Лавка дурных снов (сборник) - Стивен Кинг

Я это вот к чему говорю: поскольку игры проводились не в национальном масштабе, игрокам не уделяли такого уж большого внимания. Конечно, были звезды вроде Аарона, Бердетта, Уильямса, Кэлайна и, разумеется, Большого Мика, но их не превозносили по всей стране, как, скажем, Алекса Родригеса и Барри Бондса (которых лично я считаю наркоманами-дилетантами). А большинство остальных ребят? Скажу в двух словах: тягловые лошади. Средняя зарплата у них в те времена была пятнадцать тысяч в год – даже меньше, чем сегодня зарабатывает школьный учитель.

Тягловые лошади, понимаете? Прямо как Джордж Уилл прописал в этой своей книжке. Вот только он написал, как это все было здорово. А по мне – так не очень, если ты тридцатилетний шорт-стоп[27], у тебя жена и трое ребятишек и играть тебе осталось лет семь, прежде чем выйдешь в тираж. Десять, если посчастливится не получить серьезных травм. Карл Фурильо после окончания спортивной карьеры устанавливал лифты во Всемирном торговом центре, а по ночам подрабатывал сторожем. Вы это знали? Да? А как вам кажется, этот Уилл тоже знал или просто забыл упомянуть?

Дело обстояло так: если у тебя были способности и навыки и ты мог работать даже с похмелья, тебя принимали в большую игру. Если нет – выбрасывали на помойку. Вот так все было просто. И жестко. Что подводит меня к трудной ситуации, в которой мы оказались той весной.

Мы набрали хорошую форму в тренировочном лагере «Титанов», который располагался в Сарасоте. Нашим основным кетчером[28] был Джонни Гудкайнд. Вы, наверное, его не помните. А если и помните, то лишь из-за того, как он закончил свою карьеру. Он хорошо отыграл четыре сезона, отбивал с показателем больше 0,300 и выходил почти на каждую игру. Знал, как вести себя с питчерами, и не слушал всякую болтовню. Ребята не смели его вышвырнуть. Той весной он выбил почти 0,350 и раз пять решал судьбу игры. Однажды он запулил так далеко, как я редко видел на стадионе «Эд Смит», где мяч идет не очень-то хорошо. Даже выбил ветровое стекло в «шевроле» какого-то репортера. Ха-ха!

Но он к тому же и пил как конь, и за два дня до того, как мы должны были ехать на север и открывать сезон дома, он сбил машиной женщину на Пайнэпл-стрит и раздавил ее всмятку. Или вдребезги. Не помню, как там говорится. Потом этот идиот попытался скрыться. Но на углу Оранж-стрит стоял патрульный автомобиль шерифа округа, и сидевшие внутри помощники видели все происшествие. Состояние Джонни тоже не вызывало никаких сомнений. Когда его вытащили из машины, от него разило как из бочки и он еле держался на ногах. Один из помощников шерифа нагнулся, чтобы защелкнуть на нем наручники, и Джонни блеванул ему на затылок. Бейсбольная карьера Джонни Гудкайнда закончилась прежде, чем высохла блевота. Даже Бэйб Рут не смог бы остаться в спорте, если бы сбил домохозяйку, отправившуюся в утренний поход по магазинам. Надо полагать, он кончил тем, что выкрикивал речевки за команду рейфордской тюрьмы. Если, конечно, там была команда.

Подменял его Фрэнк Фарадей. Неплохо стоял на базе, но лучше бы ему играть на банджо. Отбивал примерно на 0,160. Не очень крепкий, поэтому рисковал. В те времена играли жестко, мистер Кинг, и особо не стеснялись.

Но у нас не осталось никого, кроме Фарадея. Помню, Дипунно сказал, что тот протянет недолго, однако даже Джерсиец Джо не имел ни малейшего понятия, насколько недолго.

Фарадей стоял за домашней базой, когда мы играли последний товарищеский матч того года. Против «Цинциннати редс». Начался прессинг. Дон Хоук на подаче. Какой-то здоровяк – по-моему, Тед Клюжевски – на третьей базе. Хоук отправляет мяч прямо на Джерри Рагга, который в тот день был нашим питчером. Большой Клю всеми своими двумястами семьюдесятью польскими фунтами рвется к домашней базе. И вот стоит Фарадей, тонкий, как соломинка, а под ногой у него – старый хот-дог. Добром это закончиться не могло. Рагг бросает Фарадею. Фарадей поворачивается, чтобы осалить. Я не мог этого видеть.

Парень получил аут, это да, только аут был тренировочный и такой же весомый, как пердеж против ветра. И на этом окончилась бейсбольная карьера Фрэнка Фарадея. Сломанная нога, сломанная рука, сотрясение мозга – такой вот счет. Не знаю, что с ним было дальше. Насколько мне известно, стал мойщиком лобовых стекол на автозаправке «Эссо» в Тукумкари.

