В зеркалах - Роберт Стоун

Внутри зеленых металлических складок стадиона толпа взрывалась ревом через почти равные интервалы. Регулярность этих выкриков придавала стальной арене сходство с гигантским станком, обрабатывающим детали. Между вспышками воплей усиленный репродукторами голос оратора скрежетал слова, которых Рейни не мог разобрать; слова произносились с неторопливой, рассчитанной агрессивностью, пережевывались, обкатывались в глотке и выплевывались; создавалось впечатление, что еще за секунду до конца очередной части декламируемой речи слушатели уже начинали стонать в предвкушении неизбежных слов, а когда эти слова произносились, раздавался оглушительный вой радости, как будто была грубо и публично удовлетворена какая-то физиологическая потребность.

У края огороженной площадки для машин продавцы хот-догов в благоговейном молчании глядели на залитые светом ярусы. Полицейские и охранники из агентства не разговаривали между собой, а беспокойно расхаживали, оглядываясь через плечо и внимательно следя за шоссе.

На другой его стороне негры вышли на свои терраски и смотрели на происходившее из глубокой тени. Каждый раз, когда раздавался рев толпы, вдоль ряда деревянных домишек прокатывался негромкий ропот; иногда в промежутках между воплями (если по шоссе в этот момент не мчались машины) ветер приносил зычное ругательство.

Рейни обогнул закругление стадиона и увидел молодых людей, которые шли гуськом между полицейскими. Их было человек тридцать, все в летних костюмах и в галстуках. Рейни разглядел, что двое из них белые, а остальные — негры.

Двое шедших впереди пританцовывали, ритмично хлопали в ладоши и пели «О, свобода!». Полицейские пытались завернуть их за стоянку для машин. Позади шли двое патрульных, буквально наступая на пятки последнему демонстранту. Рейни двинулся за ними.

Полицейские пригнали тюремный фургон. Они направили цепочку демонстрантов так, что она описывала узкий эллипс между фургоном и стеной стадиона. Неподалеку стояли два седовласых человека в штатском и переговаривались с нарочитой беззаботностью.

Вскоре сидевшие в верхних рядах участники митинга заметили демонстрантов и подняли рев. Известие о происшедшем облетело трибуны, и над задней стеной стадиона возникла полоса лиц, а ритм одобрительных воплей слегка нарушился. На демонстрантов посыпались смятые комки бумаги, потом водяные бомбочки и почти полные коробки с шоколадным молоком. Кто-то кидал стеклянные шарики — и попал в двух демонстрантов. Рядом с фургоном, лязгнув, упал кусок цепи.

Полицейские начали загонять демонстрантов в фургон. Один из седовласых в штатском крикнул вверх:

— Эй, в моих людей не попадите!

Рейни взглянул один раз вверх, на лица, окаймлявшие стену над ним, и больше туда не смотрел. Внутри стадиона все новые голоса подхватывали вопль: «Черномазые!»

Рейни заставил себя идти вперед, пока не подошел достаточно близко к полицейским, наблюдавшим за арестом. Когда он попытался заговорить, со стадиона снова донесся рев. Рейни был не в силах перекричать его. Он стоял у фургона и глядел на полицейских, пока они наконец не заметили его.

— Хочешь прокатиться, приятель? — спросил один из них. — Если нет, то проваливай отсюда.

— Кто сказал, что у них есть разрешение? — спросил полицейский сержант у человека в штатском.

— Не знаю, — ответил тот. — Я ничего об этом не знаю.

Последних пикетчиков волокли под руки — двоих из них полицейские швырнули в фургон головой вперед. Последнему попал в голову шарик, и он сразу сел. Полицейские увели его — он шатался и ошеломленно моргал.

Еще один полицейский швырнул в фургон плакаты на палках, и фургон укатил. Рейни пошел дальше.

Впереди он увидел четырех негров в беретах — они вбежали в калитку рядом со въездом на стадион. С ними был белый, который держал в руке повязку корпуса Возрождения; охранник из агентства стоял у калитки и спокойно глядел на них.

Когда они исчезли в туннеле, Рейни и охранник несколько секунд молча смотрели друг на друга. Потом Рейни повернулся и побежал туда, где находились полицейские. Ему навстречу шли двое патрульных с белыми дубинками. Те самые, которые помогли арестовать демонстрантов. Увидев Рейни, они остановились.

Рейни попытался заговорить, но голос его не слушался. Его шея быстро дергалась из стороны в сторону. Полицейские смотрели на него с отвращением.

— Послушайте, — наконец выдавил он из себя. — Они впустили их. Через калитку. Это же спровоцирует толпу.

