Карта небесной сферы, или Тайный меридиан - Артуро Перес-Реверте

— Я тебе уже как-то говорил: я хочу пересчитать все ее веснушки. — Он утер рот тыльной стороной ладони. — Хочу пересчитать все ее веснушки.

Пилото ничего не ответил, он снова взял бутылку. Ночной сторож прошел по дощатой плавучей пристани, шаги его гулко отдавались в тишине. Он обменялся приветствиями с Пилото и Коем и направился дальше.

— Знаешь, Пилото, нас, мужчин, по жизни мотает, как придется… Мы стареем и умираем, так и не поняв хорошенько, что происходит… А женщины, они — совсем другие.

Он умолк, откинулся назад, безвольно опустив руки. Головы его касался флаг, висевший на мачте рядом с антенной GPS, которая формой своей напоминала букву 2. В ночном безмолвии, казалось, слышно было, как потихоньку ржавеют болты на полубаке.

— Иногда я смотрю на нее и думаю: она знает обо мне такое, чего я и сам не знаю.

Пилото — по-прежнему с бутылкой в руке — тихонько рассмеялся.

— То же самое говорит моя жена.

— Я серьезно. Они — другие. Они — вроде бы ясновидящие, и это ясновидение у них как болезнь, Понимаешь?

— Нет.

— Это что-то генетическое… Таким ясновидением обладают даже дуры.

Пилото слушал его внимательно, с удовольствием; но в том, как он наклонял голову вперед, чувствовалось, что к словам Коя он относится скептически.

Он осматривался, оглядывая море и сияющий огнями город, словно искал человека, который привнес бы долю здравого смысла в эти бредовые рассуждения.

— Они всегда рядом, — продолжал Кой, — смотрят на нас, наблюдают. Веками наблюдают за нами, ты понимаешь? И многому за это время научились.

Он опять умолк, Пилото тоже молчал. Со шведского парусника доносились обрывки фраз, шведы убирали со стола перед тем, как отправиться спать.

Потом часы муниципалитета пробили первую из четвертей. Вода была настолько неподвижной, что казалась твердой.

— А она опасна, — сказал наконец Пилото, — как те моря, в которых водоросли обвивают корабли и те сгнивают, не в состоянии двинуться с места…

— Саргассово море.

— Ты мне сказал, что она плохая. Я же скажу только, что она опасна.

Пилото снова передал Кою бутылку с коньяком, тот просто держал ее в руке, не поднося ко рту.

— То же самое сказал мне Нино Палермо. Когда я разговаривал с ним в Гибралтаре. Как тебе это?

Пилото пожал плечами Он ждал, совершенно спокойно.

— Я же не знаю, что он тебе сказал.

Кой передал ему бутылку, Пилото сделал большой глоток.

— Мы, мужчины, бываем злыми по глупости. Из упрямства. Мы злы из честолюбия, из пристрастия к роскоши, по невежеству… Понимаешь?

— Более или менее.

— Я хочу сказать, что они — другие.

— Они не другие. Они просто выживают.

Кой замолк, пораженный точностью формулировки.

— То же самое сказал Нино Палермо.

Потом протянул бутылку Пилото, но ничего больше не сказал. Пилото наклонился, забирая бутылку.

— Зачитался книжками.

Он выпил последний глоток, завинтил крышку, поставил бутылку на палубу и глядел на Коя, ожидая, пока тот отсмеется.

— От чего она защищается?

Кой поднял руки, словно пытаясь ускользнуть от ответа. Какого черта я буду тебе это рассказывать, говорил этот жест.

— Она борется за то, чтобы вернуть ту девочку, которой она когда-то была. Девочку, со всех сторон защищенную, мечтательницу, победительницу на детских соревнованиях по плаванию. Девочку, которая росла очень счастливой, а потом счастье кончилось, и она узнала, что все умирают в одиночку… А теперь она не может признать, что той девочки больше нет.

— Ну а ты тут при чем?

— Она просто меня заводит, Пилото.

— Врешь. Такие дела так или иначе решаются, а тут совсем другой случай.

Он прав, ответил Кой про себя. В конце концов, заводят-то меня не впервые, но я никогда не доходил до такого идиотизма. Обычные глупости, как у всех.

— А может, это как с кораблями, которые проходят мимо по ночам… Как бы объяснить… Ты стоишь у борта, мимо идет судно, о котором ты ничего не знаешь — ни названия, ни флага, ни куда оно идет… Видишь только огни и думаешь, что и там кто-то стоит, опершись на планшир, и смотрит на твои огни…

— Какого цвета огни ты видишь?

— Какая разница! — Кой сердито передернул плечами. — Откуда мне знать… Красные. Или белые.

— Если они красные, у того судна преимущественное право. А тебе — лево руля.

— Я же в переносном смысле, Пилото. В общем, понимаешь?

