Превосходство этажерок (СИ) - Буланов Константин Николаевич

Эти три ведущие морские державы имели бы неплохие шансы договориться, заодно склонив к необходимым решениям Италию с Францией, но тут огромную свинью всем подложила Россия. Не тратящая собственные средства на строительство десятков новых дредноутов, а постепенно пополняющая свой линейный флот за счет поставок по репарациям, она могла позволить себе плестись в хвосте тройки фаворитов, не испытывая какого-либо дискомфорта. Уже располагая чертовой дюжиной дредноутов, а также ожидая в ближайшие полтора-два года поступления от немцев еще четырех, морской министр Российской империи выказывал искреннее недоумение по какой такой причине у США должно быть столько же линкоров, как у Великобритании, в то время как квота Российского Императорского Флота уступала даже японской. Пусть ныне у Страны восходящего солнца имелось на 1 линкор и 3 броненосца больше, такое превосходство не могло считаться подавляющим, чтобы ущемлять русских военных моряков в праве быть сильными. К тому же отечественным верфям требовалось дать работу, когда закончится достройка авианосцев, крейсерских подводных лодок и легких крейсеров. То есть уже в следующем году! А тут такое неожиданное предложение! Хотя избавиться от тех же броненосцев виделось не лишним. Совершенно утратившие боевую ценность, но продолжавшие пожирать немалые средства на свое содержание, они уже как второй год являлись предметом споров в самом министерстве. При этом он скромно умалчивал, что вот-вот ожидающееся поступление в состав флота первой пары эскадренных авианосцев вообще выводило Россию на второе, если не на первое, место по боевым возможностям на море. И никакие США с Японией не имели права диктовать ему, как следует устраивать весь русский флот. Впрочем, о чем-то договориться все же вышло.

Великобритания так и осталась ведущей морской державой, закрепив за собой право на владение двумя дюжинами дредноутов, четверть которых она могла достроить или построить с нуля в ближайшие 10 лет. При этом, ни вооружение, ни водоизмещение, новых кораблей не подлежало ограничению, о чем так хлопотали представители США. Тут с американцами злую шутку играла пропускная способность Панамского канала, вкладываться в дорогостоящую модернизацию которого у них не имелось никакого желания. Но было для островитян одно ограничение — не менее четырех кораблей из общего количества обязаны были войти в состав флотов ее доминионов и быть разбросанными по всему свету.

Для США, России и Японии указывалась цифра в 16 линейных кораблей каждому, ну а Италии с Францией оставили лишь по 8 дредноутов, половину которых каждая из обозначенных стран имела право ввести в строй в те же ближайшие 10 лет. Так сохранялся существующий паритет, промышленность не загибалась, будучи лишенной заказов, а Россия оставалась в двойном выигрыше. Во-первых, бывшие союзники были вынуждены продолжать постройку, как минимум, половины уже заложенных стальных громадин, растрачивая на них немалые ресурсы в столь непростой для всей мировой экономики период. Во-вторых, появлялась возможность оценить сильные и слабые стороны новейших кораблей будущих вероятных противников перед закладкой своих суперлинкоров. А, стало быть, не тратить средства на корабли, что снова устареют еще на стадии постройки.

Все прочие же страны не подпадали под какие-либо ограничения. Но, да они и не могли содержать значительное количество крупных кораблей. Зато для всех ввели ограничения на легкие крейсера и авианосцы. Количество и вооружение первых не регламентировалось, но их нормальное водоизмещение ограничивалось десятью тысячами длинных тонн для кого бы они ни строились. Вторые же получили ограничение в суммарном водоизмещении, определенном в 135 тысяч тонн для каждой из высоких договаривающихся сторон. А будут это два гигантских авианосца или же десяток мелких — являлось уже внутренним делом каждой страны. Разве что строить подобные корабли на сторону не допускалось вовсе.

