Сборник Забытой Фантастики №4 - Алфеус Хайат Веррил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он был так воодушевлен очевидным успехом своего изобретения, что забыл снова заковать Джоко в цепи, и преображенному животному было позволено прыгать по своему желанию и наслаждаться своей свободой.
Тогда ничего не оставалось, как Сайдельбургу самому испытать машину. Напрасно я умолял его дождаться времени, когда эксперимент можно будет провести с другими наблюдателями, кроме меня. Я сказал ему, что мне не хочется нести ответственность в одиночку и в ответ на это он поспешно написал и подписал записку, снимающую с меня всю вину в случае, если что-то пойдет не так. Эту бумагу я и подал потом в полицию Бруклина.
Поняв наконец, что он полон решимости поэкспериментировать на собственном теле, несмотря на все мои мольбы отложить испытание, я неохотно согласился помочь ему. Однако я настоял на том, чтобы он позаботился сам о всех деталях настройки. Я просто подождал, пока он займет свое место на платформе и когда он дал слово, включил переключатель.
Эффект на Сидельбурга был очень похож на тот, что произвел на обезьяну первый раз, когда она прошла через пресс, а именно небольшое увеличение объема. Кажется, я уже намекал раньше, что он был довольно маленького роста. Его первоначальный рост составлял около пяти футов и четырех дюймов, и он не мог весить намного больше ста фунтов. Однако после прохождения через машину его рост составлял примерно пять футов и восемь дюймов, а вес, по оценкам, составлял около ста пятидесяти фунтов. Это, однако, было обманчиво, потому что его вес не мог измениться.
– Как ты себя чувствуешь? – это был мой первый вопрос.
– Отлично. Когда я проходил через это, у меня было ощущение какой-то одутловатости, такое бывает, когда вы наполняете легкие глубоким вдохом, но сейчас это прошло, и я чувствую себя совершенно нормально, за исключением того, что двигаться, кажется, намного легче.
Чтобы проиллюстрировать это, он выбежал на теннисный корт, который находился неподалеку, размахнулся огромными прыжками и перепрыгнул через сетку. Он преодолел ее на целых три фута выше! Он мог бы легко побить мировой рекорд по прыжкам в высоту.
– Я всегда хотел быть большим человеком, – воскликнул он, – и теперь я могу быть таким большим, каким захочу. Я верю, что пройду через это еще раз.
Я снова умолял его подождать, но так же безуспешно, как и раньше. Он почти незаметно повернул колесико микрометра и растянулся на платформе. Я включил ток, и ролики начали вращаться. Я был так поглощен наблюдением за Сидельбургом, когда его голова медленно входила в челюсти чудесной машины, что не заметил возвращения Джоко.
Первым предупреждением об опасности был резкий скрежещущий звук, точь-в-точь такой, какой издавала машина, когда стальной стержень проходил через нее в последний раз. Я повернулся к распределительному щиту и с ужасом увидел, что Джоко вцепился в ручку контроллера, которую, несомненно, подражая своему хозяину, он только что опустил.
Плечи и грудь Сидельбурга только-только показались из-под роликов. Они были раздуты до невероятных размеров. Из его уст вырвался пронзительный крик, подобный крику раненой птицы; и слова, тонкие, дрожащие и очень далекие, пронзили мой охваченный ужасом мозг.
– Выключи питание… ради Бога са…
Я бросился к коммутатору. Джоко, очевидно, принял мое внезапное действие за направленное против него, потому что он оскалил зубы и прыгнул на меня. Передвигать его из стороны в сторону было нетрудно, потому что он был очень легким, но сила его была огромной. Он обхватил меня своими длинными руками и ногами и сильно прижал к себе. Но отчаяние придало мне силы сумасшедшего, и я, наконец, высвободил руку, схватил кусок дерева и нанес обезьяне ошеломляющий удар по голове. Он оторвался от меня и огромными прыжками скрылся из виду.
К этому времени ролики прошли по торсу и бедрам Сидельбурга и оказались примерно на одном уровне с его коленями. Его тело раздулось до размеров большого воздушного шара; и казалось, что оно вот-вот поднимет машину, которая уже раскачивалась на своих основаниях.
Как только я вынул переключатель, который остановил движение роликов, внезапный порыв ветра подхватил распухшее тело и добавил силы, достаточной для того, чтобы оторвать пресс от земли. Ступни и лодыжки Сидельбурга были прочно зажаты между роликами и когда он медленно поднялся в воздух, подобно огромному дирижаблю, он увлек машину за собой.
На следующий день какой-то рыбак у берегов Ньюфаундленда сообщил, что видел дирижабль, летящий на высоте около мили. Насколько я знаю, это было последнее, когда видели Уильяма Джеймса Сидельбурга и его четырехмерный роликовый пресс.
Некоторые из моих друзей, которым я рассказал эту историю, спросили меня, могу ли я реконструировать изобретение Сидельбурга. Я совершенно уверен, что мог бы это сделать с помощью чертежей и схем, которые он оставил после себя, но сама мысль о том, чтобы предпринять такую попытку, вызывает у меня ужасное отвращение. Я заметил, что у Природы есть способ сурово наказывать назойливых смертных, которые стремятся слишком глубоко проникнуть в ее секреты.
КОНЕЦ
РАДИО-ГРОБНИЦА СОЛАНДЕРА
Эллис Паркер Батлер
Впервые я встретился с мистером Ремингтоном Соландером вскоре после того, как установил свой первый радиоприемник. Я ехал в Нью-Йорк поездом в 8.15 утра, сидел со своим другом Мерчисоном, и, как само собой разумеющееся, мы разговаривали о радио. Я только что сказал Мерчисону, что он тупоголовый болван и что за два цента я врежу ему в челюсть, и что даже тупоголовый идиот должен знать, что ламповый приемник лучше кристаллического. На это Мерчисон ответил, что это все уладило. Он сказал, что всегда знал, что я идиот, и теперь он в этом уверен.
– Если бы твоих мозгов хватило заполнить скорлупу лесного ореха, – сказал он, – ты бы так не говорил. Любой, кроме полоумного сумасшедшего, знал бы, что человек хочет от радио четкого, чистого приема, и это то, что дает нам кристалл. Ты один из тех полоумных, которые думают, что они шикарны, если слышат, как какая-нибудь двухцентовая станция в пятистах милях от них издает несколько слабых писков. Заткнись! Я не хочу с тобой разговаривать. Я не хочу тебя слушать. Иди и сядь где-нибудь в другом месте.
Конечно, именно этого и следовало ожидать
