Абсолют в моём сердце - Виктория Валентиновна Мальцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За моей спиной гулко бьётся сердце, рваное дыхание усиленно стремится стать ровнее и спокойнее, то самое твёрдое и самое горячее из всей этой груды мышц, становится не таким ощутимым в районе моих бёдер, и я понимаю, что непорочность, очевидно, мой крест, моя судьба. Даже во сне, даже в грёбаных своих мечтах я не могу расстаться с ней! Наверное, в своей прошлой жизни, в которую так верит отец, я была проституткой, и теперь проживу жизнь невольной монахини. С мокрыми трусами!
Утром мне действительно легче. Намного легче! Голоса всё ещё нет, но я уже человек с мыслями, руками, которые могут действовать, ногами, которые способны держать. Принимаю душ, привожу себя в порядок, собираю свои принадлежности, любезно расставленные Эштоном на прикроватной тумбочке, ведь я же уже почти здорова, а значит, пора сваливать из единственной спальни, предназначенной молодожёнам, а не всяким там больным.
Я стягиваю своё бельё с постели и только в этот момент замечаю на подушке два коротких каштановых волоса. У меня тоже каштановые… Но мои не вьются, как эти, и они в десять раз длиннее…
Сон… сон… сон… или реальность? Было это на самом деле или нет? Жаркая ночь или моё воспалённое болезнью и неразделённым чувством сознание?
Конечно, последнее. Даже если бы мне очень захотелось всеми силами притянуть два этих каштановых волоса на своей подушке до слова «реальность», есть японская красавица по имени Маюми, которая никогда не позволила бы моей мечте стать явью…
И не нужно обманывать себя, Соня, ведь «А что, если всё-таки?» не способно уничтожить влюблённые взгляды, которыми он смотрит на свою женщину, не обесценит той нежности и ласковости, какими наполнен каждый его жест, адресованный ей, не перечеркнёт искренности их почти всегда соединённых ладоней и сплетенных пальцев.
Конечно, нет. Не перечеркнёт.
Это сделает как всегда исполненный уверенности в собственной неподражаемости голос Лурдес, даже несмотря на то, что её рот почти до отказа забит утренним сэндвичем:
– У Маюми вчера вечером поднялась температура – видно подхватила заразу от тебя. Отец прислал вертолёт за ней, мы думали и тебя отправить, но Эштон сказал, что ты не хочешь, а необходимости нет… И это: можно я буду спать с тобой на нормальной кровати, раз ты уже здорова?
–Можно, – великодушно соглашаюсь. – А Эштон где?
– А Эштон на озере вместе со всеми, оставил меня дежурить по тебе…
– Ага, смотрю, ты как раз этим и занимаешься!
– Ну, Софи! Перестань! Мы же обе прекрасно знаем, что наш «доктор» никогда бы не ушёл развлекаться, зная, что твоя жизнь под угрозой, а раз уж тебе ничто не угрожает… – хитро прищуривается, – то я тоже иду купаться!
Вечером того же дня я обнаруживаю Эштона в общей комнате за подозрительным занятием – он собирает свой рюкзак.
– В лес идёте? С Алёшей?
– Нет, я домой еду, – отвечает совершенно спокойным тоном.
– Почему? – этот вопрос вырвался из меня прежде, чем я успела сформулировать его в своей голове.
– Потому что Маюми заболела, да и в любом случае моё место рядом с ней.
Я больно кусаю нижнюю губу, чтобы не плакать. Держусь изо всех сил, потому что нужно же ещё попрощаться, как минимум, и если я открою рот, будучи в таком состоянии, то ему всё сразу же станет ясно! Насчёт меня…
«Можно подумать, до сих пор было не ясно!» – говорит кто-то внутри.
Может и так, но как же тогда мне забыть ту ночь в лесу? Мы ведь целовались и не как школьники! И по поводу сна эротического: я всё также не уверена, что это был сон!
Но Эштон смотрит на моё лицо так открыто, без малейшей доли смущения, что я понимаю: не было никакой эротики между нами.
Но лес был. И были поцелуи! Много поцелуев! И ещё он трогал мою грудь – это уж точно мне не приснилось! Может, он всё-таки что-то чувствует?
И если это так, то пока он не женился на Маюми, ещё не поздно… Не поздно что-нибудь предпринять!
Глава 27. Катастрофа
Jason Van Wyk – Stay
В конце августа Эштон и Маюми переселяются в свою квартиру в даунтауне Сиэтла. У меня теперь тоже есть собственное просторное кондо, всего в пяти минутах от них – отец подарил на двадцатилетие. День Рождения мой мы всё-таки отпраздновали хорошо: родители прилетели, привезли подарков и хорошего настроения. Как ни странно, так сильно огорчивший меня отъезд Эштона принёс огромное облегчение. Оказалось, что их с Маюми счастье слишком болезненно для меня: каждый нежный или, что ещё хуже, интимный жест, адресованный ими друг другу, повергал меня в состояние глубокой депрессии.
В сентябре начались занятия в университете, а учёба в мамином учебном заведении засасывает тебя, как воронка, сложностью, насыщенностью графика лекций и практических занятий, лабораторных, презентаций и прочей стандартной студенческой деятельности.
Утешает одно – мама рядом. Теперь мы ездим по утрам вместе, а потому больше общаемся, делимся секретами.
– Как ты переживаешь его возвращение, Соняш? – наконец, решается на вопрос мама.
– Нормально вроде. Разве не видно?
Я слишком быстро ответила, слишком. Просто вопрос этот застал врасплох, не ожидала.
– Видно. Но ты и повзрослела очень сильно за эти годы.
Я знаю, что она имеет в виду, моя деликатная мать: в этом «повзрослела» зашифровано «научилась скрывать».
– Соняш, если тебе больно видеть их, пожалуйста, скажи мне. Это важно.
– Почему?!
– Если долго держать отрицательные эмоции в себе, рано или поздно они найдут выход сами, и в этом случае, контроль тебе уже будет неподвластен. Лучше до этого не доводить.
– Всё нормально, мам. Не могу сказать, что мне всё равно, но и трагедий никаких нет – слишком много времени прошло.
– Хочется в это верить, – мягко говорит мать. – Соняш…
Она пытается сказать мне нечто важное, но никак не решится.
– Да говори уже! – не выдерживаю.
– Дочь… Алекс не умеет любить наполовину. Его любовь – это всегда одержимость, которая заставляет совершать неадекватные поступки. Даже сейчас, когда ему под пятьдесят, я не уверена в том, что он отреагирует правильно.
– Что ты имеешь в виду?
– Соняш, если между вами произойдёт что-нибудь подобное той ситуации в
