Львиное Сердце - Бен Кейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не все так просто. – Я объяснил, что в прошлом году Джефри, недовольный возобновившимися переговорами о женитьбе Ричарда на Алисе, отправился ко двору Филиппа. Там эти двое стали закадычными друзьями, а Джефри возвели в сенешали Франции. – Когда это произошло, многие, включая Ричарда, решили, что назначение на эту должность, тесно связанную с Анжу, говорит о замысле овладеть английским троном.
– Но Джефри погиб, – растерянно перебил Луи. – В прошлом августе.
– Затоптан до смерти во время турнира, – злорадно вставил Рис.
– Достойный конец, – добавил де Дрюн.
Овейн выглядел слегка недовольным, но ничего не сказал.
Филип огляделся, проверяя, не слышит ли нас кто.
– То был сын погибели, он вечно строил козни и замышлял что-нибудь.
– Недаром они с Филиппом делили ложе, – сказал я. – Оба были одного поля ягоды.
– Говорят, Филиппа на похоронах пришлось держать, не то он бросился бы в могилу за другом. Жаль, что не бросился – избавил бы нас от этого… – Де Дрюн обвел рукой лагерь, а потом крепость. – И от французских ублюдков на той стороне.
Мы глухо забормотали в знак согласия. При всей нашей браваде завтра нам грозила реальная опасность быть убитыми или получить увечья.
– Со смертью Джефри Филипп утратил последнее влияние при дворе Генриха. Он потребовал опеки над детьми Джефри, что означало бы переход Бретани под его руку, – пояснил я Луи. – Когда Генрих отказался, Филипп пригрозил вторжением в Нормандию. А также потребовал немедленно сыграть свадьбу между Алисой и Ричардом или вернуть ему Вексен.
– Который Генрих отказался отдать, – сказал Овейн.
– А герцог отказался жениться на Алисе, – добавил де Дрюн.
– Что сделало войну неизбежной. Даже прибытие папского легата, присланного в качестве посредника на мирных переговорах, не помогло, – завершил я. – Теперь понятно?
Луи поскреб затылок.
– Да вроде бы.
Я застонал, а Филип запустил в Луи подшлемником, пропитанным по́том. Тот накинулся на него. Оба принялись бороться, мы подбадривали их криками и шутками.
– Сэр!
Уловив тревожную ноту в голосе Риса, я повернул голову. К нам приближался Фиц-Алдельм. Я напустил на себя безучастный вид, пряча ненависть. Признавшись, что питаю ее, я признался бы и в том, что испытываю некоторый страх. Я поприветствовал врага сухим кивком.
Ответа не последовало. Его взгляд перешел с меня на Луи и Филипа, продолжавших бороться.
– Удивлен, что не вижу тебя среди них. Псам положено ползать на четвереньках.
Рис не удержался и издал гневное восклицание. Я осадил его взглядом.
Фиц-Алдельм смотрел на Риса как на нечто неприятное, во что он вляпался.
– По-прежнему водишь дружбу с мужланами, как я погляжу, – сказал он мне.
Разумеется, он имел в виду Риса, но Овейн услышал эти слова.
– Мне не по душе оскорбления, сэр, особенно если они затрагивают мою честь, – произнес он. – Как вас зовут?
– Фиц-Алдельм. А вы, судя по жуткому говору, тот самый валлийский рыцарь.
– Именно так, сэр.
– Вы неотесанный чурбан, как я себе и представлял.
Вскипев, Овейн сделал пару шагов по направлению к Фиц-Алдельму.
– Извинитесь.
Я чувствовал, что де Дрюн стоит справа от меня. Насколько я знал друга, рука его в эту минуту сжимала кинжал. За спиной у Фиц-Алдельма застыл Рис, сверкая глазами. Звуки борьбы между Филипом и Луи стихли – они тоже наблюдали за происходящим. Стоило мне произнести слово, и мы все накинулись бы на врага. Соблазн был велик, но я понимал, что это глупость и верный способ подорвать свое положение при герцоге.
– Извиниться перед тобой?
Удивительно, как много презрения этот человек был способен вложить в три слова.
Овейн сжал кулаки.
– Овейн!
Он посмотрел на меня, его приятное лицо было перекошено от гнева.
– Что? – прорычал валлиец.
– Сейчас не время и не место.
Мне не хотелось говорить вслух, но Овейн не понимал, с кем имеет дело, а я не сомневался, что Фиц-Алдельм не преминет пырнуть моего друга ножом при малейшей возможности.
– Мы еще поквитаемся, – пообещал Овейн, снова повернувшись к осклабившемуся Фиц-Алдельму. И добавил гортанное восклицание на валлийском.
– Что он сказал? – потребовал Фиц-Алдельм.
– Я не разобрал, сэр, но полагаю, что-то близкое к «амадан», – ухмыльнулся я.
Губы Фиц-Алдельма скривились.
– Бездельники и дерьмо вы все.
– Вы тут только затем, чтобы говорить гадости, сэр, или у вас есть дело? – осведомился я, довольный, что мой укол попал в цель.
Его холодный взгляд впился в меня.
– Герцогу нужны ваши услуги, – сказал он.
Я скрыл свое удивление. Это нам, оруженосцам, полагалось проводить часы в обществе нашего господина, не ему. Приказ означал, что Фиц-Алдельм идет напрямую от герцога.
– Прямо сейчас?
– Сейчас. Ему нужны ты, оруженосец Филип и жандарм по фамилии де Дрюн.
Овейн выглядел огорченным. Риса не звали, но это не помешало ему пристроиться сзади, когда Фиц-Алдельм повел нас к шатру герцога.
В этой части лагеря уже готовились к битве. Оруженосцы начищали кольчуги песком – безжалостный к рукам, зато действенный способ заставить их блестеть. Пажи полировали ремни и конскую сбрую. Рыцари обсуждали боевые приемы или сходились в поединках. Сержант вел отряд солдат к пустому участку за палатками, громко напоминая, что они не могут считать себя готовыми, пока он не скажет.
Ричард стоял у входа в шатер, над которым реял вымпел с золотыми анжуйскими львами. При виде его губы растянулись в улыбке.
– Ты нашел их, Роберт?
Когда я услышал, что герцог обращается к Фиц-Алдельму по имени, у меня ком подкатил к горлу. Это был очевидный знак – он видит в моем враге друга. Если я попытаюсь очернить его, мне потребуются неопровержимые доказательства.
– Да, сир.
Мы вошли в шатер Ричарда, где уже сидели де Шовиньи и некоторые капитаны. Налив вновь прибывшим вина самолично – высокая честь, – герцог поднял кубок, обращаясь к нам.
– За победу над французами, сир! – воскликнул я, надеясь угадать настроение герцога.
Филип и де Дрюн подхватили тост, но Фиц-Алдельм и остальные не присоединились к нему. На мой удивленный взгляд недруг ответил своим, полным превосходства. Я был уязвлен: ему известно то, чего не знаю я.
– Битвы следует избежать, – заявил Ричард. – И знаешь почему, Руфус?
Мне вспомнились сражения, в которых я принимал участие. Часто они решались в одну-единственную минуту, когда победа и поражение были одинаково вероятны. Генрих и Ричард, решил я, могут потерять все в случае разгрома. А еще может случиться, как при Гастингсе сто двадцать с лишним лет назад, что погибнут и король, и герцог.
– Риск слишком велик, сир, – ответил я.
– Именно так. Как бы ни
