Смерть в Сонагачи - Рижула Дас

время на публике, чтобы все видели, что полиция не дремлет и старается сделать мир лучше.

Позже Самшер, уже в согласии с самим собой, сидел за рулем джипа. Балок Гхош устроился сзади, подпирая подбородок стволом винтовки.

— Что думаешь, Балок-да? — спросил Самшер.

— Хорошо для имиджа, сэр, там все новостные каналы. Сегодня в вечерних новостях и ток-шоу только об этом и будут говорить.

— Ты уверен?

— Да, сэр. Но настоящая игра не здесь, в Сонагачи, и не в борделе, а где-то в другом месте, сэр. Эта ваша мадам права, сэр. Мы не найдем здесь девушек для секс-трафика. Тут все организовано с умом. Если я украду сундук, полный денег, стану ли я держать его в своей спальне?

Балок Гхош усмехнулся. Он сказал жене, что этим вечером его покажут по телевизору. Жена была взволнована. Она и ее сестры уже собрались в доме, сидели перед телевизором и ждали его появления на экране.

Глава 49

Лали влилась в толпу, где каждая женщина несла зажженную свечу. Она пришла с пустыми руками, но кто-то зажег свечу и протянул ей.

Она шла вместе со всеми, не вслушиваясь в лозунги, но подчиняясь ритму шагов, пусть неровных и нескоординированных, но двигающихся в одном направлении. Вокруг мелькали знакомые и незнакомые лица, и лица, казавшиеся смутно знакомыми, как будто они где-то встречались, и лица, которые она позабыла. Старая повитуха тащила свое согбенное тело, странно дергаясь и покачиваясь; она улыбнулась Лали беззубым ртом. Шагая вместе со всеми, плечом к плечу, самозабвенно, Лали почувствовала, как защипало глаза. Тихие слезы сменились рыданиями, но она не сбавляла шаг, крепко сжимая обеими руками белую свечу, и горячий воск стекал ей на пальцы. Она плакала так, как не плакала уже много лет. Первое время, только начиная работать, она плакала так долгими часами между сменами. К вечеру лицо опухало и глаза краснели. Тогда мадам Шефали насильно вливала ей в глотку крепкий алкоголь или попросту избивала. Вскоре она научилась плакать беззвучно. Или плакала в предрассветные часы, когда ее наконец отпускали поспать. Так незаметно она превратилась в девушку, которая ничего не знала, ничего не понимала и всего боялась. Боялась мужчин, которые прикасались к ней, боялась этой новой жизни и того кошмара, которым стала ее жизнь. И теперь никакая ярость, никакой гнев не могли защитить от этого внезапного и полного обрушения стен, которые она когда-то возвела вокруг себя.

Лали обливалась слезами, когда рядом с ней зашагала Малини. Она положила руку на спину Лали, и, побуждаемые этим скромным проявлением доброты, слезы хлынули с новой силой.

Те первые дни никогда не оставались для нее далеким прошлым. Лали шагала и думала о том, сколько дел впереди. Надо сходить в ломбард и обменять часть того золота на наличные, сделать покупки на рынке Нью-Маркет, отведать китайской еды, посидеть с Тилу на лужайках мемориала Виктории. Сумка с сокровищами хранилась у него дома. Никто не стал бы искать ее там, и Тилу был единственным человеком, кому она могла доверять. Нежная привязанность накрыла ее, будто одеялом. Встревоженное лицо Тилу промелькнуло перед глазами. Она купит ему новую пару чаппал, дорогие кожаные чаппалы, которые не порвутся так скоро. Тилу заартачится из-за цены, но Лали шикнет на него, запретит перечить ей, и он, хмурый и побежденный, выйдет из магазина с новой парой удобных сандалий.

Глава 50

Лали двигалась вместе с медленной, длинной очередью к темному окошку билетной кассы, как лунатик. Вечная вокзальная суета — толпы нетерпеливых людей, распихивающих друг друга локтями, мелкие споры и стычки, фоновый шум объявлений, — казалось, не трогала Лали. Она закрыла глаза и увидела поле, яркое солнце в зените, старое баньяновое дерево, грязную дорожку, что вела к ряду домов. Она почти чувствовала, как жар от земли обжигает ее босые ступни, маленькие, коричневые, пыльные ступни ребенка. В конце улочки должен был стоять скромный домик, всего три комнаты, где жили она и ее пятеро братьев и сестер.

Она открыла глаза и задалась вопросом: все ли будет так же спустя семнадцать лет? Нет, наверняка многое изменилось. Новая комнатенка здесь, крыша из соломы там… да и она сама изменилась. Узнает ли она свой дом, когда увидит его? Узнает ли он ее? Узнают ли братья, сестры? Почувствует ли мать свою кровинку?

Усталый мужчина по ту сторону окошка спросил обреченно:

— Куда?

Лали захлопала ресницами — она унеслась в своих мыслях так далеко, думая о месте, которое раньше называла домом. Только вот теперь не могла вспомнить названия. Куда? В самом деле, куда?

— Деревня Калипур, — сказала она.

— Где это? — спросил мужчина с кислым видом, жестом призывая ее отойти в сторону.

— Панча, — поспешно сказала Лали, — в Пурулии.

Мужчина сдвинул очки на переносицу и начал печатать на машинке.

— Пятьдесят три рупии и пятьдесят пайсов, — сказал он, не глядя на нее.

Лали протянула ему банкноту в сто рупий; он вернул сдачу и вручил билет. Люди в очереди загалдели, пока крупная женщина не оттолкнула ее локтем, прогоняя от окошка.

Она убрала билет в сумочку и попыталась вспомнить, как добираться домой. Этому ее учил отец, когда она была еще ребенком, на случай, если заблудится. Название деревни, местная почта, район. Должно быть, отцу это казалось краем света, подумала Лали и попыталась воссоздать его портрет, но ничего не вышло. Отец был долговязым, насколько она могла припомнить. Всегда носил белую курту и короткие белые дхоти. Одежда пахла свежестью. А вот лицо ускользало из памяти.

В миле ходьбы от станции Калипур — таким был путь домой. Одна миля на восток. Это было очень давно. Наверняка за это время проложили более удобный маршрут, и не нужно будет топать пешком.

Она огляделась в поисках Тилу и увидела его под старой аркой с большими часами на железнодорожной станции Хора. Построенной англичанами, подумала она. Бывал ли здесь когда-нибудь ее отец? Видел ли он эту станцию? Она медленно подошла к Тилу и встала рядом с ним. Посреди суетливой толпы только они двое стояли неподвижно.

— Взяла билет? — спросил Тилу.

Лали кивнула.

— Я могу поехать с тобой, — сказал он, — если так будет легче. Ты можешь сказать, что я твой муж… или что-то в этом роде… — Он запнулся. — Им не нужна правда.

— Мне нужна, — сказала Лали тихим шепотом.

— Тогда я буду ждать. Пока ты не вернешься, — Тилу украдкой взглянул на нее. Он не знал, вернется