Риск.Молодинская битва. - Геннадий Ананьев

До захода солнца не прекращалось избиение. Кончал­ся запас стрел у одних, их сменяли другие, обруч сжи­мался, и даже привыкшие к крови татарские кони храпе­ли и дрожали, чавкая копытами по лужам крови, пре­одолевая завалы еще трепыхавшейся в предсмертной агонии добычи.

Еще последняя смена воинов добивала остатки живот­ных, а уже запылали костры под большущими казанами, на вертела насаживали еще дышавшие теплом туши сай­гаков и жеребчиков, освежеванных быстро и умело; по­явились полные бурдюки с кумысом и крепкой хмели бу­зой215 , приготовленной из пшена, — пир начинался при свете факелов.

И вот ближе в полуночи, когда у ханского дастархана придворные его начали не только возносить до неба мет­кость стрел ханских на охоте, но и предрекать ему славу чингисхановскую, славу завоевателя Вселенной, Дивей-мурза поднял пиалу с бузой.

— Верно говорят, мой хан, ваши славные советники, ваши нойоны. Повелите, о могущественный хан, и мно­гие земли лягут под копыта вашего иноходца. Первой та­кой землей должна стать земля гяуров, извечных данни­ков Золотой Орды, единственным продолжателем слав­ных дел которой являетесь вы, славный хан, да продлит Аллах годы вашего царствования. Вам, мой повелитель, донесли о коварных замыслах раба вашего князя Ивана, вы захотели иметь подтверждение и повелели мне, слуге вашему верному, доставить их. Я исполнил вашу волю.

Дивей-мурза махнул рукой, и тут же в полусотне ша­гов от девлетгиреевского дастархана вспыхнуло десятка два факелов, осветив повозку с впряженными в нее стрельцами. Камчи со свистом хлестнули по спинам не­счастных, и тяжелая, груженая повозка надрывно тро­нулась и медленно стала приближаться к пирующим вельможам.

Даже в неярком свете факелов было видно, как вспых­нули завистью взоры многих сановников. Да, впечатле­ние это произвело потрясающее.

Дивей-мурза, гордый собой, ждал, когда повозка при­близится, затем, взмахом руки остановив ее, продолжил свою речь:

— Вы сами, мой повелитель, сможете убедиться, что посылает раб ваш, князь Иван, казакам.

Девлет-Гирей, отхлебнув бузы и закусив куском сай-гачины, с трудом поднялся и, покачиваясь, пошагал к повозке. Нукеры поспешно откинули холстину, и глаза хана налились кровью.

— О! коварный! Хотевший называться братом! Мы за­ставим тебя, князь Иван, слизывать пыль с наших сапог.

— Повелите, светлый хан, своим туменам, как окон­чится пир, направить морды коней на Москву, — вкрад­чиво вплел Дивей-мурза свой совет в гневный всплеск ханский. — Успех обеспечен. Вы, мой повелитель, пере­правитесь через Оку раньше, чем подойдут к ней на лет­нее стояние русские полки. Мы налетим внезапно и сде­лаем то, что сделали в свое время Мухаммед-Гирей и брат его Сагиб-Гирей, надолго подрубив крылья князьям мос­ковским. Аллах благословит нас на священный поход против гяуров, и мы, вашей крепкой рукой, разрушим Москву, обретем большое богатство, много пленных. Князь Иван признает себя вашим, мой повелитель, ра­бом…

— Да будет по твоему совету! Такова моя воля! Такова воля Аллаха!

Дальше все шло так стремительно, что ни ципцан, ни нойон, верные друзья Воротынского, не посчитали воз­можным хоть как-то его оповестить. Когда рать выходит в поход, впереди ее рыщет множество разъездов, кото­рые могут перехватить гонцов. Оправдан ли риск? Нет, не оправдан: даже если на несколько дней раньше полу­чит князь Воротынский весть, он не успеет оповестить всех воевод крепостей на реке Оке, как тумены Девлет-Гирея начнут переправу через нее.

Поход стремительный, без тяжелого снаряжения, без обременительного обоза. Даже караваны верблюдов и вьючных лошадей выйдут позже, лишь через несколько дней, и своих обычных для приема пленников и награб­ленного стоянок достигнут тогда, когда Девлет-Гирей уже подступится к Москве.

