Белый ферзь - Измайлов Андрей

(У Инны, получается, БЫЛ запас времени – день, два… третьего не дано, недодано. Исчезла).

Во-вторых, дабы не получилось «принеси то, не знаю что», необходимо знание, как минимум, калмыкского, бурятского языков, если тибетским не владеешь.

(Инна владела литургическим-тибетским в пределах, достаточных для определения – она, тэр-ма!).

В-третьих, умозрительная ценность тэр-ма, книги из кладов, – для кублановцев ничтожна, по сравнению с изъятым. Изымали кублановцы раритеты, имеющие РЫНОЧНУЮ ценность, реальную, аукционную.

(Зачем только Инне столь неотвязно понадобилась «Книга черных умений»! Научное любопытство – понятно. Однако любопытство имеет свои границы:

«сюда нельзя! категорически! нельзя – и все!». Касаемо же умозрительной ценности книги… Не продавать ведь в самом-то деле намеревалась Инна тэр-ма особо заинтересованным лицам, лицам с узким прищуром и почти плоским профилем, полномочным представителям старой школы – ньинг-ма-па!.. Да и нашла ли искомое?).

У них, у взломщиков, было два списка, пояснил Лозовских. Восток и Запад. Брали то, что МОЖНО продать.

Персидские иллюстрированные издания, например. Техника выполнения рисунков потрясающая!..

«Отцов» латинских, например. Золотое тиснение, эмаль, пергамент!..

То есть сочетание внешних роскошеств, типа альбомных излишеств (где про сиятельных орловских жеребцов или про череповецкие празднества – из отдела эстампов), и внутренних научных уникальностей.

Вадик Сван, надиктовывая списки, знал-помнил, где плохо в Публичке лежит самое-самое – сочетание интеллектуальной и рыночной ценности.

А «Книга черных умений» – неказиста. Блокнот- «неделька» с тесемочками. Таких рукописей буддийского толка в питерском ИВАНе на Дворцовой набережной – завались! Понавезли в свое время всяческие бородины-цыбиковы… Девать некуда! Изредка ИВАН даже кое-что продает индусам. За счет чего и платит зарплату сотрудникам – мизер. Разумеется, продает не единственные в своем роде экземпляры… Пардон! Рукописный экземпляр всегда единственный в своем роде. Но оттисков с ксилографических досок – множество… В общем, продает ИВАН то, чего у ИВАНа в переизбытке. «Книгу черных умений», отыщись она в ИВАНе, воздержались бы продавать…

Только «Книга черных умений» в ИВАНе возьми да не отыщись. Специалисты, владеющие тибетским языком (вот Лозовских Святослав Михайлович…), авторитетно заявляют – нету. Недостаточно питерских специалистов? Коллеги из Москвы могут подтвердить – Инна Колчина регулярно наведывалась, сиднем просиживала. Вплоть до последнего времени! (Минуточку! Последнее время – это когда? – Да вот буквально… Да недели полторы назад!).

И если нету «Книги черных умений» в ИВАНе, то где она может- быть? Тот же специалист-коллега подскажет: если где-то и есть, не иначе как в Публичке, в подвалах…

А как туда?

Легко!

Система охраны в «сокровищницах мысли»… Говорено про систему охраны, нет никакой системы! Посторонних, конечно, стараются не пускать… Но разве это посторонний? СВОЙ. Правда, из ИВАНа, не вполне НАШ, но СВОЙ. Те же копейки получает, так же книжной пылью дышит!.. А с ним кто? Это тоже не посторонний, это тоже коллега – из Москвы!

Но – по порядку…

«Прежде чем тронуть женщину, наведи справки о ее муже!» – Колчин изрек сентенцию искренне. Ибо имел в виду не чету Мыльниковых, но чету Колчиных. Само собой, поруганный Профиль не трогал Инну, понятия не имел о ее существовании. Но то была, если угодно, обобщающая сентенция. И свирепость колчинского тона адресовалась не именно… Ильичу, но безымянным виновникам исчезновения Инны.

Был ли безнадежный вздыхатель Лозовских виновником? Тронуть женщину (Инну!) он не мог в силу (вернее, в слабость) давно сложившихся отношений. А справки о «ее муже» давно наведены: Колчин предположил, что Инна в беседах со Славой Лозовских вряд ли рисовала образ грозного мужа, способного шею свернуть за неверно истолкованный взгляд. Свернуть- то шею ЮК способен, да. Но не за взгляд. Жена Колчина выше подозрений. Да, мастер единоборств, но отец – профессор, и образование высшее, и в каратэ его занимает не только и не столько «бей-круши», но философия, истоки… Он, муж, кстати, тоже живо интересуется древними рукописями и… и все такое. Забавно, что сказанное Инной справедливо, но не лечит душу платонического ухажера, а только растравляет…

Это ведь так по человечески понятно: пусть я личиком не вышел, пусть лысина ранняя, пусть брюшко наметилось к тридцати годам, пусть спина горбом и ручки-жгутики, пусть! – зато мозги, зато старший научный, зато в словесном поединке сто очков вперед любому атлету! Предположить в другом наличие и тех, и других достоинств – значит обделить себя, признать некоторую собственную убогость. Кто муж? Сэнсей с внешностью притягательной? Ясно. Дундук! И не надо – про его многосторонние увлечения, не бывает. – Это ведь так по-человечески понятно. Все же человек редкостно неприятное существо…

Как ДОЛЖЕН поступать дундук-сэнсей, обнаруживший пропажу жены и вышедший на след ее приятеля-интеллектуала? Да ясно, как! Грубо и невежливо. Напористо и прямолинейно.

