Симплициссимус - Ганс Якоб Гриммельсгаузен

«Симплициссимус». Книга вторая, глава тридцать первая.

Книга четвертая

1‑я гл.

Симплиций в Париж обманом спроважен,

Живет поначалу не в авантаже.

2‑я гл.

Симплицию новый сыскался патрон,

Советом и делом помог ему он.

3‑я гл.

Симплиций в Париже средь важных лиц

Игрой на театре пленяет девиц.

4‑я гл.

Симплиций, что прозван у дам Beau Alman,

Легко поддался на Венерин обман.

5‑я гл.

Симплиций, неделю забыв все на свете,

Венерину гору покинул в карете.

6‑я гл.

Симплиций бежит из Франции прочь,

Недобрую хворь он сумел превозмочь.

7‑я гл.

Симплиций, Фортуну упустив оплошно,

Теряется в мыслях, сколь жить стало тошно.

8‑я гл.

Симплициус, странник и нищеброд,

Обманом деньги с мужиков дерет.

9‑я гл.

Симплициус, лекарь, немало болтал,

К имперским солдатам в лапы попал.

10‑я гл.

Симплиций, свалившись в бурный поток,

Дает добродетели строгой зарок.

11‑я гл.

Симплиций решает прибегнуть к обману,

Не хочет поверить грехи капеллану.

12‑я гл.

Симплиций встречает Херцбрудера снова,

Незыблемо дружбы и верности слово.

13‑я гл.

Симплиций попал в лихую компанью,

О ней повествует со всем стараньем.

14‑я гл.

Симплиций дерется с разбойником лютым,

Обоим в той схватке приходится круто.

15‑я гл.

Симплиций, взяв верх, узнает в изумленье,

С кем дрался в лесу он в таком озлобленье.

16‑я гл.

Симплиций рядится в новое платье,

Ему Оливье набивается в братья.

17‑я гл.

Симплиций идет с Оливье на добычу,

Не хочет одобрить безбожный обычай.

18‑я гл.

Симплициус слышит рассказ Оливье,

Как был тот воспитан в купецкой семье.

19‑я гл.

Симплициус слушает новую повесть,

Как жил Оливье, позабыв честь и совесть.

20‑я гл.

Симплиций узнал, сколь злые фокусы

Чинил Оливье, стакнувшись с профосом.

21‑я гл.

Симплициус слышит: Оливье — солдат,

Искусный наездник и тверд, как булат.

22‑я гл.

Симплиций дивится божьему промыслу,

Устремляет к нему все свои помыслы.

23‑я гл.

Симплициус зрит: Оливье сколь жесток,

Решает уйти, дай только срок!

24‑я гл.

Симплиций глядит: Оливье убит,

За лютую смерть люто и мстит.

25‑я гл.

Симплиций встречает названого брата,

Что нищим скитался в жалких заплатах,

26‑я гл.

Симплициус слышит про муки и беды,

Какие Херцбрудер в походах изведал.

Первая глава

Симплиций в Париж обманом спроважен,

Живет поначалу не в авантаже.

Где чересчур остро, там и зазубрина, а когда перетянешь лук, то под конец он лопнет. Шутки с зайцем, которую я подстроил моему хозяину, показалось мне не довольно, и я учинил еще множество других, чтобы казнить его ненасытную жадность. Я научил своих сотрапезников промывать в воде пересоленное масло и удалять таким путем избыточную соль, жесткий же сыр скоблить, как пармезан, и смачивать вином, чем колол скупердяя в самое сердце. Я вытворял такие кунштюки, что за столом отделял воду от вина и сочинил песенку, в коей сравнивал скрягу со свиньей, от которой нельзя ждать проку до тех пор, покуда мясник ее не освежует. Сие пел я в сопровождении лютни и допелся до того, что подал ему повод живо отплатить мне нижеследующим коварством, ибо я вовсе не был приглашен в его дом для подобных упражнений.

