Владимир Высоцкий - Владимир Семенович Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1973
Нить Ариадны
Миф этот в детстве каждый прочел —
черт побери! —
Парень один к счастью прошел
сквозь лабиринт.
Кто-то хотел парня убить, —
видно, со зла, —
Но царская дочь путеводную нить
парню дала…
С древним сюжетом
Знаком не один ты.
В городе этом —
Сплошь лабиринты:
Трудно дышать,
Не отыскать
воздух и свет…
И у меня дело неладно:
Я потерял нить Ариадны!
Словно в час пик,
Всюду тупик —
выхода нет!
Древний герой ниточку ту
крепко держал:
И слепоту, и немоту —
все испытал;
И духоту, и черноту
жадно глотал.
И долго руками одну пустоту
парень хватал.
Сколько их бьется.
Людей одиноких,
В душных колодцах
Улиц глубоких!
Я тороплюсь,
В горло вцеплюсь —
вырву ответ!
Слышится смех: зря вы спешите,
Поздно! У всех порваны нити!
Хаос, возня…
И у меня —
выхода нет!
Злобный король в этой стране
повелевал,
Бык Минотавр ждал в тишине —
и убивал.
Лишь одному это дано —
смерть миновать:
Только одно, только одно —
нить не порвать!
Кончилось лето,
Зима на подходе,
Люди одеты
Не по погоде, —
Видно, подолгу
Ищут без толку
слабый просвет.
Холодно — пусть! Всё заберите…
Я задохнусь здесь, в лабиринте:
Наверняка:
Из тупика выхода нет!
Древним затея их удалась —
ну и дела!
Нитка любви не порвалась,
не подвела.
Свет впереди! Именно там
хрупкий ледок:
Легок герой, — а Минотавр —
с голода сдох!
Здесь, в лабиринте.
Мечутся люди:
Рядом — смотрите! —
Жертвы и судьи, —
Здесь в темноте,
Эти и те
чествуют ночь.
Крики и вопли — всё без вниманья!..
Я не желаю в эту компанью!
Кто меня ждет,
Знаю — придет,
выведет прочь.
Только пришла бы,
Только нашла бы —
И поняла бы:
Нитка ослабла…
Да, так и есть:
Ты уже здесь —
будет и свет!
Руки сцепились до миллиметра,
Всё — мы уходим к свету и ветру, —
Прямо сквозь тьму.
Где — одному
выхода нет!..
1973
* * *
Водой наполненные горсти
Ко рту спешили поднести —
Впрок пили воду черногорцы
И жили впрок — до тридцати.
А умирать почетно было
Средь пуль и матовых клинков
И уносить с собой в могилу
Двух-трех врагов, двух-трех врагов.
Пока курок в ружье не стерся.
Стрелял и с седел и с колен, —
И в плен не брали черногорца —
Он просто не сдавался в плен.
А им прожить хотелось до ста.
До жизни жадным, — век с лихвой, —
В краю, где гор и неба вдосталь,
И моря тоже — с головой:
Шесть сотен тысяч равных порций
Воды живой в одной горсти…
Но проживали черногорцы
Свой долгий век — до тридцати.
И жены их водой помянут;
И прячут их детей в горах
До той поры, пока не станут
Держать оружие в руках.
Беззвучно надевали траур,
И заливали очаги,
И молча лили слезы в траву.
Чтоб не услышали враги.
Чернели женщины от горя.
Как плодородная земля, —
За ними вслед чернели горы.
Себя огнем испепеля.
То было истинное мщенье —
Бессмысленно себя не жгут:
Людей и гор самосожженье —
Как несогласие и бунт.
И пять веков — как божьи кары.
Как мести сына за отца —
Пылали горные пожары
И черногорские сердца.
Цари менялись, царедворцы.
Но смерть в бою — всегда в чести, —
Не уважали черногорцы
Проживших больше тридцати.
1974
* * *
Я был завсегдатаем всех пивных —
Меня не приглашали на банкеты:
Я там горчицу вмазывал в паркеты,
Гасил окурки в рыбных заливных
И слезы лил в пожарские котлеты.
Я не был тверд, но не был мягкотел, —
Семья пожить хотела без урода:
В ней все — кто от сохи, кто из народа, —
И покатился <я> и полетел
По жизни от привода до привода.
А в общем что — иду — нормальный ход.
Ногам легко, свободен путь и руки, —
Типичный люмпен, если по науке,
А по уму — обычный обормот,
Нигде никем не взятый на поруки.
Недавно опочили старики —
Большевики с двенадцатого года, —
Уж так подтасовалася колода:
Они — во гроб, я — вышел в вожаки, —
Как выходец из нашего народа!
У нас отцы — кто дуб, кто вяз, кто кедр, —
Охотно мы вставляем их в анкетки.
И много нас — и хватки мы, и метки, —
Мы бдим, едим, других растим из недр.
Предельно сокращая пятилетки.
Я мажу джем на черную икру,
Маячат мне и близости и дали, —
На жиже — не на гуще мне гадали, —
Я из