Мысли быстрого реагирования - Сергей Кара-Мурза

— Есть ли примеры успешной борьбы в 2000-х гг. с «пятой колонной» и в каких странах?

— По-разному, но пока что держат в приемлемых рамках эти свои «колонны» и Китай с КНДР, и Иран, и Куба с Венесуэлой, да и с Сирией еще не определилось. На всех сразу сил не хватает, да и сценарии надо обновлять — на каждом конкретном случае все учатся. Да и на самом Западе положение не ахти. Начали блефовать с риском на грани допустимого.

— Что может российское общество противопоставить угрозам «оранжевой революции»?

— Надо говорить о государстве, а общество находится в полуразобранном состоянии и само пока ничего никому не может противопоставить. Если государство решится оказать хотя бы небольшую помощь, с современными информационными средствами патриотическая часть могла бы быстро собрать свои незрелые ячейки в сеть, которая стала бы политической силой. Но власть на это вряд ли пойдет — она в ней видит угрозу опаснее «оранжевых».

НАШИ РАСКОЛЫ

29.04.2014

Наткнулся на мысль В.В. Розанова, что «Россию погубила литература»: восприятие русских не давало им отделить художественный образ от социальной реальности. Об этой опасности предупреждали Гоголь, потом Чехов, но все напрасно. Сами писатели снять идеологическую нагрузку их образов не могут.

Мы модернизируемся и идем за Западом, разделяя этику и эстетику и освобождая слово от цензуры этики. Писатели ставят духовные эксперименты, сокращая нам опыты быстротекущей жизни. Без этого не обойтись, а эксперименты эти опасны.

Откроем «Окаянные дни» И.А. Бунина. Редко кто из политиков всех цветов в 1990-е гг. не помянул ее как мудрость писателя-патриота. Чуть ли не истина о революции. Книга очень помогла бы понять то время, если бы была воспринята хладнокровно. Но созданный вокруг нее ореол превратил ее в орудие разрушения страны — через помрачение сознания. Потому, что в нас жива еще старая вера в то, что художественное Слово, дар Ученого или другой талант обладают благодатью. Через них не может приходить зло. А значит, носителям таланта, если они что-то заявляют в поворотные моменты, следует верить. Так и верили — академикам, актерам, писателям.

Нас не предупредили, что эта вера ложна, в ней много от идолопоклонства. Хоть бы сказали, что по одному и тому же вопросу разные позиции занимали одинаково близкие нам и Бунин, и Блок. Значит, вовсе не связан талант с истиной и никак нельзя верить писателю только потому, что мы очарованы его талантом.

Бунин изображает «окаянные дни» с такой позиции, которую просто немыслимо разделять человеку с чувством справедливости — если не отказал разум. Ведь в Бунине говорят сословная злоба и социальный расизм. И ненависть, которую он не скрывает, — к народу.

«В Одессе народ очень ждал большевиков — “наши идут”… Какая у всех [из круга Бунина] свирепая жажда их погибели. Нет той самой страшной библейской казни, которой мы не желали бы им. Если б в город ворвался хоть сам дьявол и буквально по горло ходил в их крови, половина Одессы рыдала бы от восторга». Что ж мы сегодня удивляемся ненависти Майдана!

Смотрите, как Бунин воспринимает тех, против кого уже готовилась гражданская война. Он описывает рядовую рабочую демонстрацию в Москве 25 февраля 1918 г., когда до реальной войны было еще далеко: «Знамена, плакаты, музыка — и, кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток:

— Вставай, подымайся, рабочай народ!

Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: “Cave furem”. На эти лица ничего не надо ставить, — и без всякого клейма все видно…

И Азия, Азия — солдаты, мальчишки, торг пряниками, халвой, папиросами. Восточный крик, говор — и какие мерзкие даже и по цвету лица, желтые и мышиные волосы! У солдат и рабочих, то и дело грохочущих на грузовиках, морды торжествующие».

И дальше, уже из Одессы: «А сколько лиц бледных, скуластых, с разительно ассиметричными чертами среди этих красноармейцев и вообще среди русского простонародья, — сколько их, этих атавистических особей, круто замешанных на монгольском атавизме! Весь, Мурома, Чудь белоглазая…».

Здесь — представление всего «русского простонародья» как биологически иного подвида, как не ближнего. Это самовнушение, снимающее запрет на убийство представителя одного с тобой биологического вида.

Теперь о вере, что патриотизм был сосредоточен в сословии Бунина («белый идеал»). В «Окаянных днях» мы видим страстное желание прихода немцев с их порядком и виселицами. А если не немцев, то хоть каких угодно иностранцев — лишь бы поскорее оккупировали Россию.

