История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I - Петр Рябов

«Геополитическими» и национально-религиозно-культурными последствиями Смуты являлось временное ослабление Московии, максимальный (но совсем недолговечный) успех Речи Посполитой в многовековой борьбе за Киевское наследство, последующая полувековая война между этими братскими народами и странами, взлёт ксенофобских, националистических и религиозно-мессианских настроений в Московии, её последующее торжество в борьбе с неудобным западным соседом. И – одновременно, усиливающаяся традиционная (восходящая ко временам Ивана IV) ориентация Москвы на северную, протестантскую Европу (Швецию, Англию, Голландию), помощь ей в Реформации (и Тридцатилетней войне – «мировой войне» XVII века) против Контрреформации, массовый «наплыв» в Московию протестантских наёмников, лекарей, мастеров (в 1620 году в Москве уже существовали четыре протестантских церкви и жили тысячи иноземцев из протестантских северных стран). В массовом сознании московитов надолго осталась острая и лютая ненависть ко всем «иноверцам», особенно католикам и полякам, яростное стремление к национально-мессианскому самосознанию и неприятие любых веяний с Запада, (В то время как немногие русские «западники» и «либералы» XVII века были, как правило, полонофилами.)

Социально-экономическими последствиями Смуты стали разорение хозяйства страны, опустевшая казна, финансовая катастрофа, полное обезлюдение земель (особенно в южных, западных и центральных районах страны). Уцелевшие остатки населения бежали от государства за Волгу и дальше – в Сибирь, дав мощный толчок колонизации этих далёких земель. Истощение земли, демографическая катастрофа, чудовищная нехватка рабочих рук диктовали правительству привычную для Московии логику чрезвычайных мер. С одной стороны, разгром низовых народных движений, отчаянно противостоящих закрепощению, а с другой стороны, запустение страны и необходимость правительства опираться на служилых людей, сделали массированное наступление крепостного права неизбежным, породив, в свою очередь, как прямое наследие Смуты, весь донельзя кровавый и «бунташный» XVII век. Воцарившись в Москве, Михаил Романов-Юрьев восстановил урочные годы (пять лет) для сыска беглых крепостных. Правительственные войска начали отлов беглых и уничтожение отрядов казаков и «воров».

В Смуте столкнулись две могучие исторические тенденции социального развития Руси: идущая со времён монгольского ига тенденция к закрепощению всех слоёв населения и безудержному самодержавию, и – «земская» и казацкая тенденция к раскрепощению, самоорганизации общества, торжеству вечевых начал прямой демократии, выживанию общества помимо и вопреки государству. Социально-экономическая ситуация после Смуты, реакционно-консервативная программа Романовых и разгром движений народного сопротивления, сделали окончательное и поголовное закрепощение неизбежным и бесповоротным.

Компромиссными, неясными, противоречивыми и неопределёнными были политические итоги Смутного времени. Государство первых Романовых, лишённое привычных инструментов: бюрократического аппарата, отлаженной финансовой и военной системы, черпающее все необходимые ресурсы и собственную легитимность из общества (то есть его правящих сословий), первое время не могло не опираться поневоле на «земские» тенденции, (встраивая их в самодержавное государство): созывая Земские Соборы и апеллируя через них к части общества, представленной на соборах. За неимением иного, воссоздавалось отчасти местное самоуправление и сословное представительство на общегосударственном уровне.

Но разобщённость общества, всеобщая привычка к покорности и патерналистские настроения сословий (мечтавших о «подачках» сверху для себя) были слишком велики, чтобы использовать благоприятную ситуацию для ограничения абсолютизма, укрепления политических свобод и институтов сословного представительства. Стремительно возрождающаяся после Смуты московская бюрократия и абсолютистская власть вскоре перестали нуждаться в Земских Соборах и вновь подчинили общество своему гнёту. Доминирование самодержавия, опирающегося на служилое дворянство, приказную бюрократию и официальную, казённую церковь (нетерпимую к любому иноверию и инакомыслию), консерватизм, национализм, культурно-политическая стагнация и тотальное закрепощение – таков окончательный итог Смутного времени. Оглядка на мнение «земли», опыт вечевого и казацкого самоуправления вскоре были забыты и отброшены государством.

