Подметный манифест - Далия Трускиновская

Однако многие, имевшие намерение запросто одолеть этого плотного, мало похожего на бойца, кавалера уносили с поля боя расквашенные носы, переломанные челюсти, треснувшие ребра и тому подобные трофеи.

Архаров, поухватистее вцепившись левой рукой в перильца, ударил, как на Москве заповедано, с носка. Пантуфля слетела с ноги, шлепнув нападающего по лицу, сбив с него атакующий пыл, и тут же прямо в горло пришелся тяжкий удар обер-полицмейстерской босой ноги. Рука со свечкой при том отмахнулась назад, свеча вылетела из подсвечника, огонек вспорхнул вверх, низринулся вниз, стало темно.

То, что нога Архарова оказалось босой, спасло жизнь чернолицей фигуре. Она просто скатилась со ступенек и пропала…

- Имай вора! - заорал Архаров во всю глотку.

Сбросив и вторую пантуфлю, он босиком одолел лестницу, едва не сверзившись и призывая дворню поименно - Михея, Ивана, дармоеда Никодимку… Все они, коли судить по крикам, были где-то поблизости.

Вдруг полоса света легла на пол, и Архаров устремился к ней, как мотылек на огонек, не выпуская из руки уже совершенно не нужного ему подсвечника.

- Имай вора! - услышал он медвежий рев слева, и кто-то шустро цапнул его за ворот шлафрока.

Архаров обухом левого кулака приласкал этого незримого благодетеля и тогда лишь был освещен двумя свечками, которые торчали из подсвечника, а подсвечник возвышался над сенями в руке выездного лакея Ивана, верзилы замечательного - Архаров был ему едва по плечо. Вокруг Ивана теснилась прочая дворня.

Первым делом обер-полицмейстер обернулся глянуть - кого это он так славно угостил. Возле стенки, ощупывая щеку, стоял повар Потап.

- Ахти мне, барин! Жив, цел! - взвился торжествующий женский голос. Судя по его силе и радости, это могла быть только прачка Настасья. И, наконец, пред архаровским взором предстал Меркурий Иванович, тоже в шлафроке распояской и с обнаженной шпагой.

- Не ори, дура! - коротко приказал обер-полицмейстер. - Что там у вас стряслось?

- Немец пропал! - отвечал Меркурий Иванович.

- Какой немец?

- Да один у нас немец!

- Говори внятно! - и Архаров, не в силах еще поверить, что парализованный исчез, пошел к его каморке. Меркурий Иванович поспешил следом, за ним - Настасья, не выпускающая из рук паркетную щетку, за Настасьей - привратник Тихон, за Тихоном - истопник Михей, за Михеем - Иван с двусвечником.

В иное время Архаров бы задумался, как вышло, что Настасья оказалась в сражении вместе с мужиками, в то время, как ее товарки, спящие вместе с ней в девичьей, Иринка и Аксинья, даже не высунулись. И додумался бы до того, что либо Тихон, либо Иван сманил прачку побаловаться в тихом уголке. Но сейчас было не до амуров. Потому что немец из каморки действительно исчез. Да и не один - вместе с одеялом…

- Прелестно, - сказал Архаров. - По дому бродят какие-то злоумышленники, каким бесом они сюда забрались? Тишка! Твоя дурость?! Ты двери запирать разучился? С утра пойдешь, сукин сын, в полицейскую контору, скажешь Шварцу - велено с тебя шкуру спустить!

- Ваша милость, батюшка, не виноват, Христом-Богом - не виноват! - завопил привратник, падая на колени, и тут же вся дворня коленками об пол грянулась.

- А второго Никодимку к Шварцу отправлю! - продолжал, не обращая внимания на Тихонов ужас, Архаров. - Не погляжу, что он вольный! Мещанин московский, конем его мать! Диво, что меня самого из постели не вынесли!

- Так он же сам ушел! - воскликнула Настасья.

- Как это - сам ушел?! Что ты врешь?!

- Не вру, батюшка-барин, как Бог свят - сам ушел!

- Так он, по-твоему, притворялся, будто двинуться не может? - недоверчиво спросил Архаров, а дворня тихонько перевела дух - кажись, грозу пронесло…

Настасья подползла к барину поближе. В иное время она и на архаровской постели вольготно раскидывалась, но сейчас была всего лишь крепостной девкой - и разницу в поведении прекрасно разумела.

- Притворялся, уж неделю, как притворялся, - подтвердила она.

Настасья ходила за обездвиженным, уж ей-то было виднее - так подумал Архаров, но приказывать встать с колен не стал.

- Знала, а не сказала? - сурово спросил он.

- Так батюшка-барин! Матвей Ильич его смотрел, сказывал - его уже сажать можно, дед Кукша его трогал - сказывал, может, через месяц с постели встанет, что я против них-то? Как они порешили - так, выходит, и есть…

- Дура ты, баба, - и Архаров собрался уже расспрашивать о признаках, по которым прачка определила способность немца к хождению, но ему помешали.

