Богиня зеленой комнаты - Виктория Холт

Но это была неправда... Миссис Робинсон как раз и требовала. И получила то, что требовала, — она имела дом и содержание. В обмен на его письма. История отношений принца Уэльского и миссис Робинсон была известна всем.

— Пожалуйста, останьтесь. Я попрошу мою бесценную дочь напоить нас чаем. Мы не так часто имеем удовольствие принимать знаменитую миссис Джордан.

Она крикнула:

— Мария, Мария! Дорогая! Прошу тебя, подай чай. Дочь появилась тотчас же.

— О, миссис Джордан, я так рада, что вы остались!

У мамы редко бывают гости, а она так любит поговорить. Ты хорошо себя чувствуешь, мама? Утрата улыбнулась дочери.

— Видите, как за мной ухаживают, миссис Джордан? Посиди с нами немного, дорогая. Миссис Джордан обещала побыть еще немного и поговорить со мной.

Но говорила сама Утрата. Она рассказывала о том необыкновенном времени, когда была любовницей принца Уэльского, она живописала романтические свидания на Ил Пай Айленд, ухаживание принца, когда он добивался ее.

— Я отдала любви все, — говорила она, используя драматургические штампы. — И вы это поймете, миссис Джордан. Мне следовало быть более благоразумной, не так ли? Но кто благоразумен в любви? Я любила не умом, а сердцем! И не думала о вознаграждении. Но у меня есть дочь, и нам удается неплохо жить, правда ведь, крошка?

— Мы живем прекрасно, мама. Ты говорила с миссис Джордан о пьесе?

— Миссис Джордан обещала поговорить о ней с мистером Шериданом, и она хочет играть главную роль. Эта пьеса, возможно, будет идти очень долго. Всегда найдутся люди, которых нужно предостеречь от этого ужасного порока — карточной игры. Вы ведь знаете, что его погубили карты. О, как он тогда был красив! Сейчас он немного толстоват... но все такой же элегантный... и, конечно, неотразимый! Но он не может быть верен никому. Мы так много слышали о миссис Фицгерберт.

Гримаса, появившаяся на ее лице, должна была изобразить сочувствие, но в глазах ясно читалась зависть: она не была настолько талантливой актрисой, чтобы ее скрыть.

— Но и с ней он был недолго. И эта несчастная, на которой он женился. Он не может быть долго с одной женщиной! И... никто из принцев на это не способен.

«Она предупреждает меня, — думала Дороти. — Что, она думает, я стану делать? Хранить его письма, чтобы потом воспользоваться ими так, как она это сделала с письмами Георга?»

— Принцы, принцы, — продолжала Утрата. — Не верьте принцам.

Дороти похвалила чай и сказала, что непременно купит такой же. А сейчас ей пора. Она постарается прочитать пьесу как можно быстрее.

— Как мило с вашей стороны, что вы навестили нас, — продолжала Утрата. — Мне нужно было видеть вас. Такая же актриса, как я... Это напомнило мне о многом...

По дороге на Сомерсет-стрит Дороти не могла избавиться от тревожных мыслей. Впервые за время совместной жизни с Уильямом она почувствовала себя неуверенно. Из головы у нее не шла эта несчастная накрашенная женщина с театральными жестами и неестественно громким смехом, бывшая в свое время красавицей, и ее роман с молодым принцем Уэльским. А потом — разочарование и конец. «Не доверяйте принцам». Холодный ветерок, налетевший откуда-то в жаркий день.

Шеридан решил поставить пьесу миссис Робинсон с мало выразительным названием «Никто». Он знал, что рискует: среди покровителей театра было немало картежников, и вряд ли они станут спокойно сидеть на своих местах и слушать проклятия в адрес своего любимого занятия. Он опасался враждебного приема. Кроме того, миссис Робинсон отнюдь не гений. Но с другой стороны, она в свое время была главным действующим лицом громкого скандала, и тот факт, что ведущая актриса — любовница одного из принцев, а сама миссис Робинсон — автор пьесы — была любовницей принца Уэльского, тоже чего-то стоит. К тому же он искал новые пьесы. Старые постановки, пользующиеся популярностью, прошли уже очень много раз, и хотя публика будет требовать Пикля, когда он предложит ей что-то новое, он должен это сделать. Кто знает, и спорный сюжет может стать модным.

В театре уже шли репетиции пьесы «Никто», и Шеридан дал себе самому слово не упустить шанса на успех. Было невозможно сохранить в тайне сюжет, и среди театралов быстро распространилась новость, что Шеридан намерен отучить публику от карт. Может быть, следующим станет пьянство. Прежде, чем они успеют сообразить, что происходит, они окажутся в пуританском обществе, которое уже изведали и к которому, по общему мнению, можно больше не возвращаться. Людям больше по душе короли с их любовницами, чем пуританская добродетель.

Шеридан был не только хозяином театра, но и политическим деятелем. Отражала ли пьеса его собственные настроения? Ни в коем случае! Разве только принц Уэльский был более заядлым картежником, чем Шеридан. Их обоих пристрастил к картам Чарльз Джеймс Фокс, который сам проиграл несколько состояний. Шеридан был весь в долгах. Может быть, он изменился? Может быть, это как раз тот случай, когда человек устал от грехов, и его потянуло к добродетели? Как бы там ни было, до сих пор у них не было пьес, направленных против карточной игры.

Однажды, когда Дороти вернулась в свою гардеробную после репетиции, она нашла на туалетном столике записку: «Прокляните «Никто», или вы сами будете прокляты».

Она сразу же отнесла ее Шеридану, который только пожал плечами.

— Вы не единственная, кто получил такое письмо. Мы все получили.

— И что же вы намерены делать?

— Играть. Мы уже репетируем. Мы не можем обращать внимание на сумасшедших.

— Да, но сумасшедшие могут провалить спектакль.

Он положил ей руку на плечо.

— Зал будет забит.

Однако Дороти было тревожно. Она очень чутко реагировала на публику, и доброжелательное отношение ее успокаивало. Так было всегда. У нее не было уверенности Сары Сиддонс, для которой ничто не имело значения, кроме собственного величия. Дороти нужна была дружелюбная публика, публика, которая хотела ее видеть.

— Я не уверена в этом, — ответила она.

С того момента она полностью погрузилась в работу. Она жила в Лондоне и не ездила в Питерсгем-лодж. Герцог писал ей. Он ждал ее, и в письмах чувствовался мягкий упрек. Она писала ему, что очень занята спектаклем и боится превратиться в несдержанную, раздражительную особу «не-тронь-меня», которую невозможно любить, и поэтому предпочитает пожить одна. Она уверена, что и он, и няньки прекрасно ухаживают за детьми.

Она навестила Эстер, чтобы поговорить с ней о разных делах. Эстер считала, что ей следует отказаться от участия в «Никто» под любым предлогом.

— В конце концов, ты можешь сослаться на болезнь,— сказала она.