День, когда пришли марсиане - Фредерик Пол

Марсианин по имени Кристофер ощутил тошнотворные толчки корабля, входившего в атмосферу Земли. Ему было больно и страшно, но он переносил их со спокойствием, выработанным тысячами поколений, чьей главной задачей было выжить.

Он с тоской подумал о тех кратких мгновениях, когда он и самка, которую земляне называли Гретель, прикасались друг к другу. Кристоферу не приходило даже в голову, что то, что они с Гретель делали, могло показаться землянам оскорбительным. Почему? Он кротко удивлялся, почему их так долго держали отдельно друг от друга в этих гамаках. Ему это казалось совершеннейшей дикостью. Неужели земляне думают, что они смогут долго прожить в одиночестве, лишенные общения друг с другом? Неужели они думают, что марсиане общаются только с помощью звука? Ведь при этом теряется богатейший и полный оттенков язык движений и прикосновений, ухаживания и сексуального наслаждения, ощущения запаха и вкуса? Кристофера это немного удивляло, но не слишком. Марсиане были существами, не слишком склонными к удивлению.

Марсиане были существами терпеливыми. У них в данном случае выбора не было. Какими бы ни были их древние предки, те, что прокладывали туннели и пытались приспособить окружающую среду к своим нуждам, эти их последние потомки были другого склада. Нетерпение в них давным-давно выродилось. Нетерпение ни к чему хорошему не приведет. Нетерпение не поможет их водорослевой пене вырасти хоть на миг быстрее, поскольку ритм их жизни полностью зависит от медленного подъема пищи со дна их вертикальных морей к поверхности, где они могли ее подобрать и съесть. Вот что в понятиях марсиан означало «зарабатывать себе пропитание». Им не нужно было строить дома, потому что они больше не жили в домах, они ничего не производили, потому что им ничего не было нужно. И потому у них было полно времени для того, что они выше всего ценили - для долгих бесед - один на один, или втроем, вчетвером, вдвенадцатером - мыча и постанывая, все равно каким образом, щекоча и серьезно толкаясь, вопросительно покусывая и дружески полизывая. Люди могли бы это понять, если бы попытались. Некоторые люди - особенно молодые, или влюбленные, или коллеги - могли проговорить так всю ночь и считали эти минуты лучшими в своей жизни. Но затем людям приходилось снова окунаться в повседневность, возвращаясь к учебе или работе. Марсианам не к чему было возвращаться. И потому вся их жизнь состояла из лучших минут… за исключением этого бесконечного полета, когда люди держали их слишком далеко друг от друга, чтобы прикоснуться, ощутить вкус. Даже запах едва можно было уловить - совершенно невозможно поговорить об интересных вещах.

Это было воистину прискорбно.

Это было совершенно неожиданно. Тот первый человек, который вошел в их туннель, вроде бы понимал, как разговаривают культурные существа. Он принял уютные объятия марсиан, обнаруживших его. Он даже почтил их тем, что умер у них на руках. Почему же другие не похожи на него?

Сейчас они по очереди смотрели в «Квестар», и за свои законные десять секунд Сет смог увидеть слабый отблеск солнца, отражавшегося от коротких крыльев поворачивающего «Алгонкина». Он и не подумал передавать теле-скоп Сэмпсону. На экране сейчас все равно лучше видно. Сейчас не было никакого хвоста ракетного выхлопа. «Алгонкин» скользил по инерции. На последнем этапе возвращения сверкающего космического корабля скорость регулировал капитан, осторожно снижая ее с помощью клапанов и спойлеров.

Когда корабль коснулся земли, толпа в один голос издала какой-то невообразимый звук - не то крик, не то вздох, не то хрип. Это было что-то вроде звуковых помех - без формы и содержания. Это был просто одновременный удовлетворенный выдох миллионов легких.

Корабль приземлился четко и правильно. Когда он прорвал тридцать тормозных щитов, установленных на посадочной полосе, ошметки пластиковых сетей и тросов полетели во все стороны. Некоторые из них волочились за кораблем, пока он окончательно не остановился в какой-то сотне ярдов от красной отметки «X» на взлетно-посадочной полосе. Там уже стояли наготове автоцистерны. В одно мгновение команды с брандспойтами стали поливать охлаждающей пеной и горячей водой тормозные двигатели, чтобы окончательно устранить ядовитый пар.

Толпа оглушительного заорала. Волна за волной накатывались приветствия, перекрывавшие рев ракетных двигателей, и конца этому не было. Толпа продолжала шуметь, пока бригады делали свою работу. Сет вдруг осознал, что он тоже радостно кричит. Он осекся, ощутив руки Эванджелины на своих плечах и осознав, что она шепчет ему на ухо.

- Что? - проорал он, полуобернувшись к ней.

- Я говорю, - сказала она, - что мне всегда хотелось иметь в своем доме настоящий серебряный чайный сервиз.

Он поцеловал ее, едва заметив, как выехал открытый лимузин президента и как наземные команды подкатили трап к входу корабля. И затем они оба, обняв друг друга, радостно завопили вместе со всей толпой, когда медленно открылась дверь корабля и измученный капитан Сирселлер высунул наружу голову, чтобы посмотреть, какой прием его ожидает.

«Алгонкин-9» был дома.

В пригороде Чикаго дюжина выдающихся покровителей Национального Природного Заповедника имени Джорджа Джеймса Одубона также рукоплескала космическим путешественникам. Но не доктор Мариетта Мариано, вытиравшая бегущие по щекам слезы. Она просто стояла позади них, улыбаясь сквозь слезы. Она знала, что по крайней мере еще полчаса никто из них не вернется на свое место, чтобы продолжить сегодняшнюю важную церемонию - официальное открытие Мемориальной Тропы Соломона Сэйра.

На экране президент прикреплял к грязному комбинезону капитана Сирселлера медаль Свободы.

- Этот героический подвиг, это великое достижение американского мастерства и отваги, - вещал президент, -заслуживает благодарственной молитвы и признательности каждого из нас, каждого представителя человеческой расы, - казалось, он начал воодушевляться. Доктор Мариетта Мариано полагала, что президент проговорит по крайней мере еще минут десять, потом Бог знает что еще произойдет, прежде чем гости вернутся к тому, ради чего они сюда приехали. Это протянется еще довольно долго.

Но она охотно подождет. Тропа была уже закончена. Она носила имя Сола. Он не будет совсем забыт. Солу она бы понравилась, доктор Мариано знала это, как понравился бы ему весь этот чудесный день.

Доктор Мариетта Мариано ощущала мир в душе.

И каким-то чудом, по крайней мере, этот один-единственный день весь мир тоже жил мирно.

Глава девятнадцатая. День после пришествия марсиан