Роксолана - Осип Назарук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А они на это:
– Опять разумное слово, пани! Отсюда и родная мать не может узнать. Просто надо туда поехать и посмотреть.
– Туда?! – аж вскрикнула я. – Да за какие средства? Тут немалые суммы нужны, чтобы в такие далекие края добраться! Да и уверенности нет. Разве мало красивых да холеных девчат на свете? И почему такое должно было выпасть моей дочке, а не другой? Ладно, если б какого-нибудь честного человека встретила, а тут сам Великий Султан!..
Говорю так, а сама думаю: «Бог всемогущий всем правит. Кто знает, что может случиться?»
А евреи говорят:
– Ну, а откуда вам знать, пани, что не ей повезло? Пан Бог все может, ибо он всемогущ. Наши купцы там поразведали среди слуг, и те-таки говорят, что первая жена нового султана, которую он больше всех любит и поставил над всеми остальными, родом отсюда, поповна, говорят, из Рогатина, которую татары пару лет назад увели в ясырь. Кто ж еще, если не ваша дочь?
– Бог бы через вас вещал, – говорю, – да только все это может оказаться пустыми выдумками.
Они же говорят:
– А мы вам, пани, на эти выдумки одолжим денег на дорогу – и туда, и обратно, коли пожелаете вернуться. И сами с вами поедем.
Я ж им на это:
– Люди добрые, – говорю, – я взаймы не беру, потому как нет у меня ни на что тратить, ни с чего возвращать. А ну как потом окажется, что не моя это дочка? Тогда не только с позором возвращаться, а еще и долги отдавать!
– А что евреи на это? – спросила Настуся.
– А они посмотрели друг на друга и говорят: «Хм, может, так, а может, и не так. Знаете что? Мы вам, пани-матка, таки дадим денег на дорогу – на свой риск! Может, потеряем, а может, и нет».
– А вы, мама, что на это сказали?
– Что ж я, доня, другого могла сказать, кроме как: «Не хочу ничего задаром! Спасибо вам, но не хочу. С какой стати вы должны мне что-то задаром давать?»
А они говорят: «А вы таки думаете, что это задаром будет, если там и в самом деле ваша дочка? Ну-ну, хорошо же вы рассуждаете! Мы, пани-матка, от вас ничего не хотим. И от вашей дочки мы ничего не хотим, потому что она сама даст».
А второй добавил:
– Ей и давать ничего не надо, пусть только слово скажет, чтоб нам кривды в турецкой торговле не чинили. Нам больше ничего и не надо, и не требуется.
– А если это не моя дочка, – говорю, – вы ко мне: отдавай деньги за дорогу!
– Пани, кто ж вам такое сказал?
– Это вы сейчас не говорите, зато потом скажете.
– Мы вам мигом расписку дадим, что ни сейчас, ни позже ничего от вас не хотим и не потребуем. Ну? Устроит?
– Боюсь я ваших расписок, – говорю. – Ноги моей еще не было в суде, и пусть туда нога ни одного честного человека не ступит! Бог знает, что вы там понаписываете, а мне потом по судам таскайся!..
– Ладно, – говорит старший, – понимаю: суду вы не доверяете и, может, имеете на то причину – всякие судьи попадаются. Но своему владыке-то верите? А если верите ему, то едем завтра же вместе с нами в Перемышль, к вашему епископу.
– Еще и епископу вашими бумажками голову морочить! Мало у него своих забот? – говорю.
– Ну где вы видели такого владыку, чтобы забот не имел? И чем он лучше, тем больше забот и хлопот имеет. Так и со всяким человеком. Но на то он и владыка, чтоб иметь хлопоты, как я, например, купец, чтоб блюсти свой интерес, – говорит. – А вы думаете, соблюсти свой интерес можно без хлопот?.. Нет, вы пока подумайте, а мы еще завтра придем.
Попрощались и пошли себе.
– А я, доченька, думаю и даже думать боюсь. И до Перемышля не близко. А к тебе, наверно, как на тот свет – и далеко, и неведомо все. Да еще если б точно знать, что к тебе! А то езжай бог знает куда и зачем – дочку за турецким цесарем искать!.. Такое и не придумаешь, и во сне не увидишь. Скажут еще – совсем старая спятила и бабьи байки за правду приняла. И только евреи из хаты – уже прицепились: «Что, – говорят, – вам купцы такое сказали?» – «Ай, – говорю, – дайте вы мне покой с вашими евреями! Несут, сами не знают что!»
– Не скоро, думаю, вы, мама, заснули в ту ночь…
– Да где ж тут заснуть, доня! Такое мне виделось, будто и в самом деле пришла пора на тот свет перебираться… Задремала я только под утро, уже светало. И снишься ты мне, вся в белом и в блестящей короне на голове. А из сердечка твоего сквозь белое платьице каплями красная кровушка выступает. А ты рученьками за сердечко хватаешься, кровь растираешь, и уже по пальчикам твоим она стекает… И тяжко так вздыхаешь… И такая меня тоска по тебе взяла, что я прямо во сне сказала себе: «На все воля Божья! Поеду! Будь что будет!»
– И пришли купцы?
– Пришли, доня. Переночевали у местного корчмаря и пришли спозаранку.
– Что, – говорят, – едем в Перемышль? Все-таки ближе, чем к вашей дочке.
– Едем, – говорю. – Попробую.
– Ну, – говорят, – если до Перемышля доберемся, то уже и до вашей дочки доедем.
Заплакала я, доня, и поехала с евреями. Еле дошла до епископской палаты – дух занялся. Больше всего от стыда.
– Да почему ж от стыда, мама?
– Доня, доня! Если неправда – то стыд, а если правда – то грех, думаю, за чужеверного замуж выходить, свое бросать.
Настуся закрыла глаза руками и не сказала ни словечка. А мать поняла, что эти слова больно слышать Настусе. И стала рассказывать дальше:
– Правда, милостиво принял меня владыка, слова презрительного не сказал. Слышал уже, говорит, о тебе и твоей доле. Но никто не знает, правда это или нет. Потому как всякие чудеса иной раз рассказывают про татарских полонянок. Выслушал евреев, поговорил со мною, а потом и сказал: «Всякое бывает по Божьей воле, пусть Бог благословит вас в дальнюю дорогу! Без его воли никто вам никакого зла не причинит!» Как благословил он меня, мне сразу легче на душе стало.
– Ну, а расписка, которую евреи обещали? С ней что?
– Призвал владыка аж двух духовных и велел им записать то, что говорили евреи: мол, берут на себя все затраты на дорогу до самого Цареграда и обратно – туда, где они меня отыскали, и отказываются требовать возмещения в любом случае: есть там моя дочь или нет, захочет ли она заплатить за меня или не захочет. Написали, подписали, мне прочитали, а потом еще и к епископу отнесли, запечатали и в актах епископских на хранение положили. А купцы еще при них мне денег на дорогу дали и так радовались, что просто страх. Поблагодарила я всех, потом в храм Божий сходила, на убогих пожертвовала, хоть я и сама не богата, и пустилась в дальнюю дорогу.
Тут вздохнула Настусина мать и перекрестилась, как бы заново начиная свое путешествие, и собралась было рассказывать дальше. Служанки внесли фрукты и сладкие шербеты. Низко поклонились госпоже и бесшумно вышли.