Так вот, за двое суток мы лишились обоих кетчеров, и на север пришлось ехать «голенькими», поскольку на домашнюю базу ставить было некого, кроме Ганзи Берджесса, который переквалифицировался из кетчеров в питчеры вскоре после окончания корейской войны. В том сезоне Ганзеру стукнуло тридцать девять, и выставлять его можно было только на замену в середине игры. Но он выдавал прямо-таки дьявольские наклеры[29], так что Джо Дипунно не собирался ставить этого ветерана за домашней базой. Он сказал, что сперва поставит туда меня. Я знал, что он шутит: я ведь был простым тренером третьей базы с таким количеством паховых грыж, что яйца у меня болтались почти у колен. Но от этой мысли мне стало не по себе.

Однако Джо этого не сделал, а позвонил в главный офис в Ньюарк и сказал: «Мне нужен парень, который сможет взять фастбол Хэнка Мастерса и крученую подачу Дэнни Ду, не упав при этом на задницу. Мне плевать, если он играет за какие-нибудь «Мошонки» в Тремонте, главное, чтобы у него была перчатка и чтобы он прибыл на «Болото» к началу национального гимна. А потом найдите мне настоящего кетчера. Если вообще хотите продержаться в этом сезоне. Вот так».

Потом он повесил трубку и закурил, похоже, восьмидесятую сигарету за день.

Ну и жизнь у менеджера, а? Одному кетчеру светит обвинение в убийстве, второй в больнице, забинтованный так, что похож на Бориса Карлоффа в фильме «Мумия». Питчеры – либо молодняк, еще не начавший бриться, либо старперы, которым пора в дом престарелых. И бог знает, кто наденет форму и встанет за домашней базой в день открытия сезона.

В тот год мы полетели на север самолетом, а не поехали поездом, но все равно чувствовали себя так, будто наша команда сошла с рельсов. Тем временем Кервин Маккаслин, генеральный менеджер «Титанов», сел на телефон и нашел нам кетчера на начало сезона: Уильяма Блейкли, который скоро стал известен как Билли «Блокада». Сейчас уже не припомню, попал он к нам из второй или третьей лиги, но вы можете посмотреть это у себя в компьютере, потому что я точно помню название его команды: «Девенпорт корнхаскерс». За те семь лет, что я провел в «Титанах», оттуда пришло несколько игроков, и ребята из основного состава всегда спрашивали, как там играется за «Корнхолеров». А иногда их называли «Коксакерами»[30]. У бейсболистов не очень-то притязательный юмор.

В тот год мы открывали сезон в середине апреля игрой с «Бостон ред сокс». В те времена сезон начинался позже, и график игр был более щадящим. На стадион я приехал рано – сам Господь Бог еще спал, – но на бампере старого «форда», притулившегося на парковке для игроков, уже сидел молодой человек. С заднего бампера на проволочной сетке свисал номерной знак штата Айова. Ник, охранник на воротах, пропустил парня, когда тот показал письмо из главного офиса и свои водительские права.

– Ты, наверное, Билл Блейкли, – сказал я, пожимая ему руку. – Рад познакомиться.

– Взаимно, – ответил он. – Я привез с собой амуницию, но она очень потертая.

– Ну, на этот счет можешь не беспокоиться, – заверил я, отпуская его руку. Его указательный палец был обмотан лейкопластырем, прямо под средней костяшкой. – Порезался во время бритья? – спросил я, кивнув на палец.

– Да, во время бритья, – согласился он. То ли намекал, что оценил мою шутку, то ли так боялся облажаться, что решил смириться со всем, что ему скажут, хотя бы для начала. Потом до меня дошло, что я ошибался: у него просто была привычка повторять сказанное. Я к ней привык, и она мне вроде даже понравилась.

– А вы менеджер? – поинтересовался он. – Мистер Дипунно?

– Нет, – ответил я. – Я Джордж Грэнтэм. Ребята зовут меня Грэнни. Я тренер третьей базы. А еще менеджер по амуниции и оборудованию. – Так оно и было: я совмещал эти должности. Я уже говорил, что тогда масштабы были куда скромнее. – Ты не волнуйся, мы тебя приоденем. Во все новое.

– Во все новое, – отозвался он. – Кроме перчатки. Надо оставить старую перчатку Билли. Мы с малышом Билли много чего повидали.

– Ну и хорошо.

И мы прошли на стадион, который в те дни спортивные журналисты называли «Старым болотом».

Я засомневался, давать ли ему номер 19, который принадлежал бедняге Фарадею, но форма сидела на Билли как влитая, так что я решился. Пока он одевался, я спросил:

– Ты не устал? Наверное, гнал почти без остановки. Разве тебе не выслали денег, чтобы ты взял билет на самолет?

– Я не устал, – ответил он. – Деньги на самолет, может, и выслали, но я их не видел. Мы могли бы пойти и взглянуть на поле?

Я ответил, что могли бы, и провел его по коридорчику, который вел к скамейке запасных. Он прошел к домашней базе, не пересекая линию фола, одетый в форму Фарадея, и синие цифры 1 и 9 сверкали в лучах утреннего солнца (не было еще и восьми часов, и работники стадиона только начинали свой длинный день).