Секреты Штази. История знаменитой спецслужбы ГДР - Джон Келлер

Несмотря на то, что побочные занятия отнимали у него много времени и сил, Холл продолжал считаться лучшим специалистом в своей части и имел прекрасные отзывы командования, что помогло ему получить направление на учебу в школу уорент-офицеров в Соединенных Штатах (соответствует школе прапорщиков в российской армии). Он закончил ее в феврале 1988 года и был направлен для дальнейшего прохождения службы в разведотдел штаба 24-й пехотной дивизии, дислоцированной в форте Стюарт, штат Джорджия, западнее Саванны. Йилдирим к этому времени тоже перебрался в Соединенные Штаты и жил в Бель-эйр-Бич, штат Флорида, вместе с Пегги Бай, с которой он познакомился в Берлине и которая помогла ему оформить иммиграцию. Помимо работы курьером Штази турок занялся контрабандой алмазов в Европу и США из Сьерра-Леоне, государства в Западной Африке, хотя это занятие, возможно, было и не таким прибыльным, как шпионский бизнес.

Магазинный вор

Связь с Холлом, самым ценным источником полковника Вольфганга Коха, прервалась, и он упорно искал пути реактивации Холла. К тому времени Кох потерял контакты и с пятью другими военнослужащими берлинского центра электронного слежения, хотя никто из них не имел доступа к такой ценной информации, как Холл. Все они были завербованы турком-автомехаником. В то же время по не вполне ясным причинам полковник Кох испытывал опасения в отношении дальнейшего использования Йилдирима в качестве курьера. Не исключено, что, по мнению Коха, алмазная контрабанда турка сделала его слишком уязвимым звеном шпионской сети. Готовясь к возвращению Холла в Германию, Кох решил подыскать нового курьера. На эту роль нужен был человек, владевший английским языком, чтобы поддерживать контакт с Холлом на Западе, потому что уорент-офицер дал понять, что не желает больше лазить в подкоп под забором. Эта участь выпала Иоахиму Райфу, профессору-филологу восточноберлинского Гумбольдте кого университета, который несколькими годами раньше уже выполнял роль курьера, но от дальнейшего его использования отказались, посчитав недостаточно надежным. Кох пригласил профессора, не согласовав этот вопрос положенным образом с генерал-лейтенантом Гюнтером Мюллером, начальником главного управления кадров.

Получив задание подыскать место для устройства тайника и нелегальных встреч, профессор в начале августа 198S года выехал в Западный Берлин с фальшивыми документами. Лингвист давно уже не был на Западе, и магазины, набитые всякими товарами, привели его в смущение. Сотрудники госбезопасности ГДР выдали ему сумму в марках ФРГ, которой хватило лишь на дорожные расходы. Выполнив задание, профессор зашел от нечего делать в универмаг. И вот, когда он глазел на товары, недоступные в Восточной Германии, соблазн взял верх над осторожностью. Набив свой портфель разными вещами, он попытался покинуть универмаг, но забыл про камеры наблюдения. На выходе его задержали и отправили в полицию.

«Я хочу видеть кого-нибудь из государственной охраны», — выпалил профессор еще до начала допроса. Он имел в виду отдел городского управления уголовного розыска, занимавшийся политическими преступлениями, в том числе и шпионажем. Сотрудник этого отдела выслушал рассказ профессора и связался с берлинской резидентурой ЦРУ, так как дело касалось американца и еще одного гражданского лица, чьи имена были ему неизвестны. Однако дежурный по резидентуре не проявил к этому делу никакого интереса. Немец-детектив оказался настойчивым и вместо того, чтобы плюнуть на все это, позвонил в американскую военную разведку. Дежурный офицер также не высказал особой заинтересованности, заметив, что очень часто мелкие воришки заявляют о своей причастности к шпионажу. Тем не менее полковник Стюарт Херрингтон, талантливый контрразведчик с двадцатилетним стажем, решил заняться этим делом и 24 августа 1988 года начал расследование. В Западный Берлин была отправлена следственная бригада. Они допросили профессора и сказали ему, что он должен вернуться в Восточный Берлин и собрать побольше фактов в подтверждение своей истории. Ему также пообещали помочь переселиться вместе с семьей на Запад и снабдить документами на другое имя. Профессор Райф согласился. Осенью полковник Херрингтон вышел на Джеймса Холла и Хусейна Йилдирима. Причастность последнего к шпионажу явилась шоком для Херрингтона. Когда полковник служил в Берлине, ему часто доводилось посещать автомастерскую и он был в дружеских отношениях с турком. Однако эмоции не помешали ему выслеживать обоих шпионов с решимостью, которой он прославился еще во Вьетнаме, отбыв там два срока службы. Херрингтон последним поднялся на борт последнего вертолета, взлетевшего с крыши американского посольства в Сайгоне 18 апреля 1975 года.