«В газетах — о начавшемся наступлении немцев. Все говорят: “Ах, если бы!”… Вчера были у Б. Собралось порядочно народу — и все в один голос: немцы, слава Богу, продвигаются, взяли Смоленск и Бологое… Слухи о каких-то польских легионах, которые тоже будто-бы идут спасать нас… Немцы будто-бы не идут, как обычно идут на войне, сражаясь, завоевывая, а “просто едут по железной дороге” — занимать Петербург… После вчерашних вечерних известий, что Петербург уже взят немцами, газеты очень разочаровали… В Петербург будто бы вошел немецкий корпус. Завтра декрет о денационализации банков… Видел В.В. Горячо поносил союзников: входят в переговоры с большевиками вместо того, чтобы идти оккупировать Россию» и т. п.

А вот из Одессы: «Слухи и слухи. Петербург взят финнами… Гинденбург идет не то на Одессу, не то на Москву… Все-то мы ждем помощи от кого-нибудь, от чуда, от природы! Вот теперь ходим ежедневно на Николаевский бульвар: не ушел ли, избави Бог, французский броненосец, который зачем-то маячит на рейде и при котором все-таки как будто легче».

Читаешь все это и вспоминаешь, как наши патриоты, представляя белых носителями идеала государственности, поносили советскую власть, которая в феврале 1917 г. лихорадочно собирала армию дать отпор немцам. А ведь синеглазый рабочий, воплощающий в записках Бунина враждебный ему окаянный «красный» идеал, выразил самый нормальный патриотизм, сказав призывавшим немцев буржуям: «Раньше, чем немцы придут, мы вас всех перережем».

Сейчас синеглазых нет. Но все-таки…

20.09.2013

Не раз зарекался не участвовать в передачах телевидения — очень часто все оказывается не так, как обещают, когда приглашают. Или сказанное тобой полностью вырезают, или еще хуже — вырвут из контекста пару фраз, так что ты выглядишь идиотом, который несет чепуху. Но в прошлую пятницу опять дал маху — позвали на обсуждение проблемы износа жилищного фонда. У вас, мол, такая интересная книжка об этом есть. Я, как ворона, каркнул во все воронье горло и поехал в «Известия-ТВ». Шикарная студия, симпатичные люди, приветливая ведущая.

Началась передача. Оказалось, совсем на другую тему — о пожаре в психоневрологическом интернате, который произошел накануне в деревне Лука Новгородской области. Как сообщали, вероятные причины возгорания — неисправность электропроводки или неосторожное обращение с огнем. Случилась беда — погибли 36 человек, в том числе санитарка, которая вывела из горящего дома 23 больных.

О чем здесь говорить! Пожаров стало много — и дома обветшали, и электропроводка, и состояние людей неблагополучно. Утратили осторожность, чувство опасности, очень много людей у нас погибает от «неестественных» причин. Практически все живем в стрессе, психика повреждена тяжелой культурной травмой 1990-х гг.

Показали ужасные кадры с места событий, и ведущая говорит: «Вот, это традиционная для России жестокость к душевнобольным людям, вообще к людям, непохожим на других. Беспомощных людей оставили без защиты, и они сгорели».

Я давно так не удивлялся, уже лет 15 такого не слышно. В одной фразе несколько диких концепций! «Причем тут, — говорю, — традиции России? Ветхий деревянный дом, пожароопасный. Вы же знаете, что у нас 25 лет идет реформа, строительство больниц практически прекращено, как и капитальный ремонт старых зданий. Это простые и очевидные причины, зачем тут приплетать жестокость? Конечно, и люди не берегутся, травм очень много — посмотрите, как ведут себя на шоссе. Это наша общая беда, люди перенесли тяжелый период, но ведь пережили его благодаря взаимопомощи».

Кстати, о «цивилизованных» странах. Там теперь новая политика — закрывать психиатрические больницы и выставлять пациентов на улицу. Свобода! А прежде всего — экономия. Главный психиатр Нью-Йорка, сам из католиков, с горечью писал: «Беззаветные защитники так называемой свободы обрекают этих отверженных на жалкое существование, таящее большую опасность для них самих и, нередко, для общества». А в обзоре о состоянии психиатрических больниц на Западе эксперт из Швеции замечает, что «к психопатам очень хорошо относились в больницах России и избивали ногами в США». Под Россией имеется в виду СССР, но это еще не изменилось. При всей бедности и дефектах наших больниц — почему бы это?