Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах - Николас Шэксон

Именно налогообложение, а не иностранная помощь, является самым устойчивым источником финансирования. Налоги делают правительства подотчетными гражданам, а помощь из-за рубежа делает те же правительства зависимыми от иностранных доноров. Многим африканцам это слишком хорошо известно. «Я сделал налоговое управление передовым учреждением, поскольку налоги могут избавить нас от необходимости побираться. Если нам удастся собрать в виде налогов около 22 % ВВП, нам не надо будет беспокоить другие страны просьбами о помощи. Вместо того чтобы беспокоить других и клянчить: “Дайте мне немного того и чуть-чуть этого”, – я буду приезжать к вам, приветствовать вас и торговать с вами», – говорит Йовери Мусевени, президент Уганды, которая собирает в виде налогов всего лишь 11 % ВВП15.

Налоговая конкуренция разрушает налоговые поступления развивающихся стран и усиливает их зависимость от иностранной помощи. Бразильцы называют налоговую конкуренцию налоговой войной, и это гораздо лучше раскрывает суть происходящего в реальном мире. Американский сенатор Карл Левин вторит бразильцам: «Налоговые гавани ведут экономическую войну с США». Точнее было бы сказать, что офшоры помогают небольшой кучке американцев в их борьбе с трудящимся большинством, но на самом деле происходит нечто более сложное. Когда какая-нибудь многонациональная корпорация из богатой страны делает капиталовложения в бедную страну, налоговое соглашение между этими государствами определяет, с каких составляющих будут взиматься налоги обеими странами. Но глобальное налоговое соглашение, с легкой руки ОЭСР, предоставило право облагать многонациональные корпорации налогами только богатым странам. Поэтому и становится возможной ситуация, когда, например, Уганда дает налоговые льготы какой-нибудь крупной американской сырьевой корпорации, и последняя получает намного большую прибыль, которую потом либо уводит в офшоры, либо репатриирует в США, где эту прибыль и облагают налогами. Такое налоговое соглашение помогает объяснить, почему богатые страны сохраняют свои поступления от корпоративных налогов в условиях налоговой конкуренции. Происходит это благодаря тому, что богатые страны получают большую долю налога на прибыль, произведенную в международной торговле, и делают это за счет бедных стран.

Еще один доклад Митчелла называется «Нравственное обоснование налоговых гаваней»16. Видеоролик, размещенный им в октябре 2008 года, передает настрой этого выступления:

Огромное большинство мирового населения проживает в государствах, правительства которых не в состоянии обеспечить защиту основ цивилизованного общества. [Идут кадры с Ким Чен Иром, Робертом Мугабе и Владимиром Путиным, снятые так, чтобы они выглядели зловеще.] Налоговые гавани помогают эти народам защищаться от продажных и некомпетентных режимов, обеспечивая надежные места, где можно хранить активы.

Одна из причин, по которой Швейцария проводит свою исключительную политику в области прав человека, защищая финансовую тайну личности, состоит в том, что в 1930-х годах эта страна укрепила законодательство ради защиты немецких евреев, желая оградить их активы от нацистов. [Демонстрация кадров с Гитлером, приветствующим народ из автомобиля, и гестаповским офицером, который гонит толпу испуганных женщин.] А что вы скажете о несчастной аргентинской семье, сбережения которой девальвация грозит обесценить за одну ночь?

Разместите эти сбережения в офшоре, говорит Митчелл, и они будут в безопасности. И снова нельзя не признать: доводы Митчелла убедительны – правда, до того момента, когда перестаешь думать только о них.

Во-первых, история Митчелла о происхождении швейцарской банковской тайны – не более чем красивый вымысел, об этом я подробно рассказал в главе 3. Даже если в стране существует неправильная или неправедная власть, почему следует предоставлять защиту только богатым элитам и их состояниям? Если в какой-то стране действуют несправедливые законы, то предоставление услуг налоговых гаваней самым богатым и наиболее могущественным гражданам – наилучший способ ослабить давление на единственную группу населения, у которой есть настоящее влияние, позволяющее добиться перемен. Пусть деньги богатых остаются в стране, пусть они даже хранятся в кубышке, но именно в такой ситуации требуется немедленное проведение реформ. Даже если в отдельных странах существуют деспотические правительства, никакой необходимости в офшорной секретности для защиты средств граждан этой страны нет. Допустим, я житель Танзании, на счетах которого в Лондоне лежит миллион долларов, приносящий 5 % в год; а я должен платить на этот доход налог в размере 40 %, значит, я должен своему правительству 20 тысяч долларов за год. Власти Великобритании могут сообщить правительству Танзании, что я храню деньги в их стране, но эта информация, по всем действующим международным соглашениям, не дает Танзании никаких прав на конфискацию моего миллиона долларов. Аргентинская семья может защитить свои сбережения от гиперинфляции, переместив их в Майами, но банковская тайна не играет в такой защите ни малейшей роли. Положите эти деньги на обычный банковский счет, обменяйтесь информацией о доходах и заплатите с них налоги. Собственник счета остается в полной безопасности.

