То, что действительно важно - Владимир Корн

И с этим все ясно.

А вопросов то у меня больше и нет. Распорядок дня глупо узнавать, кроме трехразового питания ни каких других событий не происходит. Занимайся, чем хочешь и жди, пока решат твою судьбу.

На работу отсюда никого не водят, да и какая может быть работа. Есть в этом подвале и еще парочка подобных помещений, там примерно такая же картина, как и здесь.

Вообще-то это здание совсем недавно городской страже перешло, и пары лет с той поры не минуло. Раньше здесь городской арсенал находился.

Теперь становится понятным, почему высокие потолки, для тюремных камер их бы такими делать не стали.

Здесь даже стуимы оказались, целых два или две, не знаю, как будет правильно. На местном жаргоне так называют… понятно кого.

Словом, все как у людей далекого будущего. Вот только порядки тут насквозь неправильные, беспредел какой-то. Ничего, переживу, недолго мне здесь чалиться.

При этих мыслях я даже улыбнулся. Местной феней нужно овладевать, благо возможность появилась, а не родной пользоваться.

Вот только сложилось все по-иному.

Время было к обеду, и я уже тщательно отмыл миску, найденную мне деятельным Суриусом, с помощью лоскута от своей рубахи, когда меня позвали. Позвали к Горгену.

Сейчас смотрящий по хате определит мое место в табеле о рангах, словом, произойдет то, о чем я не раз слышал или читал, пусть и в своем мире. На многое я не претендую, проживу, сколько здесь получится, мужиком, и дел всего.

Горген сидел на куче соломы не менее грязной, чем он сам, но вид имел самый царственный. В смысле выражения лица. Присесть мне не предложили, да я и не настаивал, что за удовольствие, сидеть на грязном полу, пусть и в компании такого значимого человека.

Справа от него расположился крепыш, со шрамом, делавшим его лицо еще более страшным, чем оно было от природы. А она, надо сказать, в этом смысле не поскупилась.

Слева находился тот, кому понравилась моя рубаха. Сам Горген подкреплялся перед обедом окороком, и, пока не закончил обгладывать кость, не обращал на меня никакого внимания. Я же стоял и ждал.

Сытно отрыгнув, он заметил — ты не Дрегер.

Я поднял руки с открытыми ладонями. Самый миролюбивый жест из всех, что можно применить в таких или подобных случаях:

— Я даже никогда его не видел. -

Нет, ну до чего же он здоров. Если бы я не видел до этого Броя, то посчитал бы Горгена самым большим человеком, когда-либо виденным мною. А так, хоть и почетное, но все же второе место.

— Ты должен мне деньги — вновь подал свой голос серебряный медалист.

— У меня нет денег, и взять мне их неоткуда — и я снова поднял обе руки.

— Ты должен был спросить сколько именно. -

Нет, это явный беспредел. Ты меня еще на счетчик поставь. У меня действительно нет ни медного гроша, все что были, остались в поясе. Хотя это вряд ли. То, что они там остались.

— У меня нет денег и взять мне их неоткуда — еще мягче повторил я.

— Разве это мои проблемы? — голос у него звучал уже угрожающе. Вероятно, он хотел добиться того, чтобы я все же спросил у него, сколько ему должен. Дурацкая ситуация. Если я признаю свой долг, то мне придется его отдавать. Ну и какого черта, спрашивается, я должен это делать?

Следующая моя фраза снова не блеснула новизной.

— У меня нет денег и взять мне их неоткуда. -

— Ты должен мне два серебряных ала. Срок до завтра. Подойдешь утром и отдашь свой долг. Все, свободен — и Горген отвернулся от меня, давая понять, что аудиенция окончена.

Когда я пошел назад, то услышал за спиной голос длинноносого, сидевшего слева от Горгена:

— Ты забыл снять рубашку. -

В следующей жизни, не оборачиваясь подумал я, продолжая идти к своему месту.

Вот же ситуация и что мне теперь делать?

А делать ты должен то, к чему готовился с того самого момента, когда впервые встретился с Горгеном взглядом. И от этого никуда не денешься, Артуа.

Глава 39. Горген

Сориус встретил меня сочувствием. Не так уж оно и велико, это помещение бывшего склада. Когда мы разговаривали с Горгеном, гул от разговоров, постоянно висящий в нем, стих как по волшебству. Так что все слышали наш разговор до последнего слова.

— Сориус, ты сможешь мне найти сахару? — обратился я к нему.

От неожиданности тот выпучил глаза.

— Думаю, что смогу — ответил он, когда пришел в себя — но… -

— Вот — перебил я, протягивая ему маленькую серебряную фигурку местного божка, подаренную мне на счастье Аниатой.

Не знаю, стоит ли она два конта, но кусочек сахара за него должны дать.