С введением же ограничений на сухопутные силы не вышло вообще ничего. Что Россия, что Франция, ответили категорическим отказом на сделанные им предложения и более не возвращались к этим вопросам. Во Франции сильно опасались реставрации германской мощи и неизбежной новой войны, а в России традиционно на первом месте стояла именно армия, пусть даже третий год как сидящая на голодном пайке в плане финансирования, ведь откуда-то надо было забирать деньги для выплаты процентов по долгам. К тому же вооружения и боеприпасов на складах имелось более чем достаточно даже после поставки в долг полумиллиона винтовок Мосина, десятков тысяч пулеметов и тысяч орудий для вновь формируемых армейских частей Венгрии, Чехословакии и Польши, которые оказались намертво привязаны к российской оружейной промышленности, получив право на выпуск лишь пистолетных патронов. Но время и война наглядно показали, что наступало время механизированных армий, создание и содержание которых обещало стать головной болью министров финансов и золотой жилой производителей самой современной техники. И так случилось, что лишившиеся крупных государственных заказов неугомонные нижегородские авиастроители уже который год дразнили генералов возможностями новых боевых машин. Для разнообразия — рожденных ползать.

А началось все еще весной 1915 года с визита к своим давним знакомым Николая Егоровича Жуковского. Он как раз закончил производить свою часть расчетов в проекте Николая Николаевича Лебеденко по постройке уникальной боевой машины и после нескольких дней раздумий сорвался в Нижний Новгород. Не то, чтобы он желал привлечь к работе над столь новаторским проектом знакомых авиаторов, но обсудить саму идею бронехода с людьми, чей образ мысли отличался исключительной новизной и провидением, виделось ему делом нужным и должным. Вдобавок, следовало учитывать наличие у тех в собственности ряда предприятий обладавших немалыми производственными мощностями и сформировавшейся вокруг них группы весьма компетентных специалистов.

— Николай Егорович! Дорогой мой человек! — выйдя из-за заваленного кипами бумаг рабочего стола, пожал руку своему гостю Алексей. — Как же я рад вас видеть!

— Взаимно, Алексей Михайлович! — на вечно хмуром лице профессора обозначилась искренняя улыбка. — Надеюсь, я не оторвал вас от неотложных дел?

— Что вы, что вы! — проводив Жуковского к одному из гостевых кресел, хозяин кабинета быстренько распорядился насчет доставки чая со всем к нему полагающимся и вернулся к разговору с «отцом русской авиации» — Вы меня, можно сказать, вырвали из добровольного бюрократического заточения. Из-за этой проклятой войны навалилось столько дел, что не знаешь, за что хвататься в первую очередь! И ведь все потребно сделать уже вчера!

— Все так, все так, — тяжело вздохнул Николай Егорович. — Война, проклятущая, столько жизней погубила, столько судеб поломала. И каких еще жертв она потребует — страшно подумать.

— Миллионы погибнут. Сотни тысяч вернутся калеками и вряд ли смогут вести прежнюю жизнь. А значит, множество семей останутся без кормильцев и пойдут по миру, — полностью соглашаясь со словами профессора, покивал головой Алексей. — Очень непростое время ожидает нашу страну даже по ее завершении. Эпидемии, разгул преступности, всеобщий голод и нищета простого народа наложатся на показательную роскошь жизни тех, кто сумеет набить свои карманы на этой войне, что, несомненно, приведет к социальному коллапсу. Вот знаете, Николай Егорович, я ни секунды не сомневаюсь, что через год или два мы сможем полностью сломить сопротивление Германии и Австро-Венгрии, не говоря уже об османах. Но гложут меня сомнения, что Российская империя успеет воспользоваться плодами своей победы. Разруха путей сообщений, упадок сельского хозяйства, полная выработка ресурса большей части промышленных производств, целая армия недовольных своей жизнью людей и громадный внешний долг — вот с чем наша страна придет к победе. И чем дольше будет длиться противостояние, тем с большим количеством проблем нам придется разбираться по возвращении в мирную жизнь.