Митчеллу, когда он затрагивает проблему защиты личных средств граждан от диктаторских режимов, возможно, следует задуматься вот над каким вопросом: кто использует секретные юрисдикции для укрытия денег и укрепления своих позиций? Отважный правозащитник, корчащийся под пытками в застенке? Смелый журналист, проводящий расследование? Уличный демонстрант? Или жестокий тиран-клептократ, угнетающий перечисленные выше социальные группы граждан? Ответ на этот вопрос известен.

Что же на это скажет Митчелл? Например, вот это: «А вы не подумали, что ваши личные данные могут быть проданы бандитам, и они похитят вашего ребенка?» Прозрачность угрожает живущим в Саудовской Аравии гомосексуалистам и проживающим во Франции евреям, которые «стали жертвами коррумпированных и (или) деспотических режимов. Не имея возможности защитить свои активы в так называемых налоговых гаванях, эти люди подвергнутся еще большей опасности». Ответ, говорит Митчелл, заключается в том, чтобы «положить деньги в один из банков Майами, поскольку Америка – это тоже налоговая гавань»17. Внешне это похоже на правду, но не более того. Для того чтобы узнать, у кого есть деньги, похитителям людей не нужны налоговые данные. Тем более, у сверхбогатых людей есть телохранители. Так что их самих и их детей похищают редко. Жертвами преступников обычно становятся представители низших и средних классов. Впрочем, есть и более важное обстоятельство: как свидетельствуют все исследования, хорошие налоговые системы способствуют лучшему управлению государством (что в свою очередь ведет к сокращению случаев похищения людей). Помогая элитам грабить подвластное им население, секретные юрисдикции как раз создают те предпосылки, из которых вырастают проблемы, так беспокоящие Митчелла.

Когда речь заходит о свободе, Митчелл вполне откровенен. Государство всеобщего благоденствия – это государство с высокими налогами, а значит, утверждает он, – «тюрьма, в которой томится человеческая душа. Такое государство делает из нас домашних животных. Оно стремится засадить нас в клетку, управлять нашей свободой и нашей жизнью, а с этим надо бороться». Налоги плохи, и налоговые гавани стали ответом на государство-тюрьму. Если следовать подобному мировоззрению, то мы дойдем до того, что частная собственность, конечно, неприкосновенна, а вот налоги являются кражей частной собственности. Митчелл говорит: «Есть смысл защитить интересы собственной семьи путем помещения семейного состояния в местах вроде Гонконга, где их не смогут обнаружить политики страны, в которой вы проживаете. А если политики не смогут найти ваши деньги, они не смогут и украсть их». Оставим в стороне тот факт, что такие утверждения звучат как подстрекательство ко всеобщему уклонению от уплаты налогов. Стоит, однако, задаться вопросом, является ли налог кражей.

Как указывал Мартин О’Нил, специалист по политической философии, права собственности возникают из общей системы юридических и политических правил, в данном случае нормы налогообложения не исключение. Таким образом, если определять налог как кражу, то надо быть последовательным и считать, что вы пользуетесь такой системой, в которой налоги являются главным средством борьбы с налогообложением. Сделав такое умозаключение, начинаешь понимать, что здесь налицо логическая ошибка, то есть, говоря философским языком, спорящие или впадают в порочный круг, или сознательно используют эту ошибку как демагогический прием. А теперь поговорим на юридическом языке. С юридической точки зрения, корпорации, как и налогообложение, – тоже порождения государства. «Государство – единственный в мире институт, который может вызвать корпорации к жизни. Только государство дает корпорациям их основные права, такие как юридическая идентичность и ограниченная ответственность… Без государства корпорация – ничто. В буквальном смысле пустое место», – объясняет Джоэл Бакан в своей ставшей бестселлером книге «The Corporation»18. Утверждать, что корпоративный налог является кражей, значит снова двигаться по тому же порочному кругу, постоянно утыкаясь в знакомое логическое противоречие.