Творения - Антоний Великий

(174) Вопрос. Но скажи нам, кто заколол и что за животное закололи? И кто из него сшил кожаную одежду? Если об этом будет даровано слово, то мы вынуждены будем не сопротивляться тому, что ты говоришь.

 Ответ. Покажите и вы бойню и заколотых животных, и какое их было число, что Нил стал красным. Ведь неожиданно столь великая река превратилась в кровь, подчиняясь Богу Моисееву. Где мясо бесчисленного заклания скота, с помощью которого в кровь превратилась столь большая вода, что по ней ходят корабли? И как Святой Единосущный Живой Бог и Слово, Носящий плоть, воскрес из ради нас бывшей могилы и, будучи в ней без одежды, явился не обнаженным — кто одел Того, Кто одевает все? Если все это подвластно Божию проявлению воли, то я верю, что наш прадед облекся в эту кожу. Не в суетном смысле наши тела — кожа; в кожу после вкушения запретного оделась наша душа. Прежде вкушения и преступления было очерчено сооружение тела. Но и ребро у Адама было отъято до преступления, а ребро невозможно представить бесплотным. И какая была им нужда одеваться в листья смоковницы, если они были бесплотными?

(175) Вопрос. От великого Давида мы узнали, что душа была прежде тела. Ибо он говорит, обращаясь к Богу: «Руки Твои сотворили меня», — говоря о душе; — «и создали меня», — явно говоря о теле.

 Ответ. Великий Иов не хуже Давида праведностью, как и облеченностью силой. Он царь и по избранию равен Давиду праведностью и истиной, засвидетельствованной Богом. И он сказал к Богу: «Руки Твои создали меня», — и еще: «Вспомни, что из брения Ты меня создал». Можно ли после этого говорить, что душа старше тела? Или создание не относится к названному неизменному сотворению? И тем самым мы назовем этого человека неодушевленным? Никак нет, так как божественный Моисей сказал всему миру: «И взял Бог прах от земли, и создал человека», — не прибавляя, что нетленным и что вскоре его сделал, не говоря, что сперва сотворил голову, затем лицо, затем шею, затем ладони и ступни. Откуда мы можем думать именно так? Оставь болтовню. Ведь откуда мы можем знать, что не с уст или не с языка начал создавать нас лучший Искусник премудрый Бог.

(176) Вопрос. В чем, по твоему мнению, выражается то, что человек создан по образу Божию. Этот образ Божий выразился в душе, как в духе сущем и невидимом? или в телесном низком облике?

 Ответ. Ни в чем из этого, а только в бессмертии души. И в том, что он всем владеет. Но не отсюда он получает истинное точное подобие Богу. Ибо и душа, и тело созданы. Душа и тело соединены вместе для союза. А за этим соединением уже следует все остальное: и разделение, и отстояние. А Божество несложно и нераздельно, и лишено внешнего образа, пребывая Само в Себе. И всегда Оно таково же. И владение не может быть как подобие сравнимо с изначальным образом: ибо тот, кому оказана милость, не равен славой властелину. Властелин дарует и ни в чем не нуждается. Тот, кто попросит, тому он даст. Ибо от Бога властелин поставлен владеть товарищами, а Бог никем не поставлен, Сам всем властвуя.

(177) Вопрос. Но каждый в себе видит, что душа — это одно, а тело — другое. И дай нам ответ о душе и теле. Что, как ты думаешь, есть по образу Божию?