- Ваши милости! Николаи Петровичи! - раздался заполошный вопль, а одновременно с ним - топот. - Ваши милости! Караул! Вставайте все! Ваши милости!…

- Сыскался, - хмуро сказал Архаров и, растолкав коленопреклоненную дворню, вышел из опустевшей каморки. Иван на коленях пополз следом, вздымая над головой двусвечник.

Никодимка выскочил из-за угла, попытался остановиться, сделал курбет, достойный венской школы конной езды, и едва не грохнулся к архаровским ногам, выронив что-то длинное, тяжелое, судя по звяку - железное.

- Ваши милости!… Вот же сволочи!… И ваших милостей туфельки… Ахти мне! Господи-Иисусе, услышал мои молитвы!

- Стой, подлая тварь, стой! - донеслось издали. - Стой, говорю!

- Слава те Господи! - продолжал выкликать, глядя на Архарова изумленными глазами Никодимка. - спас, сохранил, Господи, чудо!

Дворня же окаменела, решительно ничего не понимая.

- Попался! - с таким отчаянным криком подбежавший Левушка схватил Никодимку за шиворот левой рукой, правой же поднес к его горлу обнаженную шпагу.

- Проснись, Тучков. Своих-то не режь, - посоветовал юному другу Архаров. - А тебя, дармоеда, нелегкая где носит?

- Ахти мне! - вытаращившись на него, и совершенно не замечая Левушкиного присутствия, отвечал Никодимка. - Ваши милости! Слава те Господи!

Похоже было, что камердинер спятил.

Левушка, опустив шпагу, оглядывал полуодетое население архаровского особняка с большим недоверием, готовый бежать, рубить и колоть по первому же сомнительному поводу.

Архаров наконец отбросил пустой подсвечник, взял Никодимку за плечи и как следует потряс - до зубовного треска. Тогда лишь камердинер несколько опомнился.

- А вы чего, дурачье, встали! - вдруг заорал он на дворню. - Бегите скорее, я там немцев убил!

- Огня! - отпустив Никодимку, приказал Архаров. - Живо! А ну, веди, показывай, кого ты там убил!

Камердинер выхватил у Ивана двусвечник и понесся вперед, оберегая огоньки ладонью.

Архаровский особняк до сих пор не был обжит окончательно. В третьем жилье несколько комнат Архаров уже распорядился обставить, в них часто ночевали полицейские, второе жилье тоже уже кое-как походило на покои человека зажиточного и светского, но в первом жилье правого крыла особняка пока не было ничего путного - Архаров просто не мог придумать, на что бы эти помещения употребить. Туда-то и повел всех Никодимка, довольно бессвязно рассказывая о своих похождениях.

Он проснулся от шума внизу. Насчет шума у него было особое подозрение - от кого-то он слыхал, что будто бы Настасья завела по соседству кавалера и приучила его залезать через окошко. Ему такие амурные проказы не понравились потому, что они не понравились бы их милостям Николаям Петровичам (камердинер несколько раз заставал Настасью в господской спальне), поэтому он поспешил вниз - дать кавалеру по дурной башке чем-нибудь тяжелым, а Настасью назвать блядью и пригрозить, что обо всем узнает барин.

Но вот только в качестве чего-то тяжелого он прихватил здоровенный палаш, стоявший в углу гардеробной уже не первый месяц. Это страшное ржавое орудие было найдено истопником Михеем на чердаке, когда он лазил смотреть печные трубы, отдано барину, барин же про него то вспомнит, то забудет.

И верно - внизу, в правом крыле, была какая-то суета. Никодимка заглянул - как раз у окошка! Заорав матерно, он кинулся вперед и некую темную тень благословил палашом по голове, другая же рухнула на пол сама. При этом Никодимка услышал голос - оказалось, в помещении был еще и кто-то третий.

Призывая на помощь и в свидетели беспутства дворню, Никодимка попытался добраться до этого третьего, но упустил - незваный гость побежал куда-то в глубь особняка и, как Никодимке показалось, взбежал по лестнице. Тогда камердинер понесся следом, взбежал аж в третье жилье единым духом, это по темной-то лестнице, и, размахивая палашом, обследовал две комнаты, третья оказалась заперта…

Осознав на скорую руку обстоятельства, он испугался, что визитер доскакал лишь до второго жилья и приперся прямиком в архаровскую спальню. Вообразив, как наутро Архаров будет разбираться с дворней, Никодимка помчался в спальню, а там - никого! То есть, никаких признаков барина - пантуфли и шлафрок тоже исчезли! Камердинер зажег огонь, кинулся в гардеробную и даже заглянул за ширмы, где стояло кресло с дыркой для известной надобности. И тогда он понял, что московского обер-полицмейстера, тридцатидвухлетнеего увесистого мужчину с чугунными кулаками, похитили и убили.