Инструктор спецназа ГРУ - Андрей Воронин

— Гав! — сказал Митрофан и опять цапнул Иллариона за каблук.

— Сам ты гав, — ответил Забродов. — Перестань немедленно, дурень, а то сейчас свалимся оба, и выйдет конфуз.

Митрофан бросил хулиганить и стал с деловым видом нарезать вместе с Илларионом круги возле фонтана заваленного огромными глыбами слежавшегося снега. Пес знал, что сейчас человек перестанет бегать, как заведенный, и начнется самое интересное: он станет отжиматься от земли, и тогда через него можно будет попрыгать, как через скамейку, а потом, если не подоспеет хозяин с поводком, немного побороться и даже чуть-чуть покусаться — приятель Митрофана был мировой мужик и не возражал против боевых единоборств.

Илларион отжался от земли пятьдесят раз — за это время Митрофан успел раз десять перепрыгнуть через него, при каждом прыжке швыряя в лицо пригоршню снежной пыли, — и вскочил — замерзли ладони. Он начал делать приседания, но Митрофан сегодня разошелся не на шутку, и после его третьей по счету атаки Забродов сел-таки на пятую точку.

— Ах, ты так! — вскричал он с деланной свирепостью. — Ну, держись, блоха-стый!

Митрофан в ответ припал к земле и грозно зарычал, притворяясь собакой Баскервилей. Илларион бросился к нему и повалил, прижимая к земле и щекоча надежно упрятанные под жесткой кучерявой шерстью ребра. Митрофан при этом лихорадочно брыкался, извивался и скреб когтями землю, пытаясь встать и щелкая на Иллариона зубами.

Потом прибежал-таки хозяин и увел Митрофана, строго отчитывая его на ходу. С Илларионом он вежливо поздоровался и сразу занялся собакой, но Забродову почему-то тоже захотелось повесить уши и поджать хвост. Он вздохнул и возобновил прерванные приседания.

Двадцать минут спустя он заканчивал бой с тенью. Тени приходилось туго она уже не помышляла об атаке, а лишь приседала и неуклюже уворачивалась, прикрывая локтями лицо, пока Илларион методично обрабатывал ее со всех сторон руками и ногами. Наконец тень, обессилев, рухнула ничком, упершись разбитым носом в мерзлый асфальт. Илларион коротко поклонился поверженному противнику и услышал позади одинокие аплодисменты. Он решил было, что это вернулся Митрофан, разучив по дороге новый трюк — люди в сквере обычно обходили его стороной, особенно когда он боксировал с тенью, — но, обернувшись, увидел у себя за спиной полузнакомую молодую женщину в длинном черном пальто, по воротнику которого рассыпались пепельные волосы. Она еще несколько раз хлопнула в ладоши и улыбнулась.

— Славная виктория, — сказала она, и Илларион узнал голос. — Здравствуйте, Илларион.

— Вот так сюрприз, — ответил Илларион. — Здравствуйте, Валентина.

— Узнали все-таки.

— А почему вы решили, что я вас не узнаю?

— А у вас было такое лицо, словно вы обдумывали, как бы половчее разузнать, кто я такая.

— Ничего подобного. Просто я ожидал увидеть Митрофана, а это оказались вы.

— А кто это — Митрофан?

— Это мой спарринг-партнер. Мы вместе делаем зарядку по утрам. Он еще ставит метки на деревьях.

— Ножом?

— Н-не совсем… Он, как бы это сказать… В общем, он эрдель. Валентина рассмеялась.

— А вы не ставите метки на деревьях?

— Как можно! Митрофан обидится — решит, что я претендую на его территорию. Вы на работу?

— На работу.

— Что-то вас долго не было видно.

— А я уезжала. Дядя очень звал в Израиль, и после… ну, вы понимаете.

— Понимаю. Но вы вернулись.

— Я здесь родилась. И потом, здесь Сережа и Леночка.

— «Чтобы стоять, я должен держаться корней…» Все правильно. А хотите, я вас провожу до автобуса?

— Хочу. Только расскажите что-нибудь интересное.

— Непременно. Только можно я буду немного бежать? Вас это не будет смущать?

— Не будет. Можете даже идти на руках.

— И как это я сам не догадался? — сказал Илларион, легко вставая на руки. Пошли? — осведомился он снизу.

— Перестаньте дурачиться, — с трудом сдерживая смех, сказала Валентина. Земля холодная, скользко, и потом, возле остановки стоит милиционер. Он нас обоих арестует, и вместо того, чтобы пойти на работу, я попаду в сумасшедший дом.

— Балалаечку свою я со шкафа достаю, — болтая в воздухе ногами, запел Илларион. — На Канатчиковой даче тихо песенку пою…

— Совсем с ума посходили, — сказала, проходя мимо, суровая старуха из соседнего дома, которая каждое утро покупала в гастрономе напротив две бутылки кефира и, судя по всему, с детства не одобряла стояние на руках.

— Гав, — сказал ей Илларион. Старуха отпрянула.

— Извините, — сказала ей вслед Валентина. — Перестаньте безобразничать.

Что вы, как Митрофан?

— Уже перестал, — сказал Илларион, вставая на ноги.

Они неторопливо двинулись по аллее в сторону автобусной остановки. Валентина поскользнулась, Илларион подхватил ее под локоть, и дальше они пошли под руку. Навстречу им попался озабоченный гражданин, спешивший по каким-то важным делам. Он с некоторым удивлением окинул взглядом странную пару: яркая пепельная блондинка в модном пальто шла под руку с чудаковатым типом в пятнистой летней униформе и десантных башмаках. Тип в камуфляже что-то оживленно рассказывал, а блондинка заинтересованно слушала, слегка наклонив голову и бросая на спутника быстрые взгляды.

— …И тогда полная луна сказала рисовому зернышку, — услышал прохожий, что для того, чтобы стать таким же, как она, то есть большим, круглым и сияющим…

Прохожий пожал плечами и заспешил дальше семенящей походкой престарелого инвалида, внимательно глядя под ноги и проклиная нерадивых дворников, которые до сих пор не удосужились выйти на улицы Москвы, чтобы опорожнить на них свои наполненные желтым песком жестяные ведра.

К полудню мороз ослаб, выглянуло солнце, и со всех без исключения крыш обильно закапало — в город победоносно вступала весна.