 Ответ. Человек — это никогда одно не отделено от другого. Дух — это не человек. Труп — без разума и без чувств. А из них получается единый человек. Душа подвластна переменам и смене пути: одно она забывает, а другое вспоминает и помнит. Человек без зависти радуется делам, бывает мощен духом, бывает и умоляющим и немощным в скудости. Иногда мыслит самое чистое, а иногда — блудное. Иногда предпринимает праведное, а иногда — неправедное. Иногда бывает человеколюбцем, иногда — человеконенавидцем, зря гневаясь и внезапно становясь кротким. Душа подвластна разделению и изменению. Ибо возвышенный Апостол явным образом сказал, возглашая: «…слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа…» Можно рассудить мыслью и умом: как может быть образом Бога, Который неизменен, душа, подвластная разделению и различению? Душа обличаема в помышлении и уме не только Богом, но и собственными Пророками много раз в глубине, а кто постигнет Божий замысел или помышление? Ведь святой Апостол возглашает: «Кто уразумел ум Господень? Кто был Ему советник?» Если душа, которая старше человеческого рассудка и размышления, неспособна быть мыслима образом и подобием Божиим, то сколь дальше отстоит от подобия тело? Душа по своей сущности нетленна, а тело тленно. Душа невероятно велика и не может быть измерена, а тело мало и объемлемо. Душа неподвластна никаким причинам и невредима, а тело подлежит болезням, повреждениям, способно к тлению. Душа непостижима и неосязаема, а тело осязаемо и мимолетно. Душа бесплотна и невещественна, и выше всякой высоты, а тело имеет тяжесть и бренно, привязанное к земле, склоняемое книзу и вширь. Душа не растет, не кончается, не истощается, не уменьшается, не исчезает… Не будь зависим от дольного и не приписывай Божеству члены, а послушай? Бога, говорящего: «Вознесу на небо руку Мою» «Клялся десницей Моей» и еще «Небо у Меня престол, а земля — подножие ногам Моим». И еще Пророк говорит: «Измеривший небо пядью», и в другом месте: «Перстом начертавший скрижали каменные и вручивший боговидцу Моисею». И как еще сказал Давид — божественный певец: «Приклони, Господи, ухо Твое и услышь меня, и призри на меня и помилуй меня». Поэтому ли ты придаешь Божеству образ, начертывая для Него члены и суставы? Если ветер, когда веет, проходит всюду, и воздух окружает все вещи, то сколь более это может Тот, Кто повелел, чтобы ветер веял, и, собрав веяние, охватил Престол Сидящего? Божество необъятно: ибо если земля — подножие Его, то почему свободно ходят те, кто пашет, почему от востока на запад проходящие, по повелению царскому переходя землю, не соприкасаются с Его ногами? Каким образом небо измерил пядью Тот, Кто сидит наверху? И как Тот, Кто сидит наверху, опять же «на небо воздвигнул руку»? Как Он всего лишь перстами, без резака, вытесал скрижали, начертав без пишущего инструмента на них Заповеди, и законодателю дал написанный на них Закон? Воспрянь оком размышления. Ты видишь, что все это — «гадания», а не образы. Ты видишь, что мы прилагаем к Божеству слабое и малое, как капля по отношению к морю, которое своей величиной превосходит все состоящие из частей вещи и все окропляет. Так все это приложимо к Божией пучине, говоря словами Пророка. Море ведь просторно, не имея образа, голосит без уст, движется без ног, преклоняется (волнами) без колен. Успокаивается и ведет корабельников, не имея руки; воздвигает на высоту, не имея крыл. Топит многих, без локтей, пальцев и ладоней. Море пенится и плюется, хотя у него совсем нет губ. Оно может метать камни, не имея мышц. Оно поднимает тысячекратно отягощенные корабли и, не имея зубов, прогрызает и поглощает. И если то, что в природе, что просто и изменчиво, имеет, однако, обыкновение такое творить, то сколь более него Тот, Кто возмущение и волнение, которое невозможно выдержать, обуздал ничтожным песком, словно железной оградой его обнеся, чтобы волны не выходили вовне, а все свое стремление разбив в пену, возвращались в море. Так и веяние ветра: оно веет и шумит, не имея уст, разрушает постройки без мышц, без рук охватывает и колеблет плоды растений, раскапывает и раскрывает бездну, а то, что под ней, выкладывает, не пользуясь ни лопатой, ни рылом. Восстает, поднимается и сопротивляется, запрещая плыть тысячекратно отягощенным кораблям, не будучи причастен ни груди, ни плечам. А другие корабли, белеющие как овцы, он гонит словно в тын, как бы по полю по пучине, не ударяя ни стрекалом, ни палкой. Оно украшает весьма бледный путь людей, словно опыляя его разными красками. И если море и ветер, все превышающие своей величиной, не имеющие, однако, образа и по отношению к Божеству как комар или сверчок, или горошина, или что–либо еще меньшее, но они бегут, поднимаются, держат, благодеют, терзают, обогащают, топят, приводят, отводят. Почему же тогда ты придаешь образ Божеству, любимый мой? И расписываешь на члены единое и несложенное [Божество], когда слышишь: «Призри на меня»; «Протяни руку Твою свыше»; «Извлеки меня и освободи «меня», — и тому подобное. Оставь, наконец, прилагать к душе или телу, что человек — по образу Божию. Как может быть образом недолговечное и минующее, когда Бог вопиет через Пророка: «Я есмь и не меняюсь».

(178) Вопрос. Раз, как думается нам, не то же самое ум и душа, если ум — это око в теле, и ум во всяком случае невидим и он в невидимой душе, то не есть ли ум по образу Божию?

 Ответ. Ум и душа это не одно и то же. В согласии с моими установлениями, ум не вне души, но образ Божий не подвластен тлению и переменам, [а душа переменчива]. Ибо сказал возвышенный духом Апостол: «Пою духом, пою и умом», — называя духом душу, для которой ум — владыка и строитель. Ему повинуются и как царю — во главе (в голове) сидящему возвышенному владыке, поднося вверх замыслы и советы сердца. Он непобедим очень многим, хотя помысел воюет с помыслом, размышление с безумием, «ибо из сердца исходят злые помыслы», как сказал Господь. Если нас побеждает помысл, который из сердца, то мы сопротивляемся ему умом. Как бы царь издает закон — и скоро умолкает страсть. И если мы с разумом наткнемся на безумие, то вновь будет низложена презрительная гордыня — и заботой ума, разбором, угаснет то, что клокочет в несчастном теле. Ибо безумие — это отделение (отлучение) ума, когда душа остается без его наставлений, оказываясь вдали от наставника. Помышление — это присутствие и управление ума, и наставление ума, которое вкладывают учителя в учеников, когда их наставляют.