Проклятое наследство - Татьяна Корсакова

– Господа! Прошу минуточку внимания! – Пилипейко встал за спиной Натали, вилкой постучал по бокалу, и Матрена Павловна глянула на него с неожиданной ненавистью. Странно… – В этой жизни есть место не только скорби, но и радости. И я спешу поделиться с вами своей радостью. – Он неожиданно хозяйским жестом взял за руку Натали, и девочка испуганно вздрогнула, посмотрела сначала на мать, потом на Сержа. – Сегодня утром я сделал предложение Наталье Петровне, и она его приняла! – Губы Пилипейко коснулись в поцелуе пальчиков Натали, и на лице ее появилось мученическое выражение. А безучастный до этого Серж вдруг выронил нож, и тот с громким звоном брякнулся о тарелку.

Ошарашенным выглядел и Всеволод Кутасов, он с недоумением посмотрел на Пилипейко, а потом перевел требовательный взгляд на мать.

– Это розыгрыш? – спросил растерянно.

– Никак нет, Всеволод Петрович. – Пилипейко уселся рядом с Натали, руку ее он так и не выпустил. – Ваша матушка благословила наш союз, и очень скоро его благословят на небесах.

Громко, совершенно по-детски, всхлипнула Натали, выдернула ладонь из лап жениха и выбежала из-за стола.

– Мама, я не понимаю… – начал было Всеволод.

– Довольно! – Матрена Павловна стукнула кулаком по столу. – Викеша говорит правду, он попросил у меня руки Наташеньки, и я дала ему свое согласие.

– Ему?! – Не церемонясь, Всеволод ткнул пальцем в грудь Пилипейко. – Ты отдаешь жизнь своей дочери этому прощелыге?!

– Я бы попросил! – Напуганным Пилипейко не был, наверное, предвидел, что его ждет, и приготовился. – Сева, очень скоро мы с вами станем родственниками…

– Да ни за что! Мама, вы с ума сошли?!

– Все решено, – произнесла Матрена Павловна таким тоном, что готовый спорить Всеволод вдруг замолчал, опустился на свой стул. – Лучшей партии, чем Викентий Иванович, Наташеньке не найти. Я в людях разбираюсь!

За столом повисло тягостное, неловкое какое-то молчание. Да и что ловкого в том, чтобы на поминках объявить о помолвке?..

– Удивительное дело, – заговорил молчавший до этого Антон Сидорович. – Удивительное, я вам скажу место! У одних жен забирает, а другим дает.

Анне показалось, что сейчас он закричит, примется крушить все вокруг, а он расплакался.

Встала из-за стола Матрена Павловна, подошла к нему, обняла за вздрагивающие от рыданий плечи, сказала ласково:

– Полноте, Антоша. Возьми себя в руки.

– Это все нам наказание! За грехи наши расплата… – Антон Сидорович говорил глухо, как в бочку, и грузное тело его колыхалось. – Как тебе спится, Матрена? Не сейчас, когда мужа схоронила. Как тебе спится все эти годы?!

– Нормально мне спится! А ты соберись! Не мели чепухи! – Матрена Павловна впилась пальцами в плечи деверя, встряхнула с неожиданной силой. – Замолчи!

И он послушался, замолчал, покорно принял полную стопку, опрокинул, не закусывая, спрятал лицо в широких ладонях. Эти двое говорили о чем-то, только им одним понятном и известном. В их общем прошлом был какой-то грех, и вот сейчас пришло наказание. По крайней мере, так считал Антон Сидорович. Было еще кое-что, был человек, который, казалось, понимал, о чем они говорят. Мастер Берг слушал очень внимательно, и лицо его мрачнело с каждым сказанным словом, а неожиданно изящные для его грузной комплекции пальцы с такой силой сдавили бокал, что тот не выдержал и треснул. На белоснежную скатерть выплеснулось красное вино, кровавые капли брызнули на рукава сорочки.

– Ой, – сказал мастер Берг с преглупой и совершенно неискренней улыбкой, – какая досада…

Порезанную ладонь он обернул салфеткой, второй салфеткой накрыл пятно на скатерти. Но случившийся с архитектором конфуз, кроме Анны, заметили, пожалуй, только Туманов и баронесса. Туманов смотрел на пораненную руку, а баронесса – в глаза мастера Берга. Изящные пальцы ее сжались в кулак с такой силой, что Анне показалось, что костяшки пальцев сейчас порвут тонкий шелк перчатки. Определенно, у каждого на этом острове была своя собственная история и своя собственная тайна. Лишь у Анны не было никакой тайны, она просто пыталась найти себя.

Тяжкий, ох тяжкий выдался у Матрены Павловны день! В одночасье потеряла и любимого мужа, и единственную доченьку. Как Наташенька плакала! Как умоляла не ломать ей жизнь, на колени перед Матреной Павловной падала. А она только и могла, что гладить дочку по голове да повторять как заведенная:

– Не реви, Наташка, это все ради твоего блага.

И вот ведь ирония какая! Все и делалось ради блага, ради Севочки и тогда еще неродившейся Наташи. Грех какой она на себя взяла ради деток своих! Чтобы жизнь у них была богатая да сладкая. А вышло что? Где та сладкая жизнь? Вот дочка любимая на коленях стоит, просит не выдавать ее замуж за старика. А поделать ничего нельзя. Сама себя Матрена Павловна поймала в силки. И не вырваться из этих силков никак. Может, и врет Викеша про подметное письмо, да проверять боязно. Первое, что захотелось, гадину эту пришибить, к ногтю прижать. А ну как существует и письмецо, и доказательства?..

Нет, сама-то Матрена Павловна руки в крови не замарала, но с принятым решением согласилась, даже деньгами Катьке с Антошкой помогла. Остальное-то они сделали, но денежки ее. И молчаливое попустительство тоже ее. И план, если уж на то пошло. А Викеша, негодяй, все узнал. И как у него получилось-то?

А Наташка после объявления о помолвке заперлась в своей комнате. В этом страшном месте только и остается, что запираться. Вот и она сейчас запрется и отдохнет маленько. Но передохнуть Матрене Павловне не дали, пришел Сева. Его тоже пришлось убеждать, где криком, где лаской. Севе Викеша никогда особо не нравился, но материнское слово для мальчика все еще свой вес имело. А чтобы успокоить и сына, и собственную совесть, Матрена Павловна пообещала, что как только Туманов замок купит, вырученные деньги она отдаст на модернизацию завода. Поверил ли? Может, и поверил, но посмотрел как-то уж больно странно.

Оставалось еще кое-что, что откладывать в долгий ящик нельзя. Нужно переговорить с Антошкой. Уговаривать, увещевать, запугать, если потребуется. Хотя чем его теперь, после Катькиной смерти, запугивать? Неужто придется по-другому? Ох, как же не хочется…

Не пришлось по-другому. Все само решилось.

От ненавистного Викеши Матрена Павловна узнала, что Антошка не к себе ушел, а заперся в Катькиной спальне, которую, кажись, от Катькиной крови так и не отмыли. Некому было отмывать. Старая прислуга сбежала, а новая на остров не спешила.

Из-за запертой двери доносился приглушенный Антошкин голос. С кем это он там? Матрена Павловна замерла, даже ухом к двери прильнула, чтобы было лучше слышно.