Было получено разрешение суда на подслушивание телефонов обоих подозреваемых и перлюстрацию их корреспонденции. Из телефонного прослушивания выяснилось, что Йилдирим использовал псевдоним Майк Джоунз, в частности в телефонных разговорах с Холлом. Армейская контрразведка установила за Холлом и за турком круглосуточное наблюдение. В местах, которые часто посещал Холл, было установлено сложное оборудование для наблюдения. К концу ноября к этому делу подключилось ФБР.

В начале декабря с Холлом установил контакт человек, назвавшийся только именем — Фил. Несколькими месяцами раньше Холл уже встречался с Филом, принял его за коллегу по шпионской деятельности. На этот раз, по словам Фила, он должен был устроить встречу Холла с сотрудником советского посольства, который прибудет в Саванну из Вашингтона. Холл, желавший возобновить свой шпионский бизнес, согласился на рандеву, которое должно было состояться вечером 20 декабря 1988 года в отеле «Дейз Инн» в Саванне.

В отеле Фил представил Холла Владимиру Косову и вышел из номера. Косов говорил по-английски с акцентом, по которому в нем без труда можно было угадать русского. Поговорив несколько минут о ничего не значащих вещах, Косов перешел к делу.

Он сказал, что КГБ хочет возобновить операцию в сотрудничестве с «восточногерманскими друзьями». По словам Косова, это было необходимо для обеспечения безопасности Холла. Холл не заподозрил здесь никакого подвоха. Затем Косов сказал, что он новичок в этом деле, и попросил Холла поподробнее рассказать о его деятельности. Они беседовали около двух часов. Холл рассказал, как он работал с Йилдиримом, о методах, которые они использовали, и о том, как он ненавидит ползать под забором в Берлине. «Мое начальство ознакомилось с некоторыми материалами, полученными от моих восточногерманских товарищей, — заметил Косов, — они считают вас очень ценным сотрудником, а сведения, которые вы им передавали, просто не имеют цены. Если говорить откровенно, то мое начальство думает, что все можно было бы организовать куда лучшим образом по двум причинам. Первая — это ваша личная безопасность, что является приоритетом номер один для всех, кто имеет к этому делу отношение. Вторая — мы думаем, что, гм… материал, переданный вами, был настолько ценным, что им следовало лучше позаботиться о вас».

По ходу разговора Холл приводил все больше подробностей относительно сведений, переданных им восточногерманской разведке. Он сказал о плане распыления особого порошка над вражескими центрами связи. «Попадая в электронное оборудование, он выводит его из строя. Например, если насыпать немного этого порошка в телевизор и затем включить его, произойдет вспышка, и телевизор погаснет». Холл также выдал тайну особой секретной системы, которая позволяла включаться в коммуникации армий Варшавского договора. Американцы могли на русском языке подавать ложные команды различным частям на поле боя. Документация на эту систему попала в руки коммунистов еще до того, как ее смонтировали в центре электронного слежения на горе Тойфельберг. «Значит, вы еще не успели ее включить, а наши уже все о ней знали?» — спросил Косов.

— Надеюсь, что так, — ответил Холл. — Вообще-то не знаю… Для меня главное получить деньги, а там дело ваше, что вы будете делать с этой информацией.

Тогда Косов поинтересовался:

— Так вы делали это только ради денег?

— О да. Я делал это вовсе не потому, что я антиамериканец. Я размахиваю флагом так же, как и все прочие.

Затем Косов открыл свой портфель-«дипломат» и достал оттуда деньги. Он вынул шесть пачек, сказав, что Москва хочет компенсировать ему недоплату со стороны восточных немцев. «Пять тысяч, десять тысяч, двадцать, двадцать пять, тридцать». Холл, развалившийся в кресле, взял деньги и небрежно бросил их в сумку. Косов взял расписку, в которой говорилось, что эти деньги являются платой за услуги, оказанные в прошлом, и попросил Холла подписать ее. «Что за новые порядки у вас, ребята. Раньше достаточно было нацарапать на бумаге мое имя, а теперь я должен написать еще и фамилию». Косов улыбнулся. «Ну уж, бюрократов везде хватает, что у вас, что у нас». Он достал еще тридцать тысяч и подал пачку Холлу. «А это вам аванс за будущие услуги. Пожалуйста, напишите еще одну расписку». Холл скопировал текст с первой расписки и поставил подпись.