Слишком поздно - Алан Милн

— Нормально получается?

— По-моему, да. Мне нравится.

Через неделю Дафна спросила:

— Как продвигается рассказ?

— Тысяч пять слов набралось.

— А какой длины обычно бывают рассказы?

— Около пяти тысяч.

— Так ты практически закончил?

— По правде говоря, я еще толком и не приступил. Сюжет пока даже не виден. Когда-нибудь дойдем и до него.

— А если нет?

— Тогда окажется, что я написал роман.

— Разве так пишут романы?

— Не спрашивай! Я понятия не имею, как пишут романы. Я просто рассказываю о двух людях и получаю массу удовольствия. Наверное, к концу года что-нибудь станет ясно.

К концу года стало совершенно ясно, что у меня получается роман под названием «Двое».

Каким надо быть самовлюбленным, чтобы рассказывать о своих книгах и пьесах, как будто все их читали и понимают, о чем речь! Или, если хотите, каким надо быть скромным, полагая, что твою автобиографию прочтут только те, кто знает твои книги и пьесы.

Глава 16

МОЛОДОЙ ДРУГ. Скажите, сэр, в чем, по-вашему, причина вашего успеха?

АВТОР. Не называйте меня «сэр». Ненавижу, когда меня называют «сэр». Я не настолько старый.

М.Д. Прошу прощения. Так в чем, по-вашему… Не могли бы вы сесть спиной к свету… И пожалуй, шляпу… Спасибо! Так в чем секрет вашего успеха, молодой человек?

А. В каком смысле «успех»?

М.Д. Да в любом. То, что я купил вашу последнюю книгу… То есть взял в библиотеке… То есть она у меня в списке… Дьявол, ну вы понимаете!

А. Лишь бы я не понял больше, чем вы хотите сказать.

М.Д. А, значит, все в порядке. Видите ли, мне кажется, сейчас, напоследок, вам бы надо сказать что-нибудь для подрастающего поколения. Несколько полезных советов молодежи. Юноше, вступающему в жизнь. Коротко о главном: в чем секрет?

А. Есть только одно правило.

М.Д. Да?

А. Не слушайте ничьих советов! Из всех печальных слов, что сказаны устами или записаны пером, печальней нету, как[50]: «Зачем я послушался Томкинса?»

М.Д. Не рифмуется.

А. Можно заменить на «слушал, что сказал мне Том».

М.Д. Неужели вы серьезно?

А. Абсолютно.

М.Д. Поэтому вы и добились всего, чего добились?

А. Не знаю, чего я, собственно, добился, но в общем — да.

М.Д. Откуда вы знаете, что не добились бы большего, если бы прислушивались к советам?

А. Ниоткуда. Вы же не спрашивали, чем я объясняю свой провал.

М.Д. Иными словами, вы всегда делаете что хотите и не слушаете, что вам говорят?

А. Иными словами, я слушаю, что мне говорят, а потом стараюсь сделать то, что хочу.

М.Д. А вам советуют другое?

А. Как правило.

М.Д. В этом и состоит ваш совет молодым авторам? И вообще молодым людям?

А. Да.

М.Д. (после глубокого раздумья). Так если они прислушаются к вашему совету, значит, не будут слушать ничьих советов, в том числе и вашего, а это значит, что они все-таки будут прислушиваться к советам, а значит… Как-то это сложно.

А. Знаю. Жизнь вообще сложна.

М.Д. Кстати, вы мне напомнили! Вроде вам следует пожаловаться на то, как трудна стала жизнь? Что-нибудь о беспечной праздности в старые добрые времена. Laus temporis[51] и так далее.

А. Во-первых, в старые добрые времена мы произносили это иначе.

М.Д. Ага, отлично! Что еще?

А. Э-э…

М.Д. Давайте, расскажите, «во что вы верите», или «куда катится этот мир», или еще что-нибудь этакое!

Один ужасно умный молодой человек взялся объяснять Рейнхардту[52], как нужно ставить Шекспира. Никаких пышных декораций, никакой зрелищности. Простой черный занавес. Это намного художественнее. Рейнхардт слушал и одобрительно кивал, а потом сказал:

— Вдобавок так легче.

По-моему, главная проблема современного мира (а может, главное достижение) — сегодня всё «как легче». Давайте я приведу несколько примеров, поясняющих мою теорию, а если вы скажете, что я их специально подбираю в свою пользу, я отвечу: да, естественно.

В так называемое мое время если человек хотел стать профессиональным певцом, он учился петь. Попадать в мелодию. Учиться петь тяжело. Так и не будем этого делать. Можно не петь, а напевать или мурлыкать. Все договорились, что это тоже считается пением. Теперь огромное множество людей, не умеющих петь, но желающих зарабатывать на жизнь профессией певца, могут это сделать без долгой и трудной учебы. В мое время любимым танцем был вальс, а этому тоже надо учиться. В наши дни можно как бы танцевать при минимуме усилий и полном отсутствии мастерства. Рисовать трудно. В мое время один известный преподаватель рисования, рассматривая работы учеников и сравнивая их с моделью, говорил каждому: «Хорошо бы, чтобы было сходство». Современная живопись и скульптура избегают таких трудных задач, как добиться сходства. Точно так же современная популярная музыка избегает таких трудностей, как создание новых мелодий. В мое время поэты выражали в песне то, что хотели сказать. Такие песни, называемые стихами, требовали рифмы или по крайней мере ритма, и как следствие над ними приходилось много работать. Следовательно, мы видим, что самый удобный способ усовершенствовать поэзию — убрать из нее трудности, то есть ритм и рифму, и все внимание сосредоточить на том, что доступно каждому: на вдохновении. В мое время писатель, желая, как это случается с писателями, вложить собственные мысли в уста героя, тратил долгие часы упорного труда на то, чтобы придать этим мыслям грамматически упорядоченную форму. Современный творческий метод, которым все так восхищаются, позволяет просто бросать мысли на бумагу, как они приходят в голову главному герою (то есть автору), а читатель пусть трудится. Кажется, есть еще новейшее веяние — переложить всю трудную работу на плечи корректора.

Все вышесказанное касалось искусства. Можно бы на этом остановиться, но я продолжу. В мое время редкие женщины считались красивыми. Красота была исключением, поскольку требовала таких уникальных качеств, как красивый цвет лица, красивые волосы, красивые черты. В наше время красивой быть легко. Цвет кожи, волосы, черты лица можно купить. Современный мир принял как данность, что откровенно накрашенные губы и откровенно наклеенные ресницы красивы, а стало быть, красота доступна каждой. Даже мужчинам в наши дни не обязательно быть уродливыми: можно усугубить свое уродство, отрастив бороду, и стать «интересным». Признаемся все же, что отрастить бороду довольно трудно и будем с надеждой ждать того дня, когда в моду войдут накладные бороды. В мое время была такая штука под названием «общество» — если ты в нем не родился, попасть туда было практически невозможно. Люди не из общества, вроде меня, только читали о нем в светских новостях — кто с почтительным трепетом, кто с безразличием или с притворным презрением. Современной молодежи страшно даже представить, чтобы существовала некая резервация, пусть даже и презренная, куда для них доступ закрыт. Читая нынешнюю светскую хронику, убеждаешься, что нет таких барьеров, которые не сокрушила бы спортивная машина жиголо, нет той границы, через которую не переведет паспорт дизайнера интерьеров (со всеми его «специфическими особенностями»).