Сахарного песку в этом мире нет, сахар продается кусками, которые колют на мелкие части, перед тем как употребить.

Когда распахнулась дверь, и внутрь занесли котел с обеденным варевом, я уже успел покончить с сахаром. Разгрызть его мне удалось с трудом, настолько он был твердым. Ничего страшного, надеюсь, что глюкозы в нем не меньше, чем в привычном для меня песке или рафинаде.

Конечно же, первым к котлу подошел Горген и наполнил свою посудину доверху. Несмотря на то, что внутри меня заметно потряхивало, я смог подумать: вот же горазд он пожрать. Чуть ли не такого объема котелком мы пользовались по пути в Кергент, чтобы приготовить себе еду. Так ведь нас пятеро было.

Когда Горген проходил мимо меня, я чесал себе грудь под рубахой, потому что мне нужна была причина держать руку там.

— Горген — окликнул я его.

Тот повернул ко мне свою морду, язык не поворачивается назвать при таких размерах это лицом.

— Долг хочу отдать — сказал я, рывком извлекая из-за пазухи кистень, выполненный из подола своей рубахи и тех камешков, что насобирал еще ночью.

Момент был самый удачный, обе руки его заняты миской с похлебкой. Наверное, это подло для человека, собирающегося стать дворянином, но перед тем, как ударить его в первый раз, я успел еще и плюнуть. Плевок получился скудным, поскольку от волнения во рту все пересохло.

А вот удар получился на загляденье, Горгена даже повело в сторону. Развивая успех, я ударил еще дважды, целясь все туда же, между глаз.

Затем мы оба упали на колени. У меня болью скрутило правый бок. Неужели мне сахар не помог? Или было его слишком мало? Или это неправда, то, что говорят об этом. Или помогает он при других проблемах с печенью.

Все это пронеслось у меня в голове, когда я судорожно пытался встать на ноги. Боль в печени не тот случай, когда ее можно превозмочь.

Ведь их осталось как минимум двое, тех, кто обязательно бросится ему на помощь, а я не могу даже просто подняться на ноги.

Горген с колен завалился на бок, и было похоже на то, что он потерял сознание.

Черт, как удачно с ним вышло, и как некстати меня скрутила боль.

Я напрягся в ожидании ударов, когда подоспела подмога. Сориус выхватил откуда-то из-за спины кусок заточенного железа, похожего формой на сапожничий нож и нанес два режущих удара тому длинноносому, которому так понравилась моя рубаха, целясь ему в лицо.

Один из ударов, тот, что он наносил справа налево, достиг цели, и его противник тоже упал на колени, зажимая руками глубокий разрез.

Но самое неожиданное было не в этом. Еще одного человека из окружения Горгена, того, что был совсем квадратным и имел привычку втягивать со свистом воздух уголком рта, одним ударом кулака свалил на пол, и теперь охаживал обеими руками, усевшись ему на грудь, незнакомый парень.

Нет, я видел его и даже успел обратить на него внимание. Потому что выглядел он как настоящий черейнт, вот только ростом был еще выше меня. Голова его противника моталась из стороны в сторону после каждого удара, и было понятно, что и он уже не боец.

Затем мы встали втроем, как поется в какой-то песне плечом к плечу, и ждали, что будет дальше.

Я посмотрел на лужицу крови, вытекающую из-под лица Горгена, затем на свой кистень, который все еще сжимал в руке. На кистене остались следы от его крови, но они были почти не заметны, потому что цвет моей рубахи немногим от нее отличался.

Почему-то это вызвало у меня улыбку. Наверное, она получилась у меня не слишком симпатичной, поскольку, когда я поднял свой взгляд, от нее шарахнулись люди, стоящие и смотревшие на нас, на Горгена, и на его людей.

А еще затем я сделал то, чему до сих пор не могу найти объяснения. Забрав у одного из сокамерников его плошку, полную варева, я медленно вылил ее содержимое на лицо Горгена. Почем-то я решил, что варево приготовлено из чечевицы, поскольку в мутной жиже плавало что-то похожее на бобы.

И я стоял и смотрел, как они падают на его лицо вперемежку с жижей коричневого цвета. Может быть я вылил потому, что видел, как Горген заставлял бегать на четвереньках изображая собаку деда, что являлся местным старожилом, заставляя его еще и лаять.

Может быть потому, что слышал один из его рассказов, когда в лесной глуши он еще с четырьмя своими людьми набрел на заимку, где жили старик со старухой. С ними была еще их внучка, совсем девчонка. Стариков убили сразу же, а вот с внучкой забавлялись еще четыре дня, пока она не умерла. И те, кто слушал, угодливо заглядывая ему в глаза, смеялись: дура, мол, не понимала своего счастья.