За линией Габерландта - Вячеслав Пальман

Дорога почернела и провалилась. Лошадям тяжело. Они низко наклоняют головы и дышат так, что шерсть на груди колышется, как от ветра. Хлюпает под копытами вода. В резиновых сапогах, телогрейках, мы ковыляем сзади саней, то и дело сбиваемся с ноги, иной раз падаем, поскользнувшись. А в долинах, где набухли реки, сани просто плывут, от лошадиных ног веером разлетаются брызги воды и мокрого снега, вода шепелявит, булькает под санями. И тяжело и здорово. Весна! Вечером на привале в закопченной и тесной таежной избе мы спим как убитые.

Утром выскакиваем, потягиваемся, все тело ломит, а вокруг свежо, морозно, солнце только-только прицеливается, как лучше начать свою горячую работенку. В лесу уже бормочут глухари, снег хрустит, словно сухарь на зубах, резиновые сапоги покрываются шрамами. Снова идем и едем, задыхаемся от тяжести, жары, слепнем от яркого солнца.

Три дня в дороге. Еле живые, мы влезаем наконец на высокий берег реки и из последних сил бредем к зданию фактории. Ура! Почти дома. Собственно, не почти, а дома.

Петя Зотов торжественно встречает нас на отделении.

— Привет! — кричит он издалека и пританцовывает на месте. Рад.

Около Зотова стоит пожилой черноволосый мужчина. Чуть-чуть улыбается.

— Бухгалтер-ревизор. — Не дожидаясь расспросов, он протягивает Шустову свое удостоверение.

— Почему вы здесь, на отделении? — бурчит директор. Он не любит этих ревизоров.

— Петр Николаевич любезно пригласил меня осмотреть хозяйство. Начали с отделения.

Петя виновато косит глазами. Точно. Пригласил. А чего особенного?

— Ну-ну, — недовольно произносит Шустов. — Знакомьтесь, бухгалтерам это полезно.

...Ах, как многого мы тогда не знали!

Мы ничего не знали. Мы были заняты простой работой.

Не знали мы, что в тот день, когда Шустов впервые произнес в управлении имя Зотова, состоялись встречи и разговоры, зловещий смысл которых был разгадан очень не скоро.

Дмитрий Степанович Дымов позвонил в бухгалтерию и сказал несколько ничего не значащих слов бухгалтеру Конаху. После работы Дмитрий Степанович усталой походкой промерил улицы города, вышел на окраину и, заложив руки за спину, неторопливо зашагал по дороге в поселок Марчекан. Устал человек. Что поделаешь, такая работа! Заседания, телефонные звонки, суета... Свежего воздуха не видит.

Вскоре к нему присоединился Конах. Они сели на какие-то камни, огляделись. Тихо, безлюдно кругом.

— Где сейчас Кин? — спросил Дымов без всякой подготовки.

— В районе реки Май-Урья. С экспедицией геолога Бортникова.

— Он что-нибудь передал?

— Да. Сообщил, что они нашли очень богатое месторождение.

— Где?

— В верховьях реки. Очень интересное место. Богаче не было. Бортников просто в восторге. Утверждает, что уже в этом году там откроют два-три прииска. Выгодно.

— А если помешать?

— Каким образом? Правда, Бортников еще не передал в трест свои материалы, но вскоре он это сделает, и тогда...

— К черту Бортникова! Пусть не передает. Пусть не сумеет передать! Прикажи Кину. Не надо, чтобы передал. Не надо, чтобы этот человек жил и работал! Кин знает, что делают в подобных случаях. Передай. Это приказ, понятно?

Дымов говорил отрывисто, нервно, он горячился. Конах заметил:

— Раньше чем через две недели не удастся увидеть Кина. Далеко. Дорога только до Май-Урьи. А там тропа. Можно и не успеть.

— Все равно надо. Как можно скорей. Пусть никто не узнает об открытии. Хоть это место уберечь...

Он сжал ладони, хрустнул пальцами. Жест отчаяния.

— Ужасно! Ужасно трудно, Конах. Я просто в панике. Мы так мало успели сделать. Против нас стоит огромная сила. Я просто недооценил ее тогда. Думал, все будет как с инженером Нестеровым. А тут... Мы делаем все, что в наших силах, а они даже не оглядываются. Идет корабль за кораблем, едут тысячи людей. Лезут в самые глухие места, из-под рук выбивают золотые россыпи. Что мы можем? Почти ничего.

— Почему только один корабль пошел на дно, хозяин? Почему не пять, не десять? Тогда бы они завыли на всю тайгу. Только голод...

— Потому что караваны ходят теперь с конвоем. Я постоянно сообщаю, что везут, когда и сколько. Но... А потом ты знаешь, что из этого получилось. Все дни идут совещания. Наметили строить новые совхозы, расширяют старые. Своя продовольственная база, — как это тебе нравится? Директор треста не чета Нестерову. Он понимает, что к чему. Знает свои слабые места, спешит... — Дымов вдруг осекся. Глаза его, затуманенныезлостью, сощурились. — Конах, мой верный. Конах, тебе придется выполнить несложную, но очень секретнуюмиссию.

— Готов, хозяин.

— Объявился некто Зотов.

— Кто такой Зотов?

— Если ты вспомнишь Катуйск, факторию...

— А-а! Родственник того?

— Сын.

— Занятно. Приехал продолжать дело папаши? И думает, что герой? Скажи на милость!

— Вот это и надо выяснить. Если только продолжать, то пусть себе. Не он первый, не он последний. Но если Петр Зотов собирается ворошить старое и начнет искать, кто прикончил его папашу, то он станет для нас опасным, понимаешь?

— Да, хозяин.

— И тогда придется принять какие-то меры.

— Мне самому?

— Я не настаиваю. Ты сам должен решить, Конах. Тебе надо поехать в Катуйский совхоз... для ревизии, что ли. И там выведать, узнать и сообразить, что делать.

— Когда ехать?

— Чем скорее, тем лучше. Директор и агроном совхоза заняты здесь. Опереди их. Подружись с Зотовым, узнай, что задумал мальчик, зачем приехал. Ну и... оставлять его без внимания нельзя. Опасно...

Конах действительно опередил нас. Он явился в совхоз за два дня до нашего приезда. Он подружился с Петей Зотовым. Больше того: доверчивый Петр Николаевич пригласил бухгалтера к себе домой. И в первый же вечер откровенно рассказал ему абсолютно все.

— Я найду убийц своего отца, если они еще живут на земле! — заявил он. — Какой-то гад заморский, Джон Никамура, и его достойный соратник, по кличке Белый Кин. У нас есть револьвер этого Кина. Там инициалы убийцы, буквы А. Р. С.

— Но этих сведений так мало, — вздохнул Конах, с интересом разглядывая красного от волнения Зотова.

— Ничего! По ниточке, по капле наберутся сведения. Не успокоюсь, пока не найду подлецов и не накажу! Мне помогут.

— Кто вам поможет?

— Зотов назвал мою фамилию, рассказал о бумагах из катуйской находки, вспомнил Шахурдина, не забыл Шустова. В общем, Конах узнал все, что требовалось для принятия решения. И он это решение принял.

А мы пока не знали ничего. Решительно ничего.

Все это мы узнали значительно позже.