Двое благородных юношей получили от своих родителей вексель и приказание отправиться во Францию, дабы научиться тамошнему языку, как раз в то время, когда кучер-немец был где-то в дороге, а итальянцу хозяин, как он утверждал, не мог доверить лошадей до Франции, ибо он его еще хорошенько не знает, и опасался, как он сказывал, что тот забудет воротиться назад и он лишится своих лошадей; того ради попросил он меня, не соблаговолю ли я оказать ему превеликую услугу и не довезу ли я на его лошадях обоих дворянчиков в Париж, ибо и без того мои дела еще не будут решены за эти четыре недели, он же, напротив того, будет со всем тщанием и верностью вести все хлопоты, на которые я его полностию уполномочил, как если бы я сам тут присутствовал. Также и дворянчики просили меня об этом, да и собственное мое любопытство подстрекало меня повидать Францию, ибо теперь я мог бы совершить сие без особливых расходов, вместо того чтоб четыре недели кряду отлеживать бока и еще вдобавок проедать свои денежки. Итак, отправился я с этими благородными господами заместо почтальона, во время какового путешествия мне не повстречалось ничего примечательного или достойного описания. Когда же мы прибыли в Париж и завернули к тому банкиру, у коего должны были получить по векселю оба дворянина и с кем вел корреспонденцию наш хозяин, то в тот же день я был не только взят под арест вместе с лошадьми, но еще кредитор объявил, что мой хозяин задолжал ему знатную сумму денег, и с дозволения квартального комиссара отобрал и распродал лошадей, невзирая на все, что я тут только ни говорил. Итак, я сел, как каменный болван, что на мосту в Дрездене{341}, не ведая, чем тут пособить самому себе, а еще того меньше, как пуститься в обратный столь дальний и по тем временам весьма ненадежный путь. Оба дворянина засвидетельствовали мне превеликое свое сожаление в постигшем меня гнусном приключении и тем щедрее дали на водку; также не захотели они меня отпустить от себя, покуда я не сыщу себе хорошего господина или удобный случай возвратиться в Германию. Они наняли себе покои, и я провел с ними несколько дней, прислуживая одному из них, который от непривычки к столь далеким путешествиям слегка занемог. И я ухаживал за ним с такой учтивостью, что он подарил мне свое платье, которое он снял, так как захотел приодеться по новой моде. Они посоветовали мне пробыть год-другой в Париже и научиться языку; то, что мне полагается получить в Кельне, от меня не уйдет, ибо наш прежний хозяин уж не преминет забрать это в свои рачительные руки. Пока я еще сомневался и раздумывал, что мне надлежит предпринять, услышал один медик, который пользовал больного дворянина и всякий день приходил к нам, как я играю на лютне и под ее аккомпанемент пою немецкую песенку, и сие ему так полюбилось, что он предложил мне стол и хорошее жалованье, ежели я только захочу перейти к нему обучать двух его сыновей, ибо он уже лучше меня самого знал все мои обстоятельства и что я никогда не подведу хорошего господина. Итак, мы скоро поладили, понеже и оба дворянина также сие одобрили и дали мне изрядную рекомендацию. Однако ж я условился с ним на срок не далее как от одной четверти года до другой.

Сей доктор говорил по-немецки так же изрядно, как я сам, а по-итальянски, словно то был его родной язык; а посему я тем охотнее с ним сговорился. А когда я на прощанье угощался с моими дворянами, он также был с нами; и тут полезли мне в голову недобрые мысли, ибо представилась моему воображению моя новобрачная, обещанный мне прапор и сокровище в Кельне, все, с чем я столь легкомысленно дозволил себя разлучить их уговорами; и когда речь зашла о скупости нашего прежнего хозяина, тут взошло мне на ум нечто, и я брякнул за столом: «А кто знает, не умыслил ли наш хозяин отправить меня сюда, чтоб получить и заграбастать мое добро в Кельне!» Доктор же отвечал, что сие может статься, особливо ежели он полагает, что я малый подлого происхождения. «Э, нет, — сказал один из тех дворян, — ежели он послал его сюда затем, чтобы он тут остался, то случилось это лишь оттого, что он чересчур донимал его за скупость». Больной же заметил: «Я полагаю, что тут замешана иная причина. Когда я намедни находился в своей комнате, то наш хозяин начал громко разговаривать с кучером-итальянцем, я же полюбопытствовал, о чем там у них спор, и под конец уразумел из перековерканных речей итальянца, что он просит расчет и не будет больше смотреть за лошадьми, ибо Егерь бесчестил его перед хозяйкой, а ревнивый шут по причине невнятной и дурной речи итальянца понял его превратно и подумал о чем-то бесчестном и того ради стал уговаривать его остаться, так как Егеря он скоро ушлет. С тех пор я отлично приметил, что старый дурень стал коситься на свою жену и ссориться с нею пуще прежнего».

Доктор сказал: «По какой бы там причине сие не случилось, но я вполне допускаю, что все было так заметано, что ты принужден был здесь остаться. Но ты не давай себя сбить с толку: я же при удобном случае пособлю тебе воротиться в Германию; тебе только надобно написать стряпчему, чтобы он хорошенько наблюдал за сокровищем, а не то придется ему держать строгий ответ. И я возымел немалое подозрение, что все это приключение нарочито подстроено, ибо тот, кто объявил себя кредитором, на самом деле добрый приятель твоего хозяина и его здешнего поверенного, и я полагаю, что обязательство, по которому лошади были отобраны и распроданы, ты только теперь сюда привез».