Delirium/Делириум - Лорен Оливер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Видишь? — Алекс с улыбкой широко разводит руками. — Блиц не смог разрушить всё!
— Ты мне не рассказывал... — Мы направляемся вниз, в центр прогалины, обходя стороной круг, образованный положенными на землю брёвнами — это сооружение сильно походит на гостиную под открытым небом. — Ты не рассказывал, что здесь всё так...
Он пожимает плечами и приплясывает на ходу, как счастливый щенок.
— Это нужно увидеть собственными глазами. — Он поддевает носком горку сухой земли, бросает её на умирающий костёр. — Смотри, мы опоздали, вечеринка уже закончилась.
Пока мы пересекаем поляну, Алекс указывает на каждый дом, попадающийся на пути, и шёпотом, чтобы никого не разбудить, рассказывает о людях, которые там живут. Некоторые истории я слышала от него раньше, другие для меня внове. Я даже не могу толком сосредоточиться на его рассказе, но мне достаточно самого звука его голоса — низкого, чистого, такого родного и вселяющего чувство безопасности. И хотя поселение невелико — всего какую-то восьмую часть мили длиной[25] — я чувствую, что мир для меня внезапно сделался шире, раскрылся новыми глубинами, заиграл новыми красками.
Здесь нет стен. Нигде. По сравнению с этим миром Портленд — только жалкая горстка домов, точка на карте.
Алекс останавливается у неказистого серого трейлера. Стёкла в окнах отсутствуют, их заменяют туго натянутые полотнища цветной ткани.
— А это... м-м... здесь я, — мямлит Алекс, неловко указывая на трейлер. Впервые за всю ночь он выказывает признаки волнения, отчего я тоже начинаю нервничать. И, как всегда, меня так и тянет истерически расхохотаться, еле успеваю придушить смех.
— Вау. Это... это...
— Снаружи, может, оно и не очень... — Алекс глядит в сторону и покусывает губу. — Хочешь... э-э... войти?
Я киваю, в полной уверенности, что если попытаюсь заговорить, то у меня опять вместо нормальной человеческой речи вырвется писк. Я много раз бывала наедине с Алексом, но здесь... Здесь всё по-другому. Здесь нет ничьих подстерегающих глаз, не раздастся окрик, нет рук, готовых вцепиться в нас и оторвать друг от друга — лишь необозримые мили свободы. Я в восторге и в ужасе одновременно. Здесь может случиться что угодно... Он наклоняется для поцелуя, и я вбираю в себя всё: его губы, бархатную темноту ночи, мягкий шелест деревьев, топоток невидимого мелкого зверья. Растворяюсь в пространстве, и когда он отрывается от моих губ, я несколько секунд не в состоянии вдохнуть.
— Пойдём, — говорит он и подталкивает дверь плечом. Та распахивается.
Внутри сплошная темень. Могу различить только неясные контуры предметов обстановки, но и те пропадают в чернильном мраке, когда Алекс захлопывает за нами дверь.
— Здесь, понимаешь, электричества нет. — Слышу, как он ходит в темноте, то и дело натыкается на что-то и чертыхается себе под нос.
— А свечи у тебя есть?
В трейлере стоит странный и приятный запах — опавших осенних листьев. К нему примешиваются и другие: лимонный аромат моющего средства и едва различимый запах бензина.
— Есть кое-что получше.
Раздаётся шелест, и на меня с потолка брызгает вода. Я взвизгиваю, Алекс отзывается:
— Ой, извини, извини. Я давно не был здесь. Подожди-ка...
Опять шелест. Потолок подрагивает, отъезжает в сторону, собираясь складками, и внезапно над нашими головами возникает квадрат звёздного небосклона. Луна почти точно в зените, её лучи льются внутрь трейлера, заливая всё серебром. Теперь я вижу, что «потолок» вовсе не потолок, а огромный полиэтиленовый чехол, что-то вроде тех, которыми укрывают гриль-печи, только увеличенный в несколько раз. Алекс стоит на стуле, заворачивает чехол, и с каждым дюймом над головой появляются всё новые и новые звёзды, а внутренность трейлера проступает всё яснее.
У меня перехватывает дыхание.
— Какая красота...
Алекс бросает на меня взгляд через плечо и улыбается. Он заворачивает «потолок», по временам останавливается, переставляет стул дальше и продолжает впускать в дом небо.
— Однажды налетела буря, и половину крыши снесло. Меня тут, к счастью, не было.
Он тоже весь светится, руки и плечи облиты серебром. Как и в ночь, когда мы спасались от рейда, мне на ум приходят виденные в церкви изображения ангелов с распростёртыми сияющими крыльями.
Он продолжает:
— Тогда я решил вообще избавиться от крыши. — Он легко спрыгивает со стула и с усмешкой поворачивается ко мне. — Так что я богач — у меня есть собственный кабриолет. Дом-кабриолет!
— С ума сойти... — бормочу я. Небо кажется таким близким, что, вот сейчас протяну руку и шлёпну ладонью по луне.
— Ну вот, сейчас найду свечи.
Алекс проскальзывает мимо меня в кухню и принимается шарить в шкафах. Теперь я могу рассмотреть внутреннее убранство трейлера немного лучше, хотя детали всё равно теряются в темноте. В одном углу — маленькая дровяная печка. У противоположной стены — односпальная кровать. При виде её сердце у меня слегка подскакивает, и в голове разом вспыхивают образы: Кэрол сидит на моей постели и монотонно бубнит о супружеских отношениях; Дженни, уперев руки в бока, выпаливает мне в лицо, что когда придёт время, я, дескать, и знать-то не буду, что делать; я слышу голоса, нашёптывающие истории об Иве Маркс; а вот Ханна в раздевалке громко, во всеуслышание рассуждает на тему о том, что такое секс и с чем его едят, и какие ощущения при этом возникают, а я прошу её вести себя потише и оглядываюсь через плечо — не услышал ли кто.
Алекс находит связку свечей, зажигает их одну за другой и расставляет по всему трейлеру. Теперь то, что было скрыто, выплывает из мрака. Больше всего меня поражает количество книг: оказывается, непонятные контуры, которые я в темноте принимала за предметы обстановки — это стопки книг. Такого их количества я никогда не видела раньше, если, конечно, не считать библиотеки. Одна стена полностью отдана под книжные полки, и даже неработающий холодильник со снятой дверцей под завязку забит томами.
Беру свечу и читаю названия. Все незнакомые.
— Что это?
Некоторые книги выглядят такими старыми и хрупкими, что я боюсь к ним и пальцем прикоснуться: как бы не рассыпались. Беззвучно повторяю имена на корешках — во всяком случае те, что могу разобрать: Эмили Дикинсон, Уолт Уитмен, Уильям Уордсворт.
Алекс вскидывает на меня глаза.
— Это поэзия.
— Что такое поэзия? — Этого слова я никогда раньше не слыхала, но мне нравится его звучание. Оно элегантно и просто, как красивая женщина, плавно кружащаяся в длинном бальном платье.
Вот зажжена последняя свеча, и теперь трейлер наполнился тёплым мерцающим светом. Алекс подходит ко мне и пригибается, выискивая что-то на полках среди книг. Наконец, вынимает какой-то том, выпрямляется и передаёт его мне.