Пилото не сказал, понимает он или нет. Но в его молчании весьма красноречиво сквозило неодобрение всяческих метафор — про корабли, про ночи, про что угодно. Не рыскай, как бы говорил Пилото.

Тебя надули, и точка. Раньше или позже этим все равно кончится. Причины — дело твое, а вот последствия и меня касаются.

— И что ты собираешься делать? — спросил он через некоторое время.

— Что я собираюсь делать? — повторил Кой. — Не имею ни малейшего понятия… Наверное, оставаться здесь… Присматривать за ней.

— А помнишь пословицу: коварней моря только женщина?

Пилото изрек эту стародавнюю мудрость и надолго погрузился в космическое молчание. Он созерцал отражения огней порта в маслянисто-черной воде.

— Очень жаль, что так получилось с твоим танкером, — прервал он молчание. — Там все было ясно.

Проблемы бывают только на земле.

— Я в нее влюблен.

Пилото давно уже встал. Он разглядывал небо, задаваясь вопросом, какая погода будет завтра.

— Бывают женщины, — говорил Пилото, словно не слышал Коя, — у которых в голове есть странные мысли. Это как триппер. Свяжешься с такой, и — готово, заразился.

Он наклонился взять бутылку, а когда выпрямился, в огнях города стали видны его глаза — совсем близко.

— В конце концов, — сказал он, — это, наверное, не твоя вина.

С этими своими глубокими морщинами, которые отбрасывали черные тени, с коротко постриженными седыми волосами, в темноте ночи приобретавшими пепельный оттенок, он казался утомленным Одиссеем; ни сирены, ни гарпии его уже не волновали, как не волновали совсем уж юные и доступные девочки на пляжах и невнятные — иди сюда, иди отсюда — взгляды, то ли презрительные, то ли равнодушные. И вдруг Кой всеми силами души позавидовал Пилото, позавидовал его возрасту, когда уже вряд ли станешь платить за женщину жизнью или свободой.

XII

Курс зюйд-вест норд-ост

Пути морские и дороги земные отличны друг от друга, и отличий сих суть три: суша есть твердь, море же изменчиво. Суша недвижна, море колеблемо.

Дороги земные знаемы суть, морские пути неведомы.

На рассвете четвертого дня слабый вест начал переходить на зюйд. Кой с тревогой посмотрел на показания анемометра, потом на небо и море. Антициклон в начале лета — дело обычное, и на первый взгляд все было спокойно: легкая рябь на воде, ясное небо, только кое-где белели кучевые облака; но вдали он заметил быстро несущиеся перистые облака.

Да и барометр начал падать — три миллибара за два часа. Еще утром, после погружения в синюю холодную воду моря, Кой послушал метеосводку и записал в вахтенный журнал, что образовалась область низкого давления, которая клином продвигается по северной части Африки, приближаясь к Балеарам, над которыми застыла область высокого — 1012 миллибар — давления. Если изобары циклона и антициклона чересчур сблизятся, с открытого моря задуют сильные ветры, и «Карпанте» придется прекратить поиски и укрываться в каком-нибудь порту.

Он отключил авторулевого, взялся за руль и сделал поворот на сто восемьдесят градусов. Теперь нос снова смотрел на север, на освещенный солнцем берег под еще темной вершиной Виборас; «Карпанта» приступила к прочесыванию сектора, который на их поисковой карте был обозначен как полоса номер 43. Отсюда следовало, что «Патфайндер» просканировал уже более половины намеченного района, но безрезультатно. Хорошего тут было мало, если не считать того, что они отсекли полосы с наибольшими глубинами, где погружения оказались бы очень сложными. По траверзу с левого борта, в направлении Пунта-Перчелес Кой заметил рыбацкое судно, оно забросило сети так близко к берегу, будто собралось ловить ракушки и гальку на пляже. Он вычислил курс и скорость, пришел к выводу, что они не должны слишком сблизиться, хотя поведение рыбаков, как известно, непредсказуемо. Кой еще раз взглянул на небо, включил авторулевого и спустился в каюту, где монотонный шум мотора был гораздо слышнее.

— Полоса сорок три, — сказал он. — Курс — норд.

Солнце уже поднялось высоко, и в каюте, несмотря на открытые иллюминаторы, было страшно жарко. Танжер сидела у стола с разложенными картами, возле локатора, радара и репитера гирокомпаса и, как прилежная ученица, впившись глазами в экран, записывала долготу и широту каждый раз, как на дне обнаруживалось что-то необычное. Кой посмотрел на приборы: глубина 36 метров, скорость 2, 2 узла. «Карпанта» шла на авторулевом, и по мере ее продвижения, менялась картина дна на экране «Патфайндера». Они уже достаточно набрались опыта, чтобы по изменениям оттенков цвета без труда определять характеристики дна: светло-оранжевый означал песок и грязь, темно-оранжевый — водоросли, светло-красный — отдельные камни и гальку.