Дом дураков - Дарья Афанасьева

— Ты водишь! — Заявил я, толкая опешившего парня под ноги отставнику.

Жрец, выбравший этот момент, чтобы метнуть в меня пластинки, кратко прошелся по моей родословной, но оба заклинания уже влетели в образовавшееся между нами месиво из доспехов. Отставник страшно закричал, вспыхнул, будто факел и осыпался на мостовую кучкой пепла. Мальчишку отбросило в сторону, изрядно опалив. Мы со жрецом остались один на один. Это, впрочем, было ему только на руку — больше никто не путался у него под ногами. Жрец был на земле своего бога, а значит, имел практически неиссякаемый источник магии. Он был, похоже, не слишком искусен, но достаточно хладнокровен, чтобы принять оборонительную стойку и достать еще пару пластин. Пока я раздумывал, сократить ли дистанцию или попробовать пуститься наутек, жрец сам перешел в атаку. Удар кулаком в грудь, от которого на мгновение потемнело в глазах и почти удавшаяся подсечка стали для меня неприятным сюрпризом. Похоже, далеко не все жрецы растратили боевые навыки в сражениях с бутылью вина. Попытка ответной атаки едва не стоила мне передних зубов. При этом жрец ни на секунду не прекратил запитывать заклинания.

"Ладно, — подумал я, чувствуя, как онемела рука, блокировавшая удар ногой в голову, — все идет к тому, что заклинания ему и не понадобятся".

Мои силы были уже на исходе, из носа снова шла кровь, и с каждой секундой возрастала вероятность появления здесь еще кого-нибудь, кто попытается украсить моей головой кол над воротами города. Кроме того, младший сотник очнулся и уже предпринимал попытки встать. Жирную точку в списке моих неприятностей поставил покойный Миртав. Жирную в буквальном смысле этого слова: в пылу драки я наступил на его останки и поскользнулся. Лицо жреца странно перекосилось, так что я не сразу понял, что он улыбается. Мне доводилось видеть нечто подобное и раньше. Заклинание личины позволяло на некоторое время принять образ другого человека, но требовало скрупулезной настройки. Похоже, жрец при снятии личины где-то напортачил, и часть мышц парализовало. Исцелить подобный паралич было практически невозможно, но можно было зафиксировать поврежденный участок лица, что и сделал какой-то умелец. Теперь жрец выглядел вполне прилично, пока не пытался улыбаться. Жуткий полуоскал производил не меньшее впечатление, чем почти сплетенное заклинание "Зотой саван", разгоравшееся у него в руке.

Заклинание было масштабное, способное охватить круг диаметром метров в десять, и даже если меня заденет хоть краем, я запекусь, будто утка. Лже-маг в собственном соку с золотистой корочкой. Я принялся судорожно выводить пальцем в саже защитный узор, но мы оба понимали, что единственное, чего я этим добьюсь — не превращусь в пепел, а лишь обгорю до костей. Можно сказать, я пытался скоротать время. Или потянуть: жрец не спешил меня убивать, с интересом рассматривая мой узор. Пожалуй, никогда ранее я не был так благодарен своему учителю магии. Многочисленные завитушки и загогулины, которым он придавал преувеличенно большое значение, в кой-то веке оказались мне полезны. Среди этой мешанины линий можно было укрыть и что-нибудь полезное.

Когда на пороге дома появилась Электра ден Как-то-ее-там, я уже закончил обшаривать карманы жреца и прилаживал его мешок у седла рядом со своими. Девушка заглянула в его лицо и отошла в сторону: лицо жреца перекосилось еще больше, глаза остекленело таращились в вычерченный на закопченной мостовой узор. Рядом сидел на корточках младший сотник. Мешанина линий заинтриговала и его.

— Не смотри туда! — Предупредил я. — А то останешься стоять рядом.

— А это такое заклинание, да? — Девушка уже положила один глаз на коня, стоявшего рядом с моим, но вторым все еще косила в сторону жреца.

— Да. — Мне некогда было объяснять, чем заклинание отличается от визуального гипноза.

— А куда ты едешь?

Я не ответил, с некоторым усилием поднимаясь в высокое седло. Переход на "ты" нисколько не делал эту подозрительную девицу желанным попутчиком. Зарево пожара стало только ярче, нисколько не оттеняемое занимавшимся рассветом. Похоже, дело там принимало нешуточный оборот.

Развернув коня к ближайшим городским воротам, я склонился к его шее, прошептал несколько слов и щелкнул пальцами. Конь рванул с места, будто снаряд из пращи. Ворота никем не охранялись, но я все же метнул серебряный кругляш в сторону караулки — наудачу. Следом за нами неслись еще два коня. Кажется, слух у этих ребят оказался острее, чем я думал: они слышали, что я пообещал их брату, и тоже были не прочь побороться за такую награду. Особо оглядываться было некогда, но Электра, похоже, удержалась в седле. Был соблазн проверить ее талант наездника на прочность, но мы въехали в лес и я снова щелкнул пальцами. Коней было жаль, да и не было больше смысла торопиться: за ворота мы выбрались, а до ближайшего постоялого двора вестник всяко доберется быстрее.

На первый взгляд ситуация выглядела в высшей степени безвыходно. Приметные кони, девица, которую уже разыскивает Золотая Сотня, и не меньше пяти дней до границы с Корном. Только в заунывных балладах герой прокладывает путь среди полчищ врагов, а в суровой реальности меня ждала петля на ближайшем постоялом дворе. И миновать его не получится, потому что коней нужно кормить, в лесу снега по шею и прокладывать торные дороги в обход постоялых дворов как-то не принято. Зимой ловля преступников в Теморане едва ли имела даже спортивный интерес. Я оглянулся на спутницу. Солнце уже посверкивало сквозь частокол голых стволов неприятно чистого, для глаза бывшего разбойника, леса. К утру талый снег прихватило морозцем, копыта коней звонко цокали по ледяной корке, почти заглушая стук зубов Электры, чей кончик носа уже побелел. Маскарадный костюмчик не был приспособлен к реалиям теморанской зимы.

— У тебя к седлу сзади пристегнуто одеяло. Завернись в него.

Девушка завертелась в седле, пытаясь разъять узлы, затянутые мужской рукой. Тонкие пальцы озябли и плохо слушались, узлы затянулись намертво, и она начала потихоньку хныкать. Накатила волна ностальгии: я вспомнил Горилику, проламывающую череп бесю. Вот уж где мне везло на спутников! Я придержал коня и, когда конь Электры поравнялся с моим, перерезал ремни, удерживавшие одеяло.

— С-спас-сибо, — девушка завернулась в одеяло по самую макушку, только глаза продолжали жалостливо сверлить мне спину.

Грандмастер учил меня, что самопознание — основа познания мира. Признаться, ученик из меня был посредственный, но кое-что я о себе знал наверняка. Например то, что могу много лет жить на одном месте, ничем особо интересным не занимаясь, а потом вдруг, будто бесем укушенный, срываюсь в дорогу. Потому рюкзак держу собранным, и сапоги смазанными. Из Теморана, где и не намеревался оставаться надолго, думал удрать по весне, едва подсохнут дороги, но и в этот раз не усидел до намеченного срока. Морозный воздух прочистил мысли и теперь все ночные "подвиги" казались совершенными в пьяном угаре, не иначе. Сейчас думалось, что все бы надо было иначе делать, и спать бы сейчас в теплой кровати, а не тащиться через лес. Но тот же грандмастер сказал про меня однажды, что умная голова, да дураку досталась. Солнце поднялось еще выше, снег заискрился, так что стало больно глазам, и я поторопил коня.