Совет Дивей-мурзы был еще и тем хорош для хана, что он действительно давал возможность крымским туменам выйти к переправам через Оку раньше того, как русские полки займут свои ежегодные станы и изготовятся к ожиданию возможного вторжения татар. Так, собствен­но, и вышло. Когда Девлет-Гирей подвел к Оке свое сто­тысячное войско (несколькими крыльями), полки рус­ские еще шли к Коломне, Тарусе, Кашире, и только сам царь Иван Васильевич с опричным полком встал уже в Серпухове, на подходе к которому находился и Большой полк. Когда Девлет-Гирей подступил к Туле, жители Серпухова Русин и Тишков, бежавшие от зверств своего царя, сообщили об этом хану, ничего не скрывая. И то, что города русские опустошены мором и голодом и что рати у царя очень мало, убеждали хана, что царь не смо­жет быстро получить помощь. Они надеялись, что крым­ский хан окружит Серпухов, пленит, а то и лишит жизни царя-кровопийцу. Девлет-Гирей, однако, не очень-то по­верил перебежчикам, посчитав, что они просто-напросто хотят замедлить его стремительный бег, дать возмож­ность Москве подготовиться к обороне. Он решил обойти Серпухов, раз там уже находится рать.

Что сделает Серпухов, если падет Москва?!

Мог бы Иван Васильевич со своим опричным и Боль­шим полками встретить передовые отряды крымских войск, задержать их на день-другой, а к тому времени по­доспели бы все остальные полки к месту сражения: Пра­вой руки — находился совсем рядом, в дневном перехо­де, Левой руки — в двухдневном переходе, почти вместе с ним подтянулся бы и Передовой. Сторожевой бы тоже ненадолго от них отстал. Вот и набралась бы изрядная си­ла, способная встать стеной; но Иван Васильевич давно был не тем царем, для кого благо государства ставилось выше личной безопасности, как было это в молодые его годы. Он даже не подумал о встрече крымцев, а кинулся

наутек со своими опричниками в Александровскую сло­боду, но даже и там не остался и ускакал еще дальше — в Вологду.

Главный же воевода не нашел ничего лучшего, как по­вернуть все полки к Москве, чтобы там встретить татар­ское войско и дать ему бой.

Расчет в общем-то был верный: пока крымцы перепра­вятся, полки успеют вернуться и занять оборону на вы­годном рубеже.

Они и в самом деле успели, но, как оказалось, собра­лись не на славный бой, а на бесславную гибель. И винов­ником ее стал главный воевода князь Иван Вельский. Он почему-то решил встретить крымские тумены не перед царственным градом, выбрав для этого ладное место, а в самой Москве.

На первый взгляд в этом, казалось бы, главный вое­вода был прав: втрое меньше русских войск, чем татар­ских, к тому же татарские ратники не мастаки вести бои на улицах, где каждый дом становится крепостью; но эта выгода стала бы выгодной, не будь Скородом, Бе­лый город да и многие дома Китай-города деревянны­ми. Вот этого-то и не взял в расчет князь Иван Василье­вич, и никто из воевод его не поправил. Все с готовнос­тью принялись распределять ратникам участки оборо­ны. Сам князь Вельский и второй воевода Большого полка Морозов встали на Варламовской улице. Это мес­то было выбрано потому, что здесь находился дворец главного воеводы, который он и постановил сделать сво­ей ставкой.

Князья Мстиславские и Шереметев с полком Правой руки изготовились к встрече крымцев на Якиманской; князь Владимир Воротынский и воевода Татев получили участок обороны на Таганском лугу против Крутиц; а оп­ричный дворянин Темкин с дружиной опричников рас­положился на Неглинной. И еще тысяча опричная, вое­водой которой стараниями Малюты был поставлен Бог­дан Вельский, встала на Ярославской дороге, чтобы при­крыть путь к Сергиевой лавре.

У русских полков в достатке было рушниц, пищалей (особенно много полевых, на колесах, что давало возмож­ность перемещать их в ходе боя) и огнезапаса к ним, так что не хлеб и соль ждали татар в Москве, а огненный смерч.

День целый полки отдыхали, набираясь сил и мужест­ва для кровавого пира. Тихим ясным утром в праздник Вознесения Господня Девлет-Гирей подступил к Москве. Остановился в нерешительности перед частоколом и ки-таями216 , видя за ними множество стволов пушечных и рушниц, готовых к стрельбе. У хана не было с собою ни­чего, чтобы ответить огнем на огонь, только конница стремительная да стрелы меткие. Он не сомневался, что русские в конце концов будут уничтожены, но сколько они погубят славных крымских воинов. Вот он и посчи­тал, что нужно крепко подумать, стоит ли рисковать. Не лучше ли, постояв с частью туменов здесь, остальные от­править в окрестности Москвы разграбить и пожечь их, набрать побольше полона и уйти обратно, не потеряв ни одного воина.

И тут вновь, в самый нужный момент, заговорил Дивей-мурза:

— Главный город гяуров, мой повелитель, ляжет к ко­пытам вашего иноходца с очень малыми для нас потеря­ми, если вы пошлете две или три сотни отважных джиги­тов с огненными стрелами. Вам, мой хан, останется толь­ко смотреть из царского охотничьего дворца в Воробьеве, как горят в огне непослушные твои рабы.