Их было семеро… - Андрей Таманцев

Мы подняли борт, защелкнули крепеж, зашнуровали заднюю часть тента, пулевые дырки в котором делали темный фургон слегка похожим на планетарий, и через спальный отсек пролезли в кабину. Док уже выбрался из гамака и сидел у окна с неизменной своей «Мальборо». Он потеснился, давая нам место на сиденье, и спросил:

— Ну, так что же это было?

— «Мицубиси-паджеро», — ответил Боцман.

— Мотор три литра, пять дверей, семь мест, — подтвердил я.

— А если менее конкретно? — спросил Док.

Дорога по-прежнему была почти пуста, редко-редко проходили встречные машины, из автомобильного приемника лилась какая-то полувосточная-полуевропейская мелодия.

— Что это за музыка? — спросил я Трубача.

— Сиртаки.

— Сиртаки? — удивился я. — Это и есть сиртаки? Надо же. А могли бы так и не услышать. Симпатичная музыка… Ну, что ты на меня уставился? — проговорил я, обращаясь к Доку. — А то сам не знаешь, что это было. Засада это была. А если спросишь чья — сам и будешь отвечать на свой вопрос!

Нас со свистом обогнала темно-вишневая «альфа-ромео» с греческими номерами.

— Второй раз она нас уже обгоняет, — отметил Трубач.

Я даже внимания не обратил на его слова. Обычное дело. Заехали пообедать, тут мы их и обошли. Любая остановка в дороге — как минимум трехкратная потеря времени. Особенно на наших, российских, дорогах. Обгоняешь, обгоняешь бесконечно ползущие «зилки» и «МАЗы», остановился заправиться или перекусить — и все они снова впереди, снова их обгоняй, вылетая на встречную полосу.

— Засада, — помолчав, повторил Док. — Не буду спрашивать, чья. Меня другое интересует. Семиместный «паджеро». Сколько мест в нем было занято?

— Не обратил внимания, — ответил я.

— Нам, знаешь ли, как-то не до этого было, — подтвердил Боцман.

— Мне тоже, — сказал Трубач.

Еще километров десять мы проехали молча.

Засада, мать ее. В Болгарии. Не могло это быть Управление. Никак не могло. В пору, когда КГБ было всесильно, куда ни шло. Да и то не так бы сделали. Задействовали бы дорожную полицию, они бы нас культурно тормознули, мы бы культурно остановились — и бери нас голыми руками без всякой пальбы. А сейчас — нет, не те времена. Независимая демократическая Болгария. Да они от одного упоминания КГБ вздрагивают. Рискнули втихаря, без санкции властей? Больно уж сомнительно. Достать грузовик и джип — не проблема, допустим. А людей сколько задействовали? Один — водитель грузовика, второй — водитель джипа, третий — с пулеметом в верхнем люке, да еще двое, а то и трое, что палили из окон из автоматов и пистолета. Кстати — по колесам палили. И пулеметчик тоже. Значит, задача была не перестрелять нас, а остановить. Для начала. Потом, может, и перестреляли бы, но сначала им нужно было нас остановить. Зачем? О чем-то спросить?

Явно не Управление. Уж им-то нас не о чем спрашивать. Управлению мы нужны только в виде неодушевленных предметов. И желательно — непригодных к опознанию. И я на их месте решил бы эту проблему элементарно. Достаточно всего двух человек и одного джипа. И одного ручного гранатомета типа «Муха». Джип обгоняет «ситроен», задняя дверь открывается, и мина всаживается с десяти-пятнадцати метров прямо в нашу кабину. И с концами. «Товарищ генерал-лейтенант, ваше приказание выполнено».

Вот так бы я сделал. А в Управлении сидят люди не глупее меня. И не исключено, что намного умнее. А уж то, что опытнее, — об этом и говорить нечего.

Значит, не Управление.

Кто?

— Разворачивайся! — приказал я Трубачу.

— Зачем? — не понял он.

— Попробуем выяснить, сколько в этом проклятом джипе было занятых мест, а сколько свободных.

— Да мы уже полсотни кэмэ отмотали! — возмутился Трубач.

— А мы разве куда-нибудь спешим? В Нови Дворе нам нужно быть через четверо суток. Раньше нас там не ждут.

— На этой тачке нельзя возвращаться, — поддержал Трубача Док. — Кто-нибудь мог увидеть и запомнить. Три оливы. Слишком приметная. Как жираф: один раз увидишь и уже ни с чем не спутаешь.