Но опыт «бунтов», самозванчества, народных ополчений, казачьей вольницы и социального протеста прочно закрепился в коллективной памяти общества в качестве веского последнего аргумента против государственного произвола. Не были полностью забыты и опыт Земских Соборов, избиравших царей, и «крестное целование» государями на верность населению, и другие конституционные и договорные идеи, которыми так богато было Смутное время. Если Иван VI некогда угрозами и шантажом «выговорил» себе у «всей земли» право самовластно казнить любого без суда, в Смуту «земля» попыталась отчасти вернуть себе право суда и совета, право подданных не подвергаться репрессиям и опалам без вины.

Утвердившиеся вновь и доминирующие самодержавно-крепостнические элементы общественного бытия причудливо переплетались с земскими тенденциями, а растущий гнёт государства сталкивался в XVII веке с мощными народными бунтами. Подобным образом антикатолические и антипольские ксенофобско-националистические настроения и компенсаторное чувство «богоизбранности» «третьего Рима» причудливо сочетались с усиливающейся (хотя и неосознанной) реальной отсталостью Московии и её зависимостью от протестантских стран Европы и растущей потребностью в модернизации. Впрочем, и само Смутное время знало немало причудливых и кратковременных альянсов и коалиций, когда бояре обращались за помощью к «литовским людям» или к шведам, а дворяне соединялись в одной армии с казаками и своими же беглыми холопами.

В ходе Смутного времени были поставлены во весь рост кардинальные вопросы всей общественной жизни: об организации власти (с решениями в спектре: от казацкой вольницы до дикого деспотического самодержавия), о крепостном праве, о внешнеполитической ориентации Московии и её месте в мире, о самом существовании Московской Руси и православной веры… Ответы, данные на них, в конце концов, не отличались ни новизной, на прогрессивностью. Восстановить старые порядки времён Ивана Грозного, отгородиться от всего мира непроходимой стеной – таков был печальный итог Смуты.

В.Б. Кобрин горько констатирует: «Издержки успокоения были велики. Наступила стабильная, но чисто традиционная жизнь. Многим из тех, кого взбаламутил вихрь бурных событий, динамизм перемен, частое общение с иностранцами, было душно… Сколько таких разочарованных, спившихся талантов, вынужденных конформистов нудно тянуло служебную лямку и печально вспоминало бурную молодость… Укрепилось крепостное право, окончательно зафиксированное в Уложении 1649 г. Только страшные и жестокие бунты – городские восстания, разинские походы напоминали о той высокой цене, которую платит народ за успокоение». Страна вступила в новый громадный трёхвековой исторический цикл: рухнувшее было в небытие Московское государство, стремительно восстанавливая свою бесчеловечную мощь и деспотизм, двигалось к новому витку наступления на общество в Петербургской Империи и, как следствие, – к новой, ещё более грандиозной, неизбежной Смуте начала XX века.

5.3. Московское царство первых Романовых (1618–1689)

XVII век – если рассматривать его не формально-хронологически, а как эпоху в русской истории – начался с «задержкой», после Смуты в 1618 году и закончился немного раньше времени – в 1689 году, фактическим воцарением на Московском престоле Петра I. Начавшись с потрясений Смуты и закончившись потрясениями петровских реформ, наполненный бесконечными восстаниями и расколом церкви и общества, XVII век оказался исключительно драматичной, парадоксальной, неуравновешенной и бурной эпохой.

Фантастически стремительный рост территорий Московского царства, завоевание новых земель, колонизация Сибири и захват Украины, создание огромной державы на пол-Евразии и – обвальное нарастание экономической и технологической отсталости Московии, её фактической зависимости от Европы.

Превращение Руси в самую обширную страну мира, военную сверхдержаву Восточной Европы и, одновременно, – её окончательное превращение в деспотическую и рабскую страну, поставляющую на Запад сырьё и продовольствие и вывозящую оттуда специалистов и товары, оплачивающую своим крепостным правом европейскую буржуазную индустриализацию.

Стремление власти к всемерному «устроению» государства, преодолению последствий Смуты, упорядочению сословий, законов, армии, земельных пожалований, статусов должностных лиц и функций различных учреждений, инстинктивное консервативное желание самодержавия вернуться к прошлому (эпохе Ивана IV) и – осознание правителями необходимости перемен, реформ (военных, государственных, церковных), обновления жизни, нарастающее социальное напряжение, непрерывная череда восстаний.