Только и остается интеллектуалу заранее горько усмехаться: и это твой избранник, коллега?!

… Колчин выспался. Послерождественская гостиница, отпраздновав знаменательное событие, позволила себе тихий час чуть не до полудня. Пусть и середина недели, но иностранные специалисты, следуя традиции, – каникулы! каникулы! – устроили себе законный выходной. Сонная тишь. За окном же – полулес, полудеревня (как ее? Коломяги?), и обычные утренне-будничные шумы, характерные для большого города, здесь… не характерны. Потому Колчин выспался. Полновесных десять часов просопел. И вскочил очумело. Который нынче?! Почти полдень! Проспал! Проспал!

Тихо. Тихо, тихо… Ничего Колчин не проспал. Просто предыдущие несколько суток были настолько плотно насыщены, что первая реакция при пробуждении: вскочить очумело – опоздал, не успел! бежать надо куда-то! что-то надо предпринимать!

Никуда бежать не надо.

А предпринять… Ну, набор номера по телефону. Что у нас на сегодня? Старшие научные сотрудники, насколько Колчин знаком со средой обитания, работают по свободному расписанию и всяко поспешают на службу не по заводскому гудку.

– Слушаю… – угрюмо отозвался женский голос.

– Ради бога извините, – не перебарщивая в просительности, сказал Колчин, – Святослав Михайлович еще не ушел?

– Он еще спит… – угрюмо отозвался женский голос. – А куда он должен уйти?

– В институт… – само собой разумеюще произнес Колчин тоном коллеги, старшего коллеги. Столь естествен был обычно отец, Дмитрий Иванович, по телефону – профессор, легкое недоумение: как же так, коллега? а мы вас ждем… Хотя такое случалось крайне редко – проф. Д. И. Колчин кого-то ждет, а сей кто-то забыл-проспал-проигнорировал. И не переспросить под спудом значительного тона, а кто спрашивает. Неужто непонятно?

– Я могу его разбудить, – угрюмо отозвался женский голос. Угрюмый-угрюмый, но уже готовый к сотрудничеству. – Он же к трем собирался… – угрюмый-угрюмый, но уже с ноткой извинения. – Разбудить?

– Ну что-о вы! Лучше я через час перезвоню. Через час – как? Не рано?

– Пожалуйста-пожалуйста! – отозвался угрюмый женский голос. Но угрюмость теперь переключилась со звонившего на спящего: ты тут дрыхнешь, а тебе звонят из института! не знаю кто, но оч-чень важно, судя по голосу…

За час Колчин многое успел. Привести себя в форму: ката, ката и ката. Досконально изучить распечатку с компьютера, до которой за истекшие сутки руки как-то все не доводили (вот и удачно, что часок выдался, есть теперь тема для завязки беседы со Святославом Михайловичем Лозовских – не просто: был я, знаете ли, вчера у лучшей подруги своей жены, а она сообщила, что вы как лучший друг мой жены…).

Потом он позавтракал – «чем богаты, тем рады».

Да-а, богаты в «Чайке», богаты. Не будь у Колчина вчера задачи посетить непременно и только «Метрополь», вполне сгодилась бы «Чайка» на отшибе для ужина с дамой в пристойной обстановке! Мало сказать – в пристойной. Был «австрийский зал» – с роялем, венскими стульями. Был «финский зал», более походящий на внутренности сауны. Был «русский зал» – сплошь зеркальный, с морозным розовато-голубоватым орнаментом… Все пустовало. Обитатели восстанавливались в номерах после вчерашнего. Только две дамочки поедали, грузные пирожные с кофе. Им, дамочкам, бессонные ночи не впервой и нипочем. Здра-асьте, дамочки! Пассажирки «порша»-сопровожденца. Их спутник, вероятно, на заслуженном отдыхе, в нумерах, – а они восстанавливаются отнюдь не сном, сон для них работа (и все же! как правильно? выспаться или переспать? о, великий, могучий!..). Иных бы с такого количества сладкого-сливочного разнесло, но нет, ничего – поджары, голодны… организмом сжигается все дотла (вот, и – тьфу, тьфу! – Найоми Кэмпбелл, не псевдо в «Метрополе», но натуральная, жрет пирожные вволю, злорадно хихикая над конкурентками, изнуренными диетой: трахаться надо чаще-чаще-чаще, интенсивные физические упражнения – залог поддержания веса на должном уровне). Есть резон, есть. То бишь интенсивные физические упражнения необязательно в постели, но от любых диет избавляют. Колчин, к примеру, может себе позволить что угодно в еде – пирожные так пирожные…