есть утверждения, с которыми трудно согласиться, хотя и просматривается в них «рациональное зерно»: например, о благоприятной роли «культурной революции» в осуществлении политики модернизации и открытости. А что можно сказать о роли проституции и коррупции в строительстве новых отношений в традиционалистском Китае?
Во всяком случае, классики марксизма (не ленинизма) очень акцентировали тот момент, что становление нового строя – капиталистического – в отличие от традиционалистских обществ освобождает человека от внеэкономической зависимости (не спасая, естественно, от иной зависимости – экономической). Это они явно относили к более прогрессивному этапу развития человеческого общества и ликвидацию этой внеэкономической зависимости причисляли к немногочисленным благам общества частной собственности.
Женщина=мать
Едва ли не главный барьер, который следует преодолеть для обретения женщинами всей «полноты человеческого существования», – стереотипное и чрезвычайно прочно укоренённое отношение к женщине преимущественно как к силе детородной, если не только как к матери (которое было типично в том числе и в России для дореволюционного, да и для советского периодов истории). Даже возникло понятие «социальное материнство». Этот взгляд на назначение женщины в обществе разделяет и значительная часть активисток женского движения. (Всё это отражается в лозунгах некоторых женских политических организации, призывающих не защищать права, а «улучшать положение» женщин, а также в утверждениях многих политически активных женщин о том, что они пришли в мир политики для того, чтобы поддержать мужчин, чтобы быть там «не вместо них», а «вместе с ними», прежде всего потому, что материнский опыт поможет оздоровлению политических нравов и т. д.).
Именно поэтому на определённых этапах женского движения до сих пор плохо отрефлексирована и проблематика присвоения женщиной своего тела, которое выражается прежде всего в сознательном материнстве (или отказе от него). Но государственная политика в этой области в определённых странах скорее нацелена не на освобождение женщины, а на регулирование рождаемости в зависимости от нужд самого государства: сюда входят и вопросы рождения ребёнка,