Это было серьезное соображение. Не стоило рисковать. Поэтому мы свернули с шоссе Е-87 на «второкласен път», как он был отмечен на нашей болгарской карте, и километров через пять нашли отмеченный на той же карте мотель, стоявший на окраине небольшого поселка Череша на берегу моря. Хозяин довольно сносно говорил по-русски, игнорируя, правда, как все болгары, мягкие знаки в конце слов. Сотня баксов тоже способствовала нашему взаимопониманию. Мы загнали «ситроен» на яму под навес, служивший ремонтным боксом, сняли на ночь две крошечных комнаты в сложенном из песчаника доме, который хозяин именовал виллой. Не из тщеславия, однако, просто здесь все дома назывались виллами. После чего за дополнительную тридцатку он охотно согласился проехать с нами по трассе Е-87. Объяснение мы нашли самое простое: выехали из Турции вместе с приятелями — мы на грузовике, а они на джипе. Они почему-то отстали, и мы хотим посмотреть, не сломалась ли их машина где-нибудь на дороге. Тем более что джип они купили с рук, очень не новый, что угодно с ним могло случиться. Объяснение его вполне удовлетворило, он выкатил из гаража ярко-желтый, как цыпленок, «фольксваген-жук» и гостеприимно раскрыл дверцу. О том, чтобы разместиться в этой жестянке вчетвером, нечего было и думать, особенно учитывая габариты Трубача. Поэтому Трубача с Боцманом мы оставили в мотеле, а я с Доком влез в «жука».

«Фольксвагену» было лет тридцать, но ехал он на удивление бодро. Правда, хозяин, сорокалетний Пeтро Пeтров, оказался не просто словоохотливым, но и задвинутым на политике. Уже через полчаса он так нас достал своими сожалениями о развале Советского Союза, что я не выдержал и пообещал:

— Вернемся домой и сразу же восстановим. И пришлем вам на постой пару танковых дивизий и с десяток баллистических ракет с ядерными боеголовками.

— Танки — нет! Ракеты — нет! — запротестовал он. — Зачем танки? Не нужно танков!

— А как вы хотели? — спросил я. — Чтобы СССР был, а танков и ракет у вас не было? Так не бывает.

— Почему не бывает? — удивился он.

— А вы сами подумайте, — предложил я.

Он всерьез отнесся к моему предложению и оставшуюся часть дороги сосредоточенно молчал.

Солнце уже заметно склонилось к закату, когда мы увидели впереди несколько полицейских машин с включенными мигалками. Участок шоссе с черным, будто залитым нефтью, асфальтом был обнесен широкой желтой лентой, в центре гаревого пятна валялись бесформенные куски железа, в них копались двое каких-то гражданских — следователи или эксперты. Петров притормозил, но один из полицейских тотчас приказал ему жезлом: проезжайте, не загораживайте дорогу. Мы отъехали метров на тридцать, вышли из «жука» и приблизились к оцеплению. Наш хозяин о чем-то поговорил с полицейским и вернулся к нам с встревоженным видом:

— На какой машине ехали ваши приятели?

— На джипе «рэнглер», цвета металлик, — ответил я.

— Нет, это был не «рэнглер». И не металлик, а синий или черный. А сколько было приятелей?

— Трое.

Тут он уже вздохнул с явным облегчением:

— Не они. Слава Иисусу. Там было пят человек. Их отвезли в Медувково, в покойницкую.

— Нужно съездить, — решительно сказал Док. — А вдруг все же они? Еще двоих могли подсадить по дороге.

Петров начал было уверять нас, что там нечего смотреть, что эти люди были убиты миной или бомбой и все сгорели, но дополнительная двадцатка сделала его сговорчивее. Еще десять баксов, врученные служителю больницы, открыли для нас двери морга. Петров был прав: смотреть там было не на что. Пять обгорелых трупов. И все. На что я уж вроде насмотрелся такого в Чечне, но тут же отступил к двери. У Дока нервы были покрепче. Он натянул на руки прозекторские перчатки и большим пинцетом начал раздвигать остатки обгоревшей одежды. Понятия не имею, что он хотел увидеть. Однако увидел. Кивком подозвал меня к себе и указал пинцетом на шею одного из трупов. Из-под гари блеснул какой-то желтый металл. Док подцепил его пинцетом и чуть вытянул. Это была толстая золотая цепь, излюбленное украшение крутых российских бандюг.

Это было уже кое-что. Немного, но и немало.

Мы вышли из морга. Петров ждал нас возле крыльца больницы, разговаривая с каким-то плотным, довольно молодым человеком в белом докторском халате. Он курил сигарету сильными затяжками, и вид у него был откровенно хмурый.

— Началник, — представил нам его Петров. — Труден ден был у него, очен труден ден. Началник обучивался в Москве, наш самый важный хирург!

— Что вы кончали? — поинтересовался Док.

— Первый медицинский, отделение хирургии, — ответил врач.

— А я Военно-медицинскую академию, тоже хирургию.