Ничего не ответив, полицейские толкнули Рейни к калитке, через которую прошли люди в беретах.

— Они привели их сюда, чтобы разыграть спектакль для толпы. — Рейни указал на охранника из агентства, который смотрел на него с нервной улыбкой. — Он их видел.

Охранник пожал плечами:

— Просто уборщики, они тут работают.

— Нет, — сказал Рейни.

— Идите-ка домой, пока не нарвались на неприятности, — посоветовали ему полицейские.

Рейни поплелся прочь, глядя в землю. Он двигался из последних сил. Что бы ни происходило, думал он, ему придется что-то сделать самому: говорить кому-либо что-либо бессмысленно.

Днем он вошел в телефонную будку и позвонил в ФБР. Голос, ответивший ему, был очень похож на голос Калвина Минноу, и на мгновение ему показалось, что это какой-то фокус. Это был голос из прохладного кабинета. Он не нашел в себе силы заговорить.

Внутри стадиона яростно заревела толпа. Ей показали негров.

Их нужно немедленно вывести оттуда, подумал Рейни, может быть, он успеет перехватить их у той же калитки. Но зачем? К нему приближались двое патрульных на мотоциклах, объезжавшие стадион. Он отступил в тень стального контрфорса и дал им проехать. Говорить больше не имело смысла.

Джеральдина шла по проходу между секторами за толпой, двигавшейся к шатру за эстрадой. Она держалась поближе к стене, и люди, сидевшие над ней, ее не видели.

Теперь на эстраде стоял деревенский оркестр и играл «Улицы Ларедо». Двое мужчин, одетых ковбоями, шли навстречу друг другу в центре поля. У микрофона Кинг Уолью объяснял правила дуэли, кто такие стрелки, откуда они родом.

— Это назревало давно, — говорил толпе Кинг Уолью, — и теперь по традиции старого Запада каждый из ребят бросил перчатку.

Брошенные перчатки — из воловьей кожи, с красивой бахромой — лежали по обоим концам дистанции, на каждую светил с эстрады небольшой прожектор.

Свет в проходах приглушили — Джеральдина шла в полутьме. Билетеры и охранники были поглощены представлением. Верхние ряды утихомирились, загипнотизированные событиями на поле.

— Сакраменто Кид и Задира Бейтс, друзья, — торжественно выкрикивал Кинг Уолью под гром оркестра, — быстрейшие из быстрых.

Джеральдина пересекла пандус следующей секции и двинулась дальше по проходу. «Если идти вниз к той стороне поля, — подумала она, — то можно будет подобраться к самому шатру». Пустой наклонный коридор с зелеными стенами вывел ее к следующему пандусу, который уходил к нижним рядам. Где-то под ней на пандусе перешептывались люди; она видела их тени на стене. Она перегнулась через перила и увидела Богдановича, Марвина и черноволосую девицу — они пробирались вдоль стены, глядя вниз. У Марвина были синяки под обоими глазами и кровь на подбородке. Он держал в руке большую розовую робингудовскую шляпу с розовым пером. Богданович шел, поддерживая брюки, — ремень он намотал на руку, пряжкой наружу. К тенниске у него был приколот значок Возрождения. Девица подняла голову, увидела Джеральдину и отпрянула; Марвин и Богданович вздрогнули. Они застыли, изумленно глядя на Джеральдину.

— Девочка, — немного погодя сказал Богданович, — что там наверху? Еще люди?

Джеральдина помотала головой и стала спускаться к ним.

— Ох, — сказал Марвин, — то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Упаришься.

— За тобой тоже гонятся? — спросила Джеральдину брюнетка.

— Да, — сказала Джеральдина.

— Тогда не спускайся — они внизу.

— Но и наверху тоже, — сказал Марвин.

— Мы выбраться хотим, понимаешь? — сказал Богданович. — Но пока выход найдем, эти раньше до него доберутся.

— Ага, — сказала брюнетка. — Это вроде большого пинбола, а мы шарики и хотим вытряхнуться из этого комплекса.

Джеральдина тупо смотрела на них.

— Да она совсем обкурилась, — сказал Марвин. — Не поможешь.

— Пойдем с нами, — сказала брюнетка.

Джеральдина отбросила ее руку и пошла вниз. Марвин двинулся за ней. В это время с поля донеслись выстрелы. Два оркестра разразились театральным медным крещендо. Джеральдина бросилась бежать.

— Куда ты! — крикнул ей вдогонку Богданович.

Она выбежала к проходу под нижним рядом; свернув туда, она увидела, что навстречу ей бежит группа мужчин. Передний был высок и смугл, на его лбу моталась в такт шагам прядь жестких черных волос.