Код да Винчи - Дэн Браун

В ту же секунду Лэнгдон все понял. Неудивительно, что текст показался знакомым! Несколько лет назад Лэнгдон посетил музей Фогга в Гарварде. Гарвардский выпускник Билл Гейтс в знак признательности сделал своей alma mater подарок, передал в музей бесценный экспонат – восемнадцать листов бумаги, приобретенных им на аукционе, из коллекции Арманда Хаммера.

Он не моргнув глазом выложил за этот лот целых тридцать миллионов восемьсот тысяч долларов.

Автором работ был Леонардо да Винчи.

Восемнадцать листов, теперь известных как «Лестерский кодекс» (по имени их прежнего знаменитого владельца, герцога Лестерского), представляли собой уцелевшие фрагменты знаменитых блокнотов Леонардо. То были эссе и рисунки, где описывались весьма прогрессивные для тех времен теории Леонардо по астрономии, геологии, архитектуре и гидрологии.

Лэнгдон никогда не забудет этого похода в музей. После долгого стояния в очереди он наконец созерцал бесценные листы пергамента. Полное разочарование! Разобрать, что написано на страницах, было невозможно. И это несмотря на то что они прекрасно сохранились и были исписаны изящнейшим каллиграфическим почерком, красными чернилами по светло-кремовой бумаге. Текст был абсолютно не читаем. Сначала Лэнгдон подумал, что не понимает ни слова потому, что да Винчи делал записи на архаичном итальянском. Но, более пристально всмотревшись в текст, он понял, что не видит в нем ни единого итальянского слова.

– Попробуйте с этим, сэр, – шепнула ему женщина-доцент, дежурившая у стенда. И указала на ручное зеркальце, прикрепленное к стенду на цепочке. Лэнгдон взял зеркальце и поднес к тексту.

И все стало ясно.

Лэнгдон так горел нетерпением ознакомиться с идеями великого мыслителя, что напрочь забыл об одном из удивительных артистических талантов гения – способности писать в зеркальном отражении, чтобы никто, кроме него, не мог прочесть эти записи. Историки по сию пору спорят о том, делал ли это да Винчи просто для собственного развлечения, или же для того, чтобы люди, заглядывающие ему через плечо, не крали у него идеи. Видно, это так и останется тайной.

Софи улыбнулась: она обрадовалась, что Лэнгдон наконец понял. – Что ж, прочту для начала первые несколько слов, – сказала она. – Это английский.

Тибинг все еще недоумевал:

– Что происходит?

– Перевернутый текст, – сказал Лэнгдон. – Нам нужно зеркало.

– Нет, не нужно, – возразила Софи. – Я в этом достаточно хорошо натренировалась. – Она поднесла шкатулку к лампе на стене и начала осматривать внутреннюю сторону крышки. Дед не умел писать задом наперед, а потому пускался на небольшую хитрость: писал нормально, затем переворачивал листок бумаги и выводил буквы в обратном направлении. Софи догадалась, что он, видимо, выжег нормальный текст на куске дерева, а затем прогонял этот кусок через станок до тех пор, пока дерево совсем не истончилось и выжженные на нем буквы не стало видно насквозь. После чего он просто перевернул этот истончившийся кусок и вклеил в крышку.

Придвинув шкатулку поближе к свету, Софи поняла, догадка ее верна. Луч просвечивал через тонкий слой дерева, глазам предстал текст уже в нормальном виде.

Вполне разборчивый.

– Английский, – крякнул Тибинг и стыдливо потупил глаза. – Мой родной язык.

Сидевший в хвостовом отсеке Реми Легалудек силился расслышать, о чем идет речь в салоне, но мешал рев моторов. Реми совсем не нравилось, как развивались события. Совсем. Он перевел взгляд на лежавшего у его ног монаха. Тот окончательно затих, больше не барахтался, не пытался высвободиться из Лежал, точно в трансе от отчаяния, а может, мысленно читал молитву, моля Господа об освобождении.

Глава 72

Находившийся на высоте пятнадцати тысяч футов Роберт Лэнгдон вдруг почувствовал, что реальный физический мир бледнеет, отступает куда-то и что все его мысли заняты исключительно стихотворными строками Соньера, которые вдруг высветились на крышке шкатулки.

Софи быстро нашла листок бумаги и записала текст в обычном порядке. Закончила, и вот все трое склонились над ним. Содержание строк было загадочно, но разгадка обещала подсказать способ открыть криптекс. Лэнгдон медленно прочел:

– Мир древний мудрый свиток открывает… собрать семью под кровом помогает… надгробье тамплиеров – это ключ… и эт-баш правду высветит, как луч.

