Виконт де Бражелон или десять лет спустя - Александр Дюма

Так же как и Мария Стюарт после выхода из тюрьмы, она наслаждалась жизнью, свободой, властью и богатством.

Генриетта, сформировавшись, стала замечательной красавицей. Красота ее расцвела еще пышнее, когда Стюарты опять вступили на престол.

Несчастье отняло у нее блеск гордости, но благоденствие вернуло его снова. Она вся сияла в своей радости и преуспеянии, подобно тем оранжерейным цветам, что, случайно оставленные на одну ночь, первым осенним заморозкам, повесили головки, но назавтра, согретые воздухом, в котором родились, раскрываются с еще невиданной пышностью.

Лорд Виллье Бекингэм (сын того самого лорда Бекингэма, который играет столь значительную роль в первых частях нашего повествования), красивый молодой человек, томный с женщинами, веселый с мужчинами, и Вильмот Рочестер, весельчак и с мужчинами и с женщинами, стояли в лодке перед Генриеттой, наперерыв стараясь вызвать у нее улыбку.

Прелестная молодая принцесса, прислонясь к бархатной, вышитой золотом подушке и опустив руку в воду, лениво слушала музыкантов, не слыша их, и прислушивалась к болтовне обоих придворных, делая виду что вовсе не слушает их.

Леди Генриетта, соединившая в себе очарование французских и английских красавиц, никогда еще не любила и была очень жестока, когда принималась кокетничать. Улыбка — это наивное свидетельство благосклонности у девушек — не освещала ее лица, и когда она поднимала глаза, то смотрела так пристально на того или другого кавалера, что они, при всей своей дерзости и привычке угождать дамам, невольно смущались.

Между тем лодка все подвигалась вперед. Музыканты выбились из сил, да и придворные устали не меньше их. Прогулка казалась, вероятно, слишком однообразною принцессе, потому что она вдруг, нетерпеливо приподняв голову, произнесла:

— Ну довольно! Пора домой!

— Ах, — сказал Бекингэм, — как мы несчастны: нам не удалось развеселить ваше высочество.

— Матушка ждет меня, — отвечала Генриетта, — откровенно признаться, мне скучно.

Произнеся эти жестокие слова, принцесса попыталась успокоить взглядом обоих молодых людей, которые казались задетыми за живое подобной откровенностью. Взгляд ее произвел ожидаемое действие, и оба лица просветлели; но сразу же, видимо, решив, что сделала слишком много для простых смертных, царственная кокетка передернула плечиками и повернулась спиной к своим красноречивым собеседникам, словно бы погруженная в мысли и мечтания, в которых им, конечно же, не могло быть никакого места.

Бекингэм яростно закусил губу, потому что он в самом деле был влюблен в леди Генриетту и, как влюбленный, принимал всерьез каждое ее слово.

Рочестер тоже прикусил губу; но так как ум всегда господствовал у него над чувством, он сделал это только затем, чтобы удержаться от злобного смеха.

Принцесса смотрела на берег, на траву, на цветы, отвернувшись от придворных. Вдруг она увидела издали д'Артаньяна и Парри.

— Кто там идет? — спросила она.

Оба кавалера повернулись с быстротой молнии.

— Это Парри, — отвечал Бекингэм, — всего только Парри.

— Извините, — возразил Рочестер, — но мне кажется, с ним кто-то еще.

— Да, это во-первых, — томно проговорила принцесса, — а во-вторых, что значат эти слова «всего только Парри», скажите, милорд?

— Они значат, — отвечал обиженный Бекингэм, — что верный Парри, блуждающий Парри, вечный Парри — не очень важная птица.

— Вы ошибаетесь, герцог. Парри, блуждающий Парри, как вы его назвали, вечно блуждал, служа нашему семейству, и мне всегда очень приятно видеть этого старика.

Леди Генриетта следовала привычке всех хорошеньких и кокетливых женщин: от капризов переходила к досаде. Влюбленный уже покорился ее капризу; теперь придворный должен был сносить ее досаду. Бекингэм поклонился и ничего не ответил.

— Правда, ваше высочество, — сказал Рочестер, тоже кланяясь, — правда, что Парри — образец верного слуги. Но он уже немолод, а мы смеемся, только когда видим веселых людей. Разве старик может быть веселым?

— Довольно, милорд, — сказала Генриетта сухо. — Этот разговор мне неприятен.

Потом, словно говоря сама с собой, прибавила:

— Странно и непонятно, до чего друзья моего брата мало уважают его слуг!

— Ах, ваше высочество, — вскричал Бекингэм, — вы пронзили мне сердце кинжалом, выкованным вашими руками.

— Что значит эта фраза, составленная по образцу французских мадригалов? Я не понимаю ее.

— Она значит, ваше высочество, что вы сами, вы, добрая, снисходительная, милостивая, вы иногда смеялись, — извините, я хотел сказать, улыбались, слушая несвязную болтовню доброго Парри, за которого теперь вступаетесь так горячо.

— О, милорд! Если я до такой степени забывалась, то вы напрасно напоминаете мне об этом, — отвечала леди Генриетта с досадой. — Добрый Парри, кажется, хочет говорить со мной. Рочестер, прошу вас, прикажите пристать к берегу.

Рочестер тотчас передал приказание принцессы; минуту спустя лодка остановилась.

— Сойдем на берег, — сказала Генриетта, ища руки Рочестера, хотя Бекингэм стоял ближе к ней и предлагал ей свою.

Рочестер, не скрывая своей гордости, которая поразила бедного Бекингэма прямо в сердце, провел принцессу по мостику, который гребцы перекинули с лодки на берег.

— Куда вы желаете идти, ваше высочество? — спросил Рочестер.

— Вы видите, милорд: к доброму Парри, который все блуждает, как говорил лорд Бекингэм. Он ищет меня глазами, ослабевшими от слез, пролитых над нашими несчастиями.

— Боже мой, — сказал Рочестер, — как ваше высочество печальны! Мы в самом деле кажемся вам смешными безумцами!

— Говорите за себя, милорд, — заметил Бекингэм с досадой. — Что касается меня, я до такой степени неприятен ее высочеству, что вовсе для нее не существую.

Ни Рочестер, ни принцесса не отвечали ему; Генриетта только ускорила шаги. Бекингэм остался позади и, воспользовавшись уединением, принялся грызть свой платок так беспощадно, что в три приема разорвал его в клочки.

— Парри, добрый Парри, — проговорила принцесса своим чарующим голосом, — поди сюда. Я вижу, что ты меня ищешь, я жду тебя.

— Ах, ваше высочество, — сказал Рочестер, — если Парри не видит вас, то человек, сопровождающий его, превосходный проводник для слепого. Посмотрите, какие у него огненные глаза: точно фонари маяка.

— Да, и они освещают прекрасное лицо воина, — отвечала принцесса, решившая противоречить каждому слову.

Рочестер поклонился.

— Это одна из тех мужественных физиономий, какие можно видеть только во Франции, — прибавила принцесса с настойчивостью женщины, уверенной в безнаказанности.