На 127-й странице (СИ) - Крапчитов Павел Акимович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Томпсон ушел, как мне показалось, весьма довольный. Конверт с чеком и деньгами лежал во внутреннем кармане моего пиджака. Мысли опять вернулись к завтрашнему поединку. «Ладно,» - подумал я. – «Если я и буду битым дураком, то дураком с деньгами».</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Сцена 63</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Во Владивосток весна приходит поздно, не раньше середины мая. Но и тогда привычного для средней полосы России буйного цветения яблонь, вишен и груш здесь не увидишь. Как не старались энтузиасты-одиночки, но не приживались эти деревья в здешнем холодном климате.</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Елизавета Васильевна часто вспоминала ту яблоньку, которая росла у них саду в Тобольске. Ее она самолично выписала из центральной России и несколько лет выхаживала. И пусть после начала цветения на Тобольск часто налетали холода, но яблонька все же цвела и радовала взор пожилой женщины.</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Но яблонька осталась где-то там, вдалеке. Здесь, на краю света Елизавета Васильевна вместо яблони, в саду их нового дома, посадила несколько саженцев местного дикого абрикоса и теперь часто, вздыхая, говорила:</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})- Не дождусь я, когда они зацветут. Помру.</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})- Что ты бабушка, конечно, дождешься, - успокаивала ее Вера. – Ты же у нас такая молодая!</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Елизавете Васильевне было приятно внимание внучки, и она улыбалась, слыша такие слова. Вера знала, как порадовать свою бабушку. Она просила отца, и тот, после работы в гимназии, покупал на местном рынке веточки дикого рододендрона. Несмотря на то, что была середина февраля, Вера ставила веточки в воду, а через пару недель они уже цвели ярко розовыми цветами. Ее бабушка любовалась распустившимися цветами, а Вера запечатляла их на своих акварелях.</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})В тот год Елизавета Павловна тоже успела полюбоваться цветами рододендрона, а потом слегла и больше уже не встала с кровати. Сильный кашель и жар свели ее в могилу. Умирая, она перекрестила сына Александра, а внучке сунула книжку сказок, которые они часто читали вместе.</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})В книжке сказок, между страницами с приключениями Ивана-царевича Вера нашла письмо, в котором ее бабушка снова напоминала ей о мести, а в коробке своих игрушек – красивый лакированный футляр. В нем лежали очень красивые серьги, кольцо и ожерелье. «Продай. Деньги используй на месть,» - так написала в письме ее бабушка, Елизавета Васильевна Порошина, мужа которой, Николая Степановича, расстреляли тридцать восемь лет назад во дворе Петропавловской крепости.</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Тридцать восемь лет назад началось путешествие Елизаветы Васильевны из Петербурга во Владивосток. От балов и модных салонов до могилы на одной из сопок, окружающих растущий город на берегу океана. Ее муж, Порошин Николай Степанович, был членом Союза благоденствия и Северного тайного общества. Будучи полковником, он командовал Коломенским пехотным полком. Был обвинен в том, что «знал об умысле на цареубийство и участвовал в умысле бунта принятием в тайное общество членов», лишен дворянского звания, разжалован в рядовые и казнен в июле 1828 года. Ближайшие члены семьи Порошина: жена и сын также лишены дворянского звания, приписаны к мещанскому сословию и отправлены в ссылку в Сибирь.</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Обо всем этом Вера знала из разговоров с бабушкой, когда та откладывала в сторону книжку со сказками и начинала рассказывать о том, как жила раньше. Это было нестройное повествование. В один день Вера могла услышать описание чудесного города Санкт-Петербурга и их белого каменного дома, в котором только жилых комнат было сорок семь. В другой день бабушка рассказывала про балы, которые она посещала, и иногда эти рассказы заканчивались, к огромному удовольствию Веры, тем, что из большого сундука в комнате бабушки доставали старые платья, а Вера в них наряжалась. Бывали дни и не такие веселые, когда бабушка рассказывала про казнь своего мужа так, как будто видела все это своими глазами. Причем в зависимости от настроения бабушки способы казни могли меняться. В один день это был расстрел, что было почти мило и спокойно. В другой день дедушке отсекали голову, и кровь лилась рекой. В самые плохие дни, когда бабушка болела или у нее было тяжелое настроение, дедушку вешали. Такая казнь, которую сама Елизавета Васильевна не видела, но о которой со всеми подробностями рассказывала внучке, была самой ужасной. Каждый такой рассказ бабушка заканчивала словами о мести. Мстить полагалось не тем, кто поднимал топор и не тем, кто командовал «пли». Имя главной цели мести никогда не называлось, но и бабушка, и Вера знали, что это не кто иной, как тот, кто стоит на самой вершине, император всероссийский. То ли под влиянием таких разговоров, которые велись с Верой чуть ли не с пяти лет, то ли от общей слабости ее организма, в душе Веры поселилась необъяснимая тревога. Эту тревогу нельзя было объяснить рациональными способами, как нельзя объяснить наличие темных сущностей в сгущающихся сумерках. Но эта тревога, будучи совершенно необоснованной, вполне себе реально влияла на аппетит, сон и поведение маленькой девочки.</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Отец Веры отвел дочь к единственному в городе доктору, который кроме телесных болезней лечил и болезни душевные. Бронислав Вишневский, выпускник Варшавского медицинского университета, как и отец Веры, не по своей воле попал в эти края. Он осмотрел Веру, постучал молоточком по ее коленке, поговорил на разные несерьезные темы, а потом спросил, обращаясь к Александру Николаевичу:</p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})- Вы знаете, почему в крестьянских семьях почти нет заболеваний, связанных с необъяснимым чувством страха, тревогой и бессонницей?</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Александр Николаевич только пожал плечами. Крестьяне в городе были везде: на дорогах, на рынках, у церквей, но как они живут и чем они болеют, он никогда не задумывался.</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})- У них просто на это нет времени, - сам себе ответил доктор Вишневский и, видя, что отец пациента его не понимает, добавил. – Крестьяне постоянно заняты каким-то делом. Их сознание постоянно отвлечено на предмет труда: возделывание огорода, уход за скотом и так далее. Думаю, что конфликтов в крестьянской среде хватает, но их повседневный физический труд требует концентрации, тем самым давая отдых их психике.</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})- Вы что предлагаете Вере возделывать огород и пасти коров?</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})- В этих краях заниматься огородом приходится даже мне, - улыбнувшись, сказал Вишневский. – Но, если вам не нравится этот вид деятельности, то выберите другой. Например, хоровое пение или рисование. И пение, и рисование отвлекут вашу дочь, снимут нагрузку с психики, и ей станет легче.</p>