Не успел Лэнгдон задуматься о том, что за тайна спрятана в этом тексте, как почувствовал, что его больше занимает другое. Размер, которым написан этот короткий стих. Пятистопный ямб. Почти правильный.

За долгие годы исследований, связанных с историей тайных обществ Европы, Лэнгдон неоднократно встречался с этим размером, последний раз – в прошлом году, в секретных архивах Ватикана. На протяжении веков этому стихотворному размеру отдавали предпочтение поэты всего мира – от древнегреческого писателя Архилоха до Шекспира, Мильтона, Чосера и Вольтера. Все они предпочитали именно этот размер, который, как считалось, обладал особыми мистическими свойствами. Корни пятистопного ямба уходили в самую глубину языческих верований.

Ямб. Двусложный стих с чередованием ударений в слогах. Ударный, безударный. Инь и ян. Хорошо сбалансированная пара. Пятистопный стих. Заветное число «пять» – пентакл Венеры и священного женского начала.

– Это пентаметр! – выпалил Тибинг и обернулся к Лэнгдону. – И стихи написаны по-английски! La lingua pura!

Лэнгдон кивнул. Приорат, подобно многим другим тайным европейским обществам, не слишком ладившим с Церковью, на протяжении веков считал английский единственным «чистым» европейским языком. В отличие от французского, испанского и итальянского, уходивших корнями в латынь, «язык Ватикана», английский в чисто лингвистическом смысле был независим от пропагандистской машины Рима. А потому стал священным тайным языком для тех членов братства, которые были достаточно прилежны, чтобы выучить его.

– В этом стихотворении, – возбужденно продолжил Тибинг, – есть намеки не только на Грааль, но и на орден тамплиеров, и на разбросанную по всему свету семью Марии Магдалины. Чего нам еще не хватает?

– Пароля, – ответила Софи, не отводя глаз от стихотворения. – Ключевого слова. Похоже, нам нужен некий древний эквивалент слова «мудрость».

– Абракадабра? – предложил Тибинг, лукаво подмигнув ей.

Слово из пяти букв, подумал Лэнгдон. Сколько же существовало на свете древних слов, которые можно было бы назвать «словами мудрости»! То были отрывки из мистических заклинаний, предсказаний астрологов, клятв тайных обществ, молитв Уитаке, древнеегипетских магических заклинаний, языческих мантр – список поистине бесконечен.

– Пароль, – сказала Софи, – имеет, по всей видимости, отношение к тамплиерам. – Она процитировала строку из стихотворения: – «Надгробье тамплиеров – это ключ».

– Лью, – спросил Лэнгдон, – вы же у нас специалист по тамплиерам, есть идеи?

Тибинг молчал несколько секунд, затем предположил:

– Ну, «надгробье», видимо, означает какую-то могилу. Возможно, имеется в виду камень, которому поклонялись тамплиеры, считая его надгробием Марии Магдалины. Но это вряд ли поможет, поскольку мы не знаем, где находится этот камень.

– А в последней строчке, – сказала Софи, – говорится, что правду откроет этбаш. Я где-то слышала это слово. Этбаш. – Неудивительно, – вмешался Лэнгдон. – Возможно, вы помните его из учебника по криптологии. Шифр этбаш – старейший из всех известных на земле.

Ну да, конечно, подумала Софи. Знаменитая система кодирования в древнееврейском.

В самом начале своего обучения на кафедре криптологии Софи столкнулась с шифром этбаш. Датировался он примерно 500 годом до нашей эры, а в наши дни использовался в качестве классического примера схемы ротационной замены в шифровании. По сути своей шифр этот являлся кодом, основанным на древнееврейском алфавите из двадцати двух букв. Первая буква при шифровании заменялась последней, вторая – предпоследней, и так далее.

– Этбаш подходит великолепно, – заметил Тибинг. – Тексты, зашифрованные с его помощью, находили в Каббале, в Свитках Мертвого моря, даже в Ветхом Завете. Еврейские ученые и мистики до сих пор находят тайные послания, зашифрованные с помощью этого кода. И уж наверняка этбаш изучали члены Приората.

– Проблема только в том, – перебил его Лэнгдон, – что мы не знаем, к чему именно применить этот шифр.

Тибинг вздохнул:

– Видно, на надгробном камне выбито кодовое слово. Мы должны найти надгробие, которому поклонялись тамплиеры.

По мрачному выражению лица Лэнгдона Софи поняла, что и это задание кажется невыполнимым.

Этбаш – это ключ, подумала Софи. Просто у нас нет двери, которая